Конкретное наполнение мифа менялось с течением времени, по мере изменения ситуации и в Японии, и в России. В начале XX века произошло повальное увлечение японским искусством и разными предметами японского быта, как-то веерами, ширмами, фарфором, что привело к появлению художественного течения под названием «Японизм». В советское время скоростные поезда, транзисторы и магнитофоны воспринимались как экзотика в силу убогости нашей собственной жизни. В 90-е гг. начался новый взрыв интереса и к традиционной и к современной японской культуре, на сей раз поддержанный японским правительством в качестве одного из главных направлений культурной дипломатии страны.
Особенно наглядно видно как происходит мифологизация Японии в России на примере увлечения российской молодежи японскими анимэ и манга. Распад Советского Союза привел к социальной дезориентации многих групп населения России, но особенно больно «ударил» по молодежи. Чувствуя себя дискомфортно в новой действительности, пронизанной погоней за прибылью и связанными с этим преступлениями и насилием, многие нашли спасительную для себя нишу в фантастическом мире японских анимэ и манга. При этом японская поп-культура привлекла российскую молодежь в первую очередь потому, что она удачно выражала такие же тревоги и страхи, испытываемые их сверстниками в Японии, и делала это через новые, неизвестные доселе художественные формы. Показательно, что путь к японской поп-культуре шел не через предшествующий интерес к Японии. Будущие отаку узнали о ней из общего потока информации, поступающей через Интернет, активными потребителями которого они являлись. Теперь большинство из них, как правило, интересуется Японией, считая ее «страной, где реализуется мечта». Но это, скорее, вымышленная и экзотичная Япония, существующая в их воображении. Популярность манга и анимэ мало способствует знакомству с реальностями страны, и получается, что экзотизация – тупиковый путь для познания.
Бывали, конечно, исключения и в отношении русских к Японии. Так, если во времена Русско-японской войны изображения тщедушных самураев на лубках не смогли мобилизовать русский народ на войну с врагом, находившимся в неведомом и далеком крае, то в 1930-е годы те же самураи уже прочно вошли в советский фольклор с полупрезрительной окраской – коварны, мол, они и жестоки, но будут нами биты. Сейчас меняющиеся реалии российской жизни наполнили этот образ новым содержанием; он ассоциируется скорее с чувством долга и высокими моральными обязательствами, свойственными военному сословию Японии. В них видится антитеза дикому российскому капитализму, который в сознании многих связан с мафией и преступлениями.
Все же устойчивая тенденция к экзотизации Японии в России «перевешивала» на протяжении большей части истории отношений между странами. Является она следствием не столько целенаправленных усилий японского правительства, сколько потребностью россиян в противопоставлении российской действительности некоего идеального общества. Можно сказать, что образ Японии – это одна из утопий, на которые так падко российское общественное сознание. Однако, вероятно, что при более близком знакомстве с японской реальностью любители «японского мифа» почувствуют разочарование или раздражение. Регламентированность и порядок в японском обществе, сдержанность и закрытость японцев в принципе не по нутру русским. Вместе с тем как показали опросы общественного мнения, проведенные в Петербурге и Владивостоке в 2004–2005 гг., то есть когда в России стали наблюдаться изменения жизни в лучшую сторону, восторженное отношение к Японии пошло на убыль. Теперь она воспринимается более прагматично – в плане экономической выгоды или технико-экономических удобств, которые сулит России развитие связей с дальневосточным соседом.
М. А. Корюкаева, Н. Е. Корюкаева. Взаимодействия русского и индийского менталитета в культурном пространстве на рубеже XIX–XX вв
В последние десятилетия XIX – начале XX вв. на передний план русско-индийских культурных связей наряду с наукой все более активно выдвигалась сфера художественной культуры. Особую роль в ознакомлении россиян с Индией сыграли русские художники А. Д. Салтыков (1806–1859) и В. В. Верещагин (1842–1904), посетившие Южноазиатский субконтинент. Их путевые зарисовки и картины открыли отечественному зрителю панораму жизни народов Индостана, но наряду с этим русские живописцы популяризировали российскую культуру в Индии. Бомбейская газета «Таймс оф Индиа», сообщая 14 января 1904 г. о трагической гибели В. В. Верещагина, напечатала статью «Благородный русский», в которой подчеркивалось, что Верещагин, подобно Толстому и Чехову, является самым популярным в Индии представителем русской культуры (Салтыков 1855: 176).
