Экология – это наука о взаимодействии организма и среды.
Важнейшим элементом среды жизнеобитания человека как любого другого организма является природа.
Чтобы адаптироваться к окружающей природной среде, человек должен был выработать специфические способы и формы своей жизнедеятельности. Таковыми явились общество и культура. Они образуют «вторую природу», с которой человек взаимодействует столь же напряжённо, как и с «первой природой». Человек в такой же степени не способен жить вне культуры и общества, в какой он не способен жить вне природы. В результате человек, природа, общество и культура становятся неотъемлемыми элементами единой экосистемы.
Для изучения законов структуры, функционирования и развития этой экосистемы необходима специальная дисциплина – социокультурная антропоэкология.
Её можно разделить на несколько частей: социальная экология – наука о взаимодействии общества и человека с природной средой; социальная антропроэкология – наука о взаимодействии человека и общества; культурная антропоэкология – наука о взаимодействии культуры и общества, человека и культуры.
Очевидно, что культурная антропоэкология – это культурологическая дисциплина. Столь же очевидно, что взаимодействие человека и природы, человека и общества опосредовано культурой. В соответствии с этим социокультурную антропоэкологию можно рассматривать в качестве интегральной культурологической дисциплины.
Её практическая ценность заключается в том, что она может и должна быть положена в основу разработки социальных программ и программ личного поведения.
Н. М. Дорошенко. Методологические проблемы культурологии
Методологические проблемы в современной культурологии разработаны довольно слабо, хотя термины «метод», «методология», «методологические проблемы» употребляются очень часто, но они, к сожалению, нередко подменяются психологическими, теоретическими, философско-историческими рассуждениями. Разумеется, попытки разработать методологические проблемы культуры делались неоднократно. Можно даже вывести закономерность четырех стадий их появления: мифологический, включая религиозный, историко-научный, философский и специальный культурологический подход. Мифологический способ, характерный для устного народного творчества (греческая мифология, финская Калевала, киргизский Манас и др.) представлял собой стихийный донаучный способ осмысления культуры. Второй – в рамках «исторической науки о культуре» – «метод установления культурных событий» характеризовался как эмпирический, описательный, библиографический метод. Образцы применения этого метода в российской историографии даны П. Н. Милюковым в «Очерках по истории русской культуры» и Л. П. Карсавиным в «Истории европейской культуры», написанной первоначально на литовском языке и переведенной и изданной на русском языке в 1995 г., т. е. спустя 50 лет после его смерти.
Для философов были характерны попытки рассмотреть методы анализа культуры, прежде всего, в онтологическом аспекте, суть которого в рассмотрении зависимости метода от предмета (каков предмет, таков и метод). Определение предмета «онтологии культуры» обычно начинается с понятия «культура» (в переводе с латинского cultura – возделывание, обрабатывание). Такой первоначальный смысл его сохранился лишь в понятии «сельскохозяйственная культура». Позднее оно стало употребляться в двух смыслах: обработка природы людьми (материально-техническая культура) и обработка людей людьми (духовная культура, результаты воспитания и образования, достижения науки, литературы, искусства). Постепенно в предмет «науки о культуре» включалась, культура поведения, культурные отношения, культурные организации, культурные учреждения, институты культуры и пр. По мере развития предмету «науки о культуре» стал соответствовать особый метод, отличный от методов естественных и общественных наук, от экономического, политического, социологического анализа. В итоге «наука о культуре» отделилась от естественных наук, от исторической науки, от философии культуры, от политологии, социологии, экономической науки и стала самостоятельной наукой – культурологией, имеющей свой предмет и метод. Сегодня наряду с онтологическим подходом делаются попытки рассмотреть специфику культурологического анализа с помощью других философских подходов: гносеологическим (методы критики культурологического знания), логическим (методы культурологического исследования), аксиологическим (методы отбора и оценки культурных ценностей), праксеологическим (методы практической культурной деятельности). Суммируя эти подходы, мы выделяем десять основных методологических проблем культурологии:
– применимы ли в культурологии общие принципы познания и деятельности?
– применимы ли в культурологии общенаучные методы?
– применимы ли в культурологии методы других?
– что общего и в чем отличие культурологического анализа от методов естественных, социальных и гуманитарных наук?
– что общего и в чем отличие культурологического анализа от экономических, политических, социологических методов?
– применима ли теория отражения или нужен ли конструктивный подход при получении культурологического знания, каковы критерии истинности этого знания?
– применима ли логика (формально-логическая и диалектическая) к культурологическому исследованию или требуется особый герменевтический метод понимания, каковы критерии его правильности?
– достаточно ли рациональных (дискурсивных) средств для понимания художественных произведений или нужны другие (иррациональные, интуитивные) способы понимания?
