*** Yeats. Collected Poetry. P. 212. Йейтс У. Б. Избранное / Пер. Гр. Кружкова. М.: Радуга. С. 226—227.
Йейтс ставит себя в ту точку, где насилие перемен бесспорно, но где его плоды, закономерные и неизбежные, далеко не всегда оправданы. Его величайшая тема, в поэзии сильнее всего проявившаяся в «Башне» (1918), в том, как примирить неизбежное насилие колониального конфликта с повседневной политикой текущей национальной борьбы, а также как согласовать силу различных вовлеченных в конфликт партий с дискурсом разума, убеждения, организации и с требованиями поэзии. Пророческая позиция Йейтса, что в какой-то момент одного насилия окажется недостаточно и в игру должны будут вступить стратегии политики и разума — это, на мой взгляд, первое важное заявление в контексте деколонизации о необходимости сбалансировать насилие с неотложным политическим и организационным процессом. Утверждение Фанона о том, что освобождение с захватом власти не завершается (хотя «даже мудрейшие мужи приходят в возбуждение от некоторого рода насилия»*) появляется почти на полвека позже. Симптоматично, что ни Йейтс, ни Фанон не дают каких бы то ни было рецептов на период после деколонизации, когда новый политический порядок достигает моральной гегемонии.
Удивительно то, что проблема ирландского освобождения не только имеет более длительную историю, нежели все прочие сопоставимые виды борьбы, но зачастую вообще не считается вопросом имперским или националистическим. Напротив, ее объявляют своего рода отклонением среди британских доминионов. Однако факты упорно говорят о другом. Еще начиная со Спенсеровского договора об Ирландии 1596 года, вся традиция британской и европейской мысли считала ирландцев отдельной и низшей расой, неисправимо варварской, зачастую
* Ibid. Р. 342. Там же.
даже преступной и примитивной. Ирландский национализм на протяжении по крайней мере двух последних столетий был отмечен кровопролитной борьбой, затрагивая земельный вопрос, церковь, природу партий и лидеров. Но в движении доминирует пытка вернуть себе контроль над землей там, где, по выражению одной из прокламаций 1916 года об образовании Ирландской республики, «право народа Ирландии владеть Ирландией и всецело определять судьбы ирландцев является суверенным и неотчуждаемым».*
Нельзя отделять Йейтса от подобных исканий. Помимо своего удивительного гения, он также, как выразился Томас Фленеган, внес вклад «с ирландской спецификой и только ему присущей могучей и неотразимой манерой в тот процесс одновременно абстрагирования и реификации, что наперекор ло-гике составляет самую суть национализма». В этот процесс внесли свою лепту и поколения менее именитых писателей, выражая идентичность ирландцев в ее связи с землей, кельтскими истоками, ширящимся националистическим опытом его вождей (Вольф Тон, Конноли, Митчелл, Исаак Батт, О'Коннел, Объединенные ирландцы, движение за Гомруль и т. д.) и сугубо национальной литерату-рои. Литературным национализм ретроспективно также насчитывает большое число предшественников: Томас Мур, ранние историки литературы, такие как Аббе Макгеогеан и Сэмуэль Фергюсон, Джеймс Кларенс Манган, Оранжевое молодежное ирландское движение, Стендиш О'Грейди (Abbe
* Цит. по: Hachey and McCaffrey. Perspectives on Irish
Nationalism. P. 117.
** Ibid. P. 106.
*** Lloyd David. Nationalism and Minor Literature: James Clarence Mangan and the Emergence of Irish Cultural Nationalism. Berkeley: University of California Press, 1987.
McGeoghehan and Samuel Ferguson, James Clarence Mangan, the Orange-Young Ireland movement, Standish O'Grady). В поэтическом, драматическом и научном творчестве сегодняшнее сообщество Филд Дей Компани (Field Day Company) (Симус Хини, Брайан Фриль, Симус Дин, Том Паулин) и историков литературы вроде Деклана Киверда и У. Дж. Маккормика, это «возрождение» ирландского национального опыта блестяще воспроизводит и поднимает националистическое приключение к новым формам словесного выражения».*
Главные темы Йейтса звучат и в раннем творчестве, и в более поздних литературных работах: проблема союза между знанием и властью, проблема понимания насилия. Интересно, что они в различных контекстах звучат также в работах Грамши приблизительно того же периода. В колониальной ситуации Ирландии, как утверждает Блэкмер, Йейтсу лучше других удавалось ставить этот вопрос про-вокативно, используя поэзию как инструмент беспокойства.** Он идет дальше в таких своих поэмах, как «Среди школьников», «Башня», «Молитва за мою дочь», «Под Бен Бульбен» и «Парад-алле» («Among School Children», «The Tower», «A Prayer for My Daughter», «Under Ben Bulben» и «The Circus Animals Desertion»), Это, конечно, поэмы генеалогии и рекапитуляции: вновь и вновь воспроизводя историю своей жизни от националистического смятения в ранние годы до статуса сенатора, прогуливающегося по классной комнате и обдумывающего, какую
* Подборку некоторых из такого рода работ см.: Ireland's Field Day. London: Hutchinson, 1985. Эта подборка включает в себя работы: Paulin, Heaney, Deane, Kearney, and Kiberd. Cm. также: McCormack W. J. The Battle of the Books. Gigginstown, Ireland: Lilliput Press, 1986.