В. В. Верещагин вместе с супругой дважды посетил Индию: в 1874 1876 и 1882–1883 гг. Результатом этих путешествий явились 150 этюдов и зарисовок художника. На их основе он создал 36 картин, составивших знаменитую «индийскую серию» (О В. В. Верещагине см.: Верещагин 1883, 1894, 2001, 1981, 1982, 2001; Коничев 1956; Лебедев 1992). Главным ее содержанием являлась история «заграбастания Индии англичанами» (слова Верещагина). Все творения «индийской серии» представляли своеобразный жанр – историческое повествование, документированное с помощью кисти и красок.
Вершиной «индийской серии» Верещагина по праву считается полотно «Английская казнь в Индии», сюжет которой был связан с восстанием секты намдхари в Пенджабе. Это восстание произошло незадолго до первого посещения страны художником, и В. В. Верещагин имел возможность узнать непосредственно от очевидцев о жестокой расправе англичан с индийскими патриотами. В картине особенно ярко воплотилось свойственное Верещагину обостренное видение трагической участи угнетенных народов Индии, горячее сочувствие художника их ненависти к колонизаторам.
«Индийская серия» вызвала международный резонанс: составив содержание специальных выставок в Париже и ряде других городов Западной Европы и Северной Америки, она всюду пользовалась неизменным успехом. Ги де Мопассан в статье, посвященной выставке «индийской серии» в Париже, называл Верещагина историком, географом, глубоким философом (Верещагин 1982). В. В. Стасов в искусствоведческой оценке картин Верещагина передавал мысли и чувства, вызванные у российской общественности «индийской серией»: «…зачем нужно было, чтобы лучшие уголки земли, чтобы все красоты мира были исполосованы насилием точащего зубы купца и заклеймены хищничеством бездушного чиновника?» (Стасов 1911: 332).
Особую политическую актуальность «Английская казнь в Индии» обрела в начале XX в., когда в Южной Азии развернулось массовое национально-освободительное движение, и колониальные власти прибегли к жестоким репрессиям. Газета индийских политических эмигрантов в Северной Америке «Фри Хиндустан» в одном из номеров поместила на первой странице под заголовком «Индийские мученики, жертвы британской жестокости» репродукцию картины, указав, что ее автором является великий русский художник Верещагин. Далее следовал рассказ о героизме активистов национально-освободительного движения, их презрении к смерти, призыв к усилению борьбы за независимость (The Free Hindustan 1909: 1). Выдающийся русский живописец своими полотнами сообщал «цивилизованному» миру о позиции России, отвергающей бесчеловечный образ колониального управления Индией. Именно Бенгалия, лидировавшая в борьбе Индии за независимость с 1870-х гг., стремилась к установлению культурных связей с Россией как великой державой, противостоящей Великобритании в Азии. В Бенгалии развернулись процессы складывания индийской нации и единой индийской национальной культуры, и этим объяснялся тот живой интерес к культуре многонациональной России, который питали бенгальские интеллектуалы. В журналах «Бенгали», «Бхарати», «Восток» публиковались статьи о русской литературе.
История знакомства бенгальцев с русской словесностью началась в 1870 г., когда на бенгальском языке (в переводе с английского) в Калькутте был издан сборник басен Крылова. Переводчик и автор предисловия Мудхушудон Чаттопаддхьяя проявил большую осведомленность о великом русском баснописце, его творчестве и популярности у себя на родине. М. Чаттопаддхьяя также информировал читателей о том, что в России был издавна велик интерес не только к жанру басни, но и к творчеству индийских баснописцев.
Позднее, в 1888 г. Гопал Мукхопадхай перевел на бенгальский язык книгу британского русоведа Маккензи Уоллеса «Россия», в которой значительное внимание уделялось русской литературе. В этот же период в бенгальской периодике, посвященной вопросам культуры, начали публиковаться серии литературоведческих статей о И. С. Тургеневе и Ф. М. Достоевском.
Большие заслуги в распространении знаний о России, в первую очередь о ее художественной литературе, принадлежали индийскому филологу Нишиканто (Short Life 1902), который в 1879–1881 гг. проживал в Санкт-Петербурге и в качестве стипендиата Министерства народного просвещения был причислен к университету, где одновременно изучал русский язык и преподавал бенгальский. Своими впечатлениями о России он делился с читателями журнала «Восток», выходившего на его родине в Бенгалии, в г. Дакка.
Нишиканто писал, что Россия и Индия имеют много общего – обе страны являются полиэтническими, причем каждый народ России имеет свою собственную культуру и продолжает сохранять её. Простые русские люди, отмечал он, похожи на индийцев: такие же искренние, великодушные и гостеприимные, чрезвычайно отзывчивые и эмоциональные. Для таких оценок у Нишиканто были все основания: он активно контактировал с россиянами и часто гостил в семьях, принадлежавших различным социальным слоям.