– достаточно ли когнитивного (безоценочного) подхода, или требуется когнитивно-ценностный (аксиологический) подход и каковы критерии ценности и оценки предметов культуры, почему одни не имеют цены, другие стоят миллионы, а третьи вообще не представляют никакой ценности, существуют ли объективные методы отбора и оценки?
– каковы методы практической культурной деятельности, каковы критерии оценки поведения людей (культурного поведения или бескультурья)?
Ответы на эти вопросы давались разные в зависимости от философских позиций исследователей. Исследуя «онтологию культуры», представители позитивистской, неокантианской и марксистской философии высказывали противоположные суждения о методах культурологического анализа. Так, отвечая на вопросы о возможности применения в культурологии общих принципов и общенаучных методов, русские культурологи Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев давали положительные ответы. Сосредоточив внимание на проблемах культуры, они попытались по-новому осмыслить предмет и метод анализа общественных явлений.
Данилевский Николай Константинович (1822–1882), отвечая на вопрос о возможности применения в науке о культуре методов, применяемых в естественных науках, дал положительный ответ. В своем главном труде «Россия и Европа» он отверг старые стереотипы и подходы к изучению истории и предложил ряд новых. Суть его методологического подхода заключалась в применении к истории методов естественных наук и в делении общественных явлений – по примеру естественных наук – на типы, роды, виды, разряды, группы. Путем применения понятий «тип», «разряд», «группа» и др. им раскрывалась идея обособленных локальных культурно-исторических типов. Эта идея выразилась в обосновании нового понятия «культурно-исторический тип». Разъясняя, что представляет собой культурно-исторический тип, он указывал на такие его черты, как язык, этнографическое состояние, государственность или политическая независимость, относительная краткосрочность цивилизации. Эти черты раскрывались им в пяти исторических законах (Данилевский 1991: 91–92).
Стремясь дать естественнонаучное обоснование истории в целом и культурно-исторических типов в частности, Данилевский выдвигал следующие три методологических постулата: а) подобно биологическим видам культурно-исторические типы развиваются и проходят естественные стадии возмужания, дряхлости и неизбежной гибели; б) подобно живым организмам культурно-исторические типы находятся в непрерывной борьбе друг с другом и с внешней средой; в) для понимания культурно-исторических типов недостаточно подниматься выше и выше, как при обозрении гор, пирамид, колонн, а надо заходить с разных сторон, обозревать их с разных точек зрения.
Применение понятия «культурно-исторический тип» означало качественно новое понимание предмета истории и определение ее как смены культурно-исторических типов, расположенных в следующем хронологическом порядке: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский или древнесемитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) новосемитический или аравийский, 10) германо-романский или европейский. К ним он также причислял два южноамериканских типа: мексиканский и перуанский, погибшие насильственной смертью и не успевшие завершить свое развитие.
Прослеживая эволюцию культурно-исторических типов, автор показывал, что каждый из них проходил в своем развитии три стадии: этнографическое состояние, политическую независимость (государство) и цивилизацию. Вышедши из этнографической формы быта и обеспечив свою политическую независимость, народы развивали свою духовную деятельность в различных направлениях, соответствующих их духовной природе. Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться тем, что она достигла высшей точки развития и опередила другие.
Анализируя причины перехода из одного состояния в другое, Данилевский признавал в определенной мере действие внешних сил, их толчков, как источников гибели народов. Главными же движущими силами он считал внутренние силы, кроющиеся в глубинах народного духа. Как и в душе отдельного человека, внутренние процессы в народном сознании происходят медленно, незримо и неслышно, но когда приходит время перемен, они совершаются быстро, у всех на глазах. В итоге все народы идут самобытным путем, внося вклад в общечеловеческую культуру.
По роли, которую народы играют в истории, он делил их на три группы: «положительные деятели в истории человечества», выполняющие «зиждительную» роль; отрицательные, подобно гуннам, монголам, туркам выполняли разрушительную роль, и третьи – не созидающие и не разрушающие, а, подобно финнам, представляющие лишь этнографический материал (Данилевский 1991: 89).
Выясняя, что несет в себе каждый культурно-исторический тип, он предложил деление их на разряды, основанные на четырех критериях: религиозном, собственно культурном (художественном, научным, техническим), политическим и экономическим. Исходя из этих оснований, он все народы разделил на 4 разряда: смешанные, одноосновные, двухосновные, четырехосновные. К смешанному разряду он относил китайский, египетский, вавилонский и иранский, которые создали многостороннюю культуру. К одноосновному – народы, развивавшие только одну из сторон культуры, например, еврейский – религиозный тип, римский – политический. К двухосновному – народы европейского типа, добившиеся успеха в политической и научно-технической сфере. К четырехосновному – народы славянского типа, соответствