* North-South. A Programme for Survival. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1980. Более суровую и, вероятно, более правдивую версию той же ситуации см.: Sivananden A. New Circuits of Imperialism // Race and Class. April-June 1989. Vol. 30, N 4. P. 1—19.
** Payer Cheryl. The Debt Trap: The IMF and the Third World. New York: Monthly Review, 1974.
***North-South. P. 275.
лансированности тона и молчаливой картине ничем не ограниченной алчности, жадности и имморально-сти Севера. Но каким образом можно осуществить эти изменения? От послевоенного деления всех наций на три «мира» — согласно удачной формуле французского журналиста — по большей части уже отказались.* Вилли Брандт со товарищи неявно признал, что ООН, в принципе превосходная организация, не отвечает более бесчисленным региональным и глобальным конфликтам, разворачивающимся со все возрастающей частотой. За исключением деятельности небольших групп (например, проекта Моделей мирового порядка), глобальное мышление склонно воспроизводить сверхдержавы, холодную войну, региональные, идеологические и этнические споры прежних времен, что в ядерную и постъядерную эру даже еще более опасно, как это показала трагедия Югославии. Влиятельные страны имеют гораздо больше шансов стать еще более могущественными и богатыми, а слабые — еще более слабыми и бедными. Этот разрыв становится более важным, чем прежнее различие между социалистическими и капиталистическими режимами, по крайней мере, в Европе.
В 1982 году Ноам Хомский пришел к выводу, что на протяжении 1980-х
конфликт «Север—Юг» не ослабеет, и придется изобретать новые формы господства, дабы обеспечить привилегированным сегментам западного индустриального общества сохранение контроля над мировыми ресурсами, человеческими и материальными, и
* Весьма полезную историю мировых классификаций см.: Pietsch Carl Е. The Three Worlds, or the Division of Social Scientific Labor, circa 1950—1975 // Comparative Studies in Society and History 23. October 1981. P. 565—590. См. также ставшую классической работу: Worlsley Peter. The Third World. Chicago: University of Chicago Press, 1964.
непропорциональным образом распределять полученные в результате такого контроля блага. А потому неудивительно, что возрождение идеологии в США находит отклик повсюду в индустриально развитом мире... Но абсолютным условием для западной системы идеологии является то, что существует глубочайшая пропасть между цивилизованным Западом с его традиционной приверженностью достоинству человека, свободе и самоуправлению и варварской жестокостью тех, кто по определенным причинам — возможно, из-за дефектных генов — неспособен оценить глубину этой исторической приверженности, что с такой наглядностью показали, например, азиатские войны Америки.
Переход Хомского от дилеммы Север—Юг к американскому и западному господству представляется мне в целом корректным, хотя снижение экономической мощи Америки, урбанистический, экономический и культурный кризис в США, доминирующее влияние государств Тихоокеанского кольца, сумятица многополярного мира приглушили остроту рейгановского периода. Во-первых, это подчеркивает преемственность идеологической потребности консолидировать и оправдать господство в терминах культуры, чем Запад занимался, начиная с XIX столетия и даже раньше. Во-вторых, это непосредственно затрагивает тему, основанную на неоднократных прогнозах и теоретизировании американских властей, звучавших зачастую весьма тревожно и потому преувеличенным образом, что мы живем сегодня в период господства Америки.
Исследования последнего десятилетия основных персоналий середины XX века иллюстрирует, что я имею в виду. Работа Рональда Стила «Уолтер Липп-
* Chomsky Noam. Towards a New Cold War: Essays on the Current Crisis and How We Got There. New York: Pantheon, 1982. P. 84—85.
манн и век Америки» представляет характерный для такого господства образ мышления, как он воплотился в карьере самого знаменитого американского журналиста своего века — журналиста, обладавшего самыми большими престижем и властью. Исключительность карьеры Липпманна, как это явствует из книги Стила, вовсе не в том, что тот был уж как-то по-особому корректен или проницателен в своих сообщениях и прогнозах по поводу мировых событий (скорее, нет), но в том, что, занимая «инсайдерскую» позицию (его термин), он ничтоже сумняшеся утверждал глобальное доминирование Америки, за исключением Вьетнама, и что он видел себя как пандита (ученого мужа), помогающего соотечественникам «приспособиться к реальности», — к реальности, не имеющей себе равных в мире мощи Америки, которую он делает более приемлемой, подчеркивая ее моральность, реализм, альтруизм с «поразительным мастерством и не уводя публику слишком далеко от сути общественного мнения».*
Аналогичный взгляд, пусть и иначе выраженный, как более строгое и элитарное понимание глобальной роли Америки, можно найти в деятельности Джорджа Кеннана. Автор политики сдерживания, которая определяла официальное мышление большую часть периода холодной войны, Кеннан был уверен, что его страна является хранителем западной цивилизации. Для него такая судьба в не-евро-пейском мире означала, что не стоит тратить силы на то, чтобы сделать США более популярными (он пренебрежительно называл это «ротарианским идеализмом»149), но, скорее, надо полагаться на «концепты непосредственной силы». И поскольку
* Steel Ronald. Walter Lippmann and the American Century. Boston: Little, Brown, 1980. P. 496.