В современных трудах по бенгальской историографии Нишиканто упоминается как первопроходец в ознакомлении Индии с русской литературой и языком. Его статьи были весьма разнообразны по содержанию. В одной из них повествуется, например, о русском фольклоре, излагаются сюжеты былин о Микуле Селяниновиче и Илье Муромце.
Нишиканто знакомил своих читателей и с русской художественной литературой: творчеством М. В. Ломоносова, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина. Индийскому исследователю была понятна роль пушкинского языка в становлении новой эпохи в русской литературе и национальной культуре. Нишиканто делал систематические обзоры творчества русских писателей, особенно выделяя романы И. С. Тургенева.
Научные связи Нишиканто развивались, в основном, с отечественными индианистами. С глубоким уважением он относился к И. П. Минаеву как к исследователю буддийских письменных памятников и знатоку Индии того времени. Об этом свидетельствует письмо Нишиканто к нему от 6 февраля 1879 г.: «Вы – специалист по буддизму. Я мог бы многому научиться у Вас «…» С другой стороны, может быть, я мог бы быть полезен Вам в некоторых других отношениях «…» вопреки различиям в политических взглядах, религии, философии между нами должно быть установлено как можно более тесное сотрудничество» (ЦГАЛИ 1696: 24–25).
Нишиканто организовал для Минаева подписку на газеты «Хинду патриот» и «Амрита базар патрика» и способствовал пересылке индийской прессы в библиотеку Санкт-Петербургского университета.
В первые годы XX в. на страницах индийских периодических изданий участились публикации статей о творчестве И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова, Максима Горького, появились переводы отрывков из их сочинений. Несколько позднее, в 1915 г. журнал «Бхарати» опубликовал очерк о жизни и мировоззрении Достоевского и ряд статей о творчестве Леонида Андреева.
Повышению интереса в России к архитектуре и художественной культуре Индии способствовали научные, научно-популярные и иные издания, систематически помещавшие соответствующие статьи, обзоры, рецензии, а также включение разделов, посвященных Индии, в обобщающие труды по истории изобразительного искусства. Материалы об Индии печатались в «Записках Восточного отделения Русского археологического общества», «Журнале Министерства народного просвещения», «Известиях Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете», журнале «Художественные новости» и др.
В октябре 1893 г. прошла художественная выставка в Эрмитаже, на которой была широко представлена Индия. Большая заслуга в этом принадлежала индианисту-культурологу С. Ф. Ольденбургу. С 1895 по 1913 г. он опубликовал 14 статей, основанных на индийских источниках и посвященных, главным образом, буддийскому искусству: архитектуре, скульптуре, иконографии.
Накануне Первой мировой войны группа ученых Академии наук – индианисты, этнографы по инициативе С. Ф. Ольденбурга и Ф. И. Щербатского выступили с предложением о сооружении в Санкт-Петербурге буддийского храма, предназначенного для россиян, исповедовавших эту религию (бурят и калмыков). Предусматривалась также перевозка из Бомбея в Санкт-Петербург индусского храма. Тем самым отечественные востоковеды намеревались познакомить русскую общественность с замечательными образцами индийской религиозно-культурной архитектуры. Особенно акцентировалось познавательное, культурно-просветительное значение подобных памятников: показ экспонатов религиозного культа в свете этнографической науки, а также памятников прикладного искусства и художественного ремесла.
Расширению в России знаний о выдающихся достижениях архитектуры, скульптуры, живописной миниатюры в художественной культуре Индии способствовали русские путешественники. Их путевые заметки, мемуары, дневники, статьи, как правило, богато иллюстрировались, что повышало интерес к ним читателей.
Еще большее значение имели картины русских художников, путешествовавших по Индии в последние десятилетия XIX – начале XX вв.: упоминавшегося выше В. В. Верещагина, Н. Н. Каразина, Н. С. Самокиша, В. В. Ватагина, Н. К. Гриценко. Их работы различались по масштабу дарований, художественному мастерству, но всем им были присущи в большей или меньшей мере некоторые общие черты: наряду с изображением величественных памятников индийского зодчества они отражали жизнь современной Индии. Особое внимание уделяли эти русские живописцы людям Индии, вводя в изобразительное искусство новые сюжеты: сцены хозяйственно-трудовой деятельности, этнографические зарисовки. Умели они передать и своеобразную красоту индийской природы.