** Blackmur R. P. A Primer of Ignorance / Ed. Joseph Frank. New York: Harcourt, Brace & World, 1967. P. 21—37.
роль Леда сыграла в их прошлом, любящего отца, размышляющего о своем ребенке, старого артиста, пытающегося обрести спокойствие, или, наконец, ремесленника из незапамятных времен, переживающего утрату сил, Йейтс поэтически реконструирует собственную жизнь как эпитому жизни нации.
Эти поэмы опрокидывают весь редуктивный и клеветнический образ ирландских реалий, заменяя аисторические эпитеты вроде «пожирателей картофеля», «жителей болот» или «обитателей лачуг», что согласно книге Джозефа Леерсена «Mere Irish and Fior-Ghaeh было судьбой ирландцев в глазах английских писателей на протяжении целых восьми столетий.* Поэзия Йейтса соединяет народ с его историей, действуя при этом более безапелляционно, чем отец, «улыбчивый 60-летний общественный деятель»,130 или чем сын и муж. Поэт считает, что нарратив и плотность личного опыта равносильны опыту его народа. Отсылка в завершающих строфах «Среди школьников» предполагает, что Йейтс напоминает своей аудитории, что история и нация неразделимы, как танцор и его танец.
Драма Йейтса в восстановлении попранной истории и воссоединения ее с нацией удачно отражена в описании Фаноном той ситуацйи, с которой Йейтсу пришлось бороться: «Колониализм не удовлетворяется тем, что просто держит народ в повиновении и опустошает мозги туземцев от всякой формы и содержания. При помощи своего рода извращенной логики он обращается к прошлому народа и искажает, уродует и разрушает его».** Йейтс поднимается от уровня личного и народного опыта до уровня на-
* Leerssen Joseph. Mere Irish and Fior-Ghael: Studies in the Idea of Irish Nationality, Its Development, and Literary Expression Prior to the Nineteenth Century. Amsterdam and Philadelphia: Benjamins, 1986.
** Fanon. Wretched of the Earth. P. 210.
ционального архетипа, не теряя при этом непосредственности первого и статей последнего. И его безошибочный выбор генеалогических мифов и персонажей говорит о другом аспекте колониализма, как его описывает Фанон — способности отделять индивида от его инстинктивной жизни, разрывать порождающие черты национальной идентичности.
Поэтому на бессознательном уровне колониализм стремится стать для туземцев не нежно любящей матерью, которая защищает свое дитя от враждебной среды, но, скорее, такой матерью, которая удерживает своего глубоко порочного отпрыска от самоубийства или от потакания дурным наклонностям. Колониальная мать защищает свое дитя от него самого, от его эго и психологии, его биологии, его собственного несчастья, которые составляют самую его суть.
В такой ситуации притязания туземного интеллектуала [и поэта] — вовсе не роскошь, а необходимый момент всякой сколько-нибудь последовательной программы. Туземный интеллектуал, который берет в руки оружие, чтобы защищать легитимность своей нации, который предстает обнаженным, чтобы изучать историю своего тела, просто обязан рассечь сердце своего народа.*
Не удивительно, что Йейтс наставляет ирландских поэтов
Презирать тот вид, что ныне взрослеет, Лишенные формы от башмаков до макушки, Беспамятны их сердца и головы,
Плебейский плод постели грязной. 131
То, что в итоге Йейтс стал создавать не индивидов, а типы, которые, согласно Блэкмуру, «не в со-
* Ibid. Р. 214.
** Yeats. Collected Poetry. P. 343.
стоянии вполне преодолеть абстракции, от которых произошли»,* верно, поскольку Блэкмур по своему обыкновению игнорирует программу деколонизации и исторический фон покорения Ирландии. Его интерпретации довольно искусны, хотя и аисто-ричны. Если учитывать колониальные реалии, то появляются интуиция и опыт, а не только «аллего-
V/ **
рические симулякры вперемешку с действием».
У Йейтса полная система циклов (cycles, pernes and gyres) представляется важной только в том случае, если она символизирует попытки овладеть далекой, но все же упорядоченной реальностью как убежищем от неистовства непосредственного опыта. Когда в стихах о Византии он желает попасть в «вечности силок», потребность получить передышку от века и от того, что позднее он назовет «барахтаньем мухи в повидле», лишь еще заметнее. В противном случае трудно не заметить в большей части его поэзии тот разрушительный свифтовский гнев, который гений Йейтса использовал, чтобы избыть бремя бедствий колониальной Ирландии. Действительно, внезапно, на полуслове он обрывает мечты о полном политическом освобождении, но оставляет нам важные международные достижения в области культурной деколонизации.