ни один из прежде колонизированных народов или государств не обладал необходимыми средствами, чтобы бросить США военный или экономический вызов, он призывал к сдерживанию. Однако в меморандуме, подготовленном в 1948 году для Управления по планированию политики, он одобрял реколонизацию Африки, а в своих статьях 1971 года — апартеид (но, конечно, не его издержки), хотя при этом не поддерживал американскую интервенцию во Вьетнаме и в целом «чисто американский способ [построения] неофициальной имперской системы».* Для него не было сомнений в том, что Европа и Америка предназначены судьбой, чтобы направлять мир, — взгляд, который заставил его считать свою собственную страну своего рода «подростком», готовящимся занять место, которое некогда занимала Британская империя.
Послевоенную политику Соединенных Штатов формировали другие силы помимо Липпманна и Кеннана. Оба они одиночки, не слишком довольные массовым обществом, в котором жили, ненавидели шовинизм и грубые формы агрессивного американизма. Они понимали, что изоляционизм, интервенционизм и антиколониализм, фритредерский империализм связаны с внутренними характеристиками американской политической жизни, описанными Ричардом Хофстадтером как «антиинтеллек-туальные» и «параноидальные» — в этом причина непоследовательности, сближений и отходов внешней политики перед концом Второй мировой войны. Однако идея лидерства Америки и ее исключительности никогда не исчезала. Вне зависимости от того, что делают Соединенные Штаты, эти авторитетные специалисты не хотели бы видеть США имперской
*См.: Stephanson Anders. Kennan and the Art of Foreign Policy. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1989. P. 167, 173.
державой, такой как те, которым она наследовала, предпочитая в качестве обоснования для своих действий тезис о «мировой ответственности». Первоначальные обоснования — доктрина Монро, Божий промысел150 и тому подобное — ведут к «мировой ответственности», что в полной мере соответствует росту в США глобальных интересов после Второй мировой войны и представлениям об их исключительной мощи, из чего исходили внешняя политика США и интеллектуальная элита.
Во вполне убедительном исследовании нанесенного всем этим вреда, Ричард Барнет отмечает, что военные интервенции США в третьем мире происходили ежегодно в период между 1945 и 1967 годами (когда он уже просто перестал считать). С того времени США сохраняли впечатляющую активность, в особенности в ходе Войны в Заливе в 1991 году, когда 650 000 солдат были отправлены, чтобы остановить вторжение Ирака на территорию союзника США. Такие интервенции, говорит Барнет в книге «Корни войны», обладали «всеми признаками мощного имперского кредо...: чувством миссии, исторической необходимостью и евангелическим рвением». Он продолжает:
Имперское кредо основывается на теории законотворчества. Согласно жестким глобалистам, таким как [Линдон Бейнс] Джонсон, и мягким глобалистам, как Никсон, цель внешней политики США состоит в том, чтобы все более подчинять мир диктатуре закона. При этом именно США должны «организовать мир», используя слова государственного секретаря Раска (Rusk). США устанавливают «международный интерес» тем, что определяют основные нормы экономического развития и развертывания вооруженных сил по всей планете. Таким образом, США устанавливают правила и для Советского Союза на Кубе, для бразильцев в Бразилии, и для вьетнамцев во Вьетнаме. Политика холодной войны выражается в ряде директив по поводу таких экстерриториальных вопросов, как может ли Британия торговать с Кубой или может ли во главе правительства Британской Гвианы стоять зубной врач-марксист. Определение ранней Римской империи, данное Цицероном, весьма похоже на это. Империя — это сфера, над которой Рим осуществлял легальное право принуждать к закону. Сегодняшняя Америка сама себя назначила на эту роль, и ее закон правит повсюду в мире, включая Советский Союз и Китай, над территорией которого правительство США считает себя вправе осуществлять полеты военных самолетов. США, обладающие непревзойденным богатством и уникальной историей, стоят над международной системой, а не внутри нее. Первые среди всех прочих наций, они всегда стоят на страже Закона.
Хотя эти слова и были опубликованы в 1972 году, они еще точнее описывают позицию США во время вторжения в Панаму или в ходе Войны в Заливе. Это страна, которая продолжает пытаться диктовать свои взгляды на право и на мир всему остальному миру. Самое удивительное даже не в том, что такие попытки существуют, а в том, что существуют при консенсусе, чуть ли не полном единодушии общественной сферы, выстроенной как своего рода культурное пространство, призванное представлять и разъяснять это. Если наступает серьезный внутренний кризис (как это было в течение года или около того после Войны в Заливе), подобного рода моралистический триумфализм слегка придерживают или оставляют в сторону. Но пока все это в силе, СМИ играют исключ