В рассматриваемый период началась деятельность выдающегося русского художника Н. К. Рериха (1874–1947), сыгравшего впоследствии очень большую роль в развитии русско-индийских культурных контактов (См.: Росов 1998; Рябинин 1997; Короткина 2001; Шапошникова 1998). Он серьезно изучал философию и религии Индии, относясь с громадным уважением к духовной жизни народа. Как явствует из дневника Н. К. Рериха, относящегося к 1913 г., он призывал Академию наук изучать Индию и двигаться при этом не по пути «отшельника-ученого, летописца для будущих веков», а изыскивать народные сокровища, следуя путем «повествователя на пользу и сведение всем» (Рерих 1976: 59).
Во второй половине XIX в. русско-индийские контакты возникли и в области музыкальной культуры. В ряде журналов («Пантеон» и др.) и в изданиях по проблемам музыкального искусства появлялись сообщения и краткие обзоры, освещавшие историю развития музыки в Индии, ее древние традиции, теорию, лады, эстетику, фольклор.
Одновременно в Индию проникали сведения о русской музыкальной культуре. Между ведущими центрами музыкальной жизни обеих стран – Санкт-Петербургом и Калькуттой – начали протягиваться линии прямой связи. Архивные источники дают основание полагать, что их зарождению способствовала деятельность И. П. Минаева во время его пребывания в Индии, а именно – личное знакомство с крупнейшим бенгальским музыковедом и музыкальным критиком Сурендро Моханом Тагором. Подтверждением тому является монография С. М. Тагора «Мриданга Манджори», присланная Минаеву с дарственной подписью автора. Она хранится ныне в Восточном отделе библиотеки Санкт-Петербургского государственного университета.
С. М. Тагор – один из представителей рода Тагоров, пользовавшийся большой известностью в литературном и артистическом мире Индии (Люстерник 1976: 59). Он был выдающимся исследователем индийской музыкальной культуры, основоположником национального музыковедения. Вклад С. М. Тагора в изучение истории индийской музыки получил международное признание – ученый имел степень почетного доктора Оксфордского, Филадельфийского, Утрехтского университетов.
Из воспоминаний сына С. М. Тагора известно, что он восхищался величием русской музыки, причислял ее к одной из лучших в мире. Индийский музыковед стремился укреплять культурные связи с российской музыкальной общественностью, высылая книги по музыке Индии Русскому музыкальному обществу и Санкт-Петербургской консерватории. В лице отечественного музыкального критика В. В. Стасова индийский музыковед нашел активного единомышленника. В. В. Стасов, неутомимый поборник русско-индийских дружественных контактов, в том числе и музыкальных, содействовал регулярной переписке между музыкальными центрами Санкт-Петербурга с С. М. Тагором.
Благодаря развитию этого направления русско-индийских культурных связей отечественная музыкальная культура сделала шаг в области южноазиатской мелодики: музыкальные образы Индии появились в творчестве крупнейших русских композиторов. Примерами этому служит ария индийского гостя в опере Н. А. Римского-Корсакова «Садко», симфоническое произведение А. Г. Рубинштейна «Танец кашмирских невест». Особенный интерес в этом аспекте представляет опера А. С. Аренского «Наль и Дамаянти» (по мотивам одного из сюжетов эпоса «Махабхарата»). Автором ее либретто выступил П. И. Чайковский, а художественное оформление принадлежало К. А. Коровину. Участие этих ярких деятелей русской культуры в работе над оперой свидетельствовало о глубоком интересе российской творческой интеллигенции к Индии. Впервые опера «Наль и Дамаянти» прозвучала в 1903 г. в концертном исполнении в Павловском курзале. Годом позже вся опера в декорациях была поставлена в Большом театре (Теляковский 1965: 142).
Связи, установленные С. М. Тагором в 1870–1880 гг., развивал его сын Радж Кумар Шиама Тагор. Накануне Первой мировой войны он передал русскому генеральному консулу в Калькутте объемную посылку для передачи Русскому музыкальному обществу. Этот дар представлял собой полный набор индийских музыкальных инструментов для традиционных оркестров. К посылке была приложена подробная справка-перечень инструментов, краткая характеристика и история каждого из них (НМБ СПбГК, ф. 208: 1–23).
Вице-президент Русского музыкального общества В. Тимирязев и секретарь – известный композитор и дирижер В. Направник обратились в Российскую Академию наук с просьбой создать специальную комиссию для установления культурной ценности и научного значения дарованной коллекции. Компетентная экспертиза высоко оценила вклад Р. К. Ш. Тагора и направила дарителю благодарственное письмо. В настоящее время она находится в экспозиции Санкт-Петербургского государственного музея театра, музыки и кинематографии.
Уникальным по своему мировоззренческому значению стал вклад Л. Н. Толстого в развитие взаимодействия России и Индии. Историк общественной мысли Индии Д. М. Датта отмечал, что реинтерпретация христианства Толстым, утверждение идеи поисков царства Божия в человеческой душе, близки философии веданты (Датта 1959: 22). По мнению Датты, выдвижение Толстым на первый план Нагорной проповеди, с которой Иисус обратился к народу, сообщая и разъясняя ему основные положения христианской нравственности и утверждая неприемлемость насилия, вполне соответствует учению буддистов и джайнов об ахимсе (ненасилии) (Шифман 1971: 52).
Книга Толстого «Царство Божие внутри нас», не только провозглашала принцип непротивления злу насилием, но и содержала сведения о практическом применении этого принципа, характерного для деятельности ряда религиозных объединений в Северной Америке. Таким образом, Л. Н. Толстой прочерчивал всемирный характер идеи ненасилия, особенно рельефно представленной в религиозно-философской культуре Индии, где высоко ценилось влияние прогрессивной мысли России, доносившей до сознания национальной интеллигенции неприятие русскими любых форм угнетения человеческой личности.
В первом десятилетии XX в. известность Л. Н. Толстого в Индии распространялась с неимоверной быстротой, оказывая беспрецедентное по глубине и силе влияние на духовную жизнь страны. Такой интенсивный процесс подготавливался исподволь – в 70–90-е гг. XIX в., в период глубоких общественных изменений в России и подъема освободительного движения в Индии.
Интерес Л. Н. Толстого к Востоку возник еще в юности. Он изучал культуру Индии, опираясь на западноевропейские востоковедные труды по древнеиндийской философии, литературе. Тогда же, в 1870-е гг., проявился его интерес к индийскому фольклору. В 1874 г. в детском издании «Азбука», предпринятом Толстым, он поместил индийские сказки и басни. Такой же раздел в 1874 г. был включен в «Книгу для чтения» (№ 1).
Л. Н. Толстой и его идейный последователь В. Г. Чертков плодотворно сотрудничали с И. Д. Сытиным – главой одного из крупнейших российских книгоиздательств. Издания Сытина доходили до самых отдаленных уголков страны, завоевывая популярность в различных слоях общества. Это особенно относилось к серии «Посредник» – детищу Толстого, в которой нередко публиковались образцы индийского фольклора и популярные работы по вопросам индийской религиозной нравственности. В серии «Посредник» Л. Н. Толстой выступал автором, редактором, переводчиком. Издания Сытина, отличавшиеся невысокой ценой при несомненных художественных достоинствах, проникнутые духом демократизма, сыграли выдающуюся просветительскую роль, способствуя, в частности, распространению знаний о культуре Индии.
В 80-е гг. XIX в. и в последующие десятилетия духовные ценности индийской культуры играли значительную роль в религиозных исканиях Л. Н. Толстого. Он изучал основные религиозные системы Индии: индуизм, буддизм, ислам. Об этом свидетельствуют его научно-популярные и публицистические сочинения, архивные материалы, эпистолярное наследие. Толстой особо подчеркнул свою приверженность основным положениям «Бхагавадгиты» – религиозной поэмы, включенной в эпос «Махабхарата». В письме своему калькуттскому корреспонденту А. М. Сухраварди Л. Н. Толстой не противопоставлял индуизм исламу и сообщал ему, что полученную от него книгу «изречения Магомета» намеревается использовать для второго издания своего альманаха «Круг чтения».
Л. Н. Толстого особенно интересовал буддизм, о чем свидетельствуют его статьи и те материалы по буддизму, которые он помещал в своих изданиях, а также его встречи с И. П. Минаевым. Их знакомство произошло 6 октября 1883 г. в Туле. Учитывая увлеченность Толстого буддийскими идеями, Минаев послал ему в дар экземпляр своей книги, посвященной буддийской религиозной дисциплине (Гусев 1958: 693). Переправляя её адресату, Н. Н. Страхов писал Л. Н. Толстому 6 апреля 1887 г.: «Посылаю Вам «Буддизм» И. П. Минаева, нашего знаменитого санскритолога. Он величайший Ваш почитатель и просит меня переслать Вам книгу» (Переписка 1914).
Л. Н. Толстой интересовался и религиозно-реформаторскими движениями, возникшими в Индии в XIX в., и их лидерами. Так, он изучал проповеди и изречения лидера обновленного движения бхакти Рамакришны Парамахансы (1836–1880), одного из самых ярких представителей бенгальского реформированного вишнуизма. Лев Николаевич хорошо знал такие произведения, как «Махабхарата» и «Рамаяна». Он писал о том, что соглашается с основными идеями «Бхагавад-гиты», старается претворять их в жизнь, отражать в своих книгах и говорить о них окружающим, а также, что «метафизическая религиозная идея Кришны есть вечная всемирная основа всех религий и всех философских систем» (Толстой 1928–1964: 37). В изданиях «На каждый день. Учение о жизни, изложенное в изречениях, взятых у мыслителей разных стран и разных времен» и «Мысли мудрых людей на каждый день», составленные Толстым, были включены материалы о Рамакришне и его афоризмы (Бурба 2000).
Учение Рамакришны, отвергавшее монополию индуистского духовенства (брахманства) на истину и выдвигавшее на первый план идею индивидуального религиозного опыта, было созвучно религиозным идеям Л. Н. Толстого своим гуманизмом, демократизмом, стремлением служить на благо всего человечества. Знакомство великого русского писателя с религиями Индии послужило серьезным стимулом в его морально-этических исканиях и ревизии христианства.
В 1900-е гг. мировоззренческие идеи Л. Н. Толстого стремительно завоевывали сердца и умы индийских интеллектуалов, прежде всего тех из них, кто временно проживал в Англии и имел возможность знакомиться с переводами многих книг русского писателя. В 1898–1902 гг. периодически выходил в свет альманах «Свободное слово», издававшийся В. Г. Чертковым для зарубежных читателей. В нем публиковались отрывки из литературных произведений Толстого, его публицистических выступлений, а также материалы о жизни, деятельности, философских идеях, мировоззрении писателя. Экземпляры этого альманаха привозились и пересылались в Индию из Европы самими индийцами и немедленно становились известны широкой общественности.
На рубеже XIX–XX вв. установились прямые связи Л. Н. Толстого с индийскими общественными деятелями (Архив 1939: 359–399, Гольдберг 1955: 23–37, Шифман 1960: 173–283, Петрова 2003). В 1901 г. возникла переписка Толстого с видным индийским публицистом А. Рамазесханом, издававшим в Мадрасе популярный в то время журнал «Арья». «Вы удивитесь, может быть, – писал он Толстому, – узнав, что Ваше имя известно большинству моих образованных соотечественников, они с большим интересом следят за Вашей жизнью и духовным ростом» (Цит. по: Шифман 1960: 138).
Первая опубликованная на страницах «Арьи» статья Толстого, присланная по просьбе издателя, вызвала живые отклики в местной прессе. В связи с этим Рамазесхан писал Толстому 22 августа 1901 г.: «Поразительно, что человек, столь далекий от нас, чуждый нашим традициям и нашей истории, сумел так верно понять наши настоятельные нужды». В письме от 12 сентября он как бы продолжал: «Выражая чувства большей части индийского народа, я прошу Вас время от времени присылать нам несколько строк и рекомендовать те из Ваших произведений, которые помогут нам яснее увидеть наш путь к той цели, к которой мы стремимся» (Архив Толстого, 1939б; Шифман 1960: 214).
Вскоре Л. Н. Толстой был назван в Индии махатмой, что приравнивало его к индуистским религиозным подвижникам. Баба Премананд Бхарати, последователь Свами Вивекананды – прославленного ученика Рамакришны и издатель журнала «Свет Индии», обратился 27 января 1905 г. к Толстому с письмом, в котором впервые ему адресовался этот религиозный титул. Премананд Бхарати пояснял, что на санскрите слово «махатма» означает «Великая душа». Далее он писал: «И таковой Вы являетесь… Вы единственный подлинно великий человек в этом ослепленном своим могуществом, высокомерном материалистическом Западе. Составляет честь переписываться с Вами» (Архив Толстого 1905: 1–2). К Л. Н. Толстому писал и лидер движения «Свободный Хиндустан» Т. Дас. Из текста письма 1909 г. становится понятным, что именно в творчестве и деятельности Толстого вдохновляло борцов за независимость Индии: «Дорогой сэр, Ваше имя служит в наши дни щитом и оружием для тех, кто трудится на пользу человечества. Ваши произведения, в которых Вы показали жизнь угнетенного русского народа, открыли глаза цивилизованному миру и вызвали глубокую симпатию к нему… Своими публицистическими выступлениями Вы принесли огромное благо России. Мы умоляем, если только у Вас будет время, написать статью и высказать свое мнение о горестном положении Индии» (Архив Толстого 1905: 1–2).
В ответ на просьбу Т. Даса Толстой начал работу над впоследствии знаменитым «Письмом к индусу» (Толстой 1928–1964: 37–55), закончив сочинение через полгода. В течение этого времени Т. Дас присылал Толстому экземпляры своего журнала, книги и другие материалы о политической ситуации в Индии. Он просил великого русского писателя оказать идейную помощь движению «Свободный Хиндустан».
«Письмо к индусу» впервые увидело свет в конце 1908 г. Оно в полной мере отразило как сильные, так и слабые стороны мировоззрения Л. Н. Толстого. Общая гуманистическая направленность этой работы, безусловно, способствовала привлечению внимания мировой общественности к справедливой борьбе индийцев против колонизации. Но советы, которые давались писателем, были по сути своей утопичны. Так, Л. Н. Толстой рекомендовал перестроить мир путем индивидуального нравственного самоусовершенствования, а индийцы нуждались в совершенно ином – во всемерном поощрении активной политической деятельности, в поддержке идеи коллективной борьбы за самоуправление своей страной.
В настоящее время хорошо известны все документы (Об этом: Петрова: 2003), относящиеся к контактам Л. Н. Толстого с великим борцом за независимость Индии М. К. Ганди, их переписка и связанные с ней события. В первом же эпистолярном обращении к Толстому, датированном октябрём 1909 г., будущий духовный вождь национально-освободительного движения, рассказывая о протесте индийских поселенцев в Южной Африке против дискриминации, попросил разрешения опубликовать с некоторыми купюрами «Письмо к индусу». Это свидетельствует, что Ганди еще на раннем этапе своей деятельности осознал важность опоры на авторитет Л. Н. Толстого.
Говоря о тенденции развития русско-индийских культурных связей, необходимо отметить аспект культурологической компаративистики – тематику сопоставления культур Востока и Запада. С. Ф. Ольденбург подчеркивал значимость этой тематики в общечеловеческом масштабе. Он писал, что Восток «мощью ума своего проникал в тайны жизни, изучал и создавал понимание того, что ближе всего человеку – самого человека. И тут мы видим на каждом шагу, как ничтожны наши достижения в этой важнейшей для нас области, мы чувствуем постоянно, что Восток здесь во многом сумел подойти ближе к человеку, понять его духовное творчество лучше, чем это делаем мы» (Восток-Запад 1982: 7).
Типологическому сопоставлению культуры Востока и Запада посвятил немало страниц отечественный мыслитель Н. А. Бердяев в своем труде «Смысл истории», подчеркивая важность религии в сравнительном исследовании культур. «Культура, – отмечал Бердяев, – связана с культом, она из религиозного культа развивается, она есть результат дифференциации культа, разворачивания его содержания в разные стороны. Философская мысль, научное познание, архитектура, живопись, скульптура, музыка, поэзия, мораль – все заключено органически целостно в церковном культе, в форме еще не развернутой и не дифференцированной. Всякая культура (даже материальная культура) имеет духовную основу – она есть продукт творческой работы духа над природными стихиями» (Бердяев 1990: 66).
Важно отметить, что религиозно-философские идеи Индии, широко освещавшееся в отечественной периодике, нашли отклик и в умах русских ученых, далеких по роду своей профессиональной деятельности от изучения культур Востока. Так, К. Э. Циолковский наряду с научно-техническими аспектами освоения космоса разрабатывал «космическую философию» – своеобразный вариант натурфилософии, пронизанный буддийским миросозерцанием. Этому посвящены его философско-художественные эссе, часть которых была издана в Калуге на средства автора, большинство из них хранится ныне в архиве ученого (Московский отдел: 369–557). Хотя Циолковскому представлялось, что его эссеистика укладывается в методологические рамки позитивных наук, в действительности «космическая философия» представляла собой сплав естественно-научного эволюционизма, буддийских идей и элементов теософии. Об этом свидетельствует, в частности, его труд «Нирвана» (См.: Циолковский 1914), изданный в 1914 г. в Калуге.
Библиография
1. Салтыков А. Д. Письма об Индии. – М., 1855.
2. Верещагин В. В. На войне в Азии и Европе: Воспоминания художника В. В. Верещагина. – М., 1894.
3. Верещагин В. В. В. В. Верещагин о зарубежном Востоке. – М., 2001.
4. Верещагин В. В. Воспоминания сына художника. – Л., 1982.
5. Верещагин В. В. Избранные письма. – М., 1981.
6. Верещагин В. В. Очерки, наброски, воспоминания. – СПб., 1883.
7. Коничев К. И. Повесть о Верещагине. – Л., 1956.
8. Лебедев А. К. Жизнь и наследие В. В. Верещагина в свете новых публикаций. – М., 1992.
9. Верещагин В. В. Воспоминания сына художника. – Л., 1982.
10. Стасов В. В. Избранные сочинения. В 3 т. Т. 1. – М., 1911.
11. The Free Hindustan. – 1909. – № 9. – P. 1.
12. Short Life of Dr. Nishi Kanta Chattopadhyaya, Ph. D., Late Professor of St. Petersburg University, Late Principal of Hyderabad College and now Professor of Maharaja’s College, Mysore. Publ. By Hari Prasad Mookherjee, B. A., B. L. – Dacca, 1902.
13. ЦГАЛИ, ф. 1696. «Богучарский В. Я.», оп. 1, д. 399. «Письма неустановленных лиц… (без подписей и с неразборчивыми подписями к Минаеву Ивану Павловичу)».
14. Росов В. А. Николай Рерих: Вестник Звенигорода. Экспедиции Н. К. Рериха по окраинам пустыни Гоби. Книга I: Великий План. – СПб., 2002.
15. Рябинин К. Н. Развенчанный Тибет: Сев. и Внутр. Монголия. Центр. Гоби. Цайдам. Чантанг и снеговые хребты Тибета: С фот. снимками из материалов Миссии, 1928: Подлин. дневники экспедиции Н. К. Рериха. – Магнитогорск, 1997.
16. Короткина Л. В. Творческий путь Николая Рериха – СПб., 2001
17. Шапошникова Л. В. Великое путешествие: О жизни и творчестве Н. К. Рериха. – М., 1998.
18. Рерих Николай. Зажигайте сердца. – М., 1975.
19. Люстерник Е. Я. Научные связи Петербургского-Ленинградского университета с Индией // Очерки по истории Ленинградского университета. – Л., 1976. – Вып. III.
20. Теляковский В. А. Воспоминания. Театральные мемуары. – М.; Л., 1965.
21. НМБ СПбГК, ф. 408 Имп. музыкального общества, оп. I, д. 787, л. 1–23.
22. Дата Л. М. Философия М. Ганди. – М.: 1959.
23. Шифман А. И. Лев Толстой и Восток. – М.: 1971.
24. Гусев Н. Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1828–1840. – М., 1958.
25. Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. 1870–1894 / с предисл. и примеч. Б. Л. Модзалевского. – СПб., 1914.
26. Толстой Л. Н. Письмо к индусу // Л. Н. Толстой: Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 77. Серия 3: Письма. – М., Л., 1928–1964.
27. Бурба Д. В. Толстой и Индия: Прикосновение к сокровенному. – СПб., 2000.
28. Архив Л. Н. Толстого. Переписка с индийскими деятелями 1901–1905 гг.; Переписка Л. Н. Толстого с Ганди // Дом-музей Л. Н. Толстого в Ясной Поляне Материалы личной библиотеки писателя, письма / публ. А. Сергиенко. – М., 1939а.
29. Гольдберг Н. М. Яснополянская библиотека как один из источников изучения национально-освободительного движения в Индии // Советское востоковедение. – 1955. – № 4.
30. Шифман А. И. Лев Толстой и Восток. – М., 1960. – С. 173–283.
31. Петрова Е. Ю. Российско-индийские исторические связи в документах и материалах архивов Л. Н. Толстого и музея-усадьбы «Ясная Поляна»: дис. … канд. ист. наук. – М., 2003.
32. Архив Л. Н. Толстого. Письма Толстому Л. Н. – Рамазесхана А. Л. № 3 // Дом-музей Л. Н. Толстого в Ясной Поляне Материалы личной библиотеки писателя, письма / публ. А. Сергиенко. – М., 1939б.
33. Архив Л. Н. Толстого. Письма к Толстому Льву Николаевичу, 1905, письмо Баба Бхарати // Дом-музей Л. Н. Толстого в Ясной Поляне Материалы личной библиотеки писателя, письма / публ. А. Сергиенко. – М., 1939 г.
34. Толстой Л. Н. Письмо к индусу // Л. Н. Толстой: Полное собрание сочинений: В 90 т. Т. 77. Серия 3: Письма. – М.; Л., 1928–1964.
35. Петрова Е. Ю. Российско-индийские исторические связи в документах и материалах архивов Л. Н. Толстого и музея-усадьбы «Ясная Поляна»: дис. … канд. ист. наук. – М., 2003.
36. Восток-Запад. – М., 1982.
37. Бердяев. Н. А. Смысл истории. – М., 1990.
38. Московский отдел Архива АН, ф. 555, оп. 1 хр.
39. Циолковский К. Э. Нирвана. – Калуга, 1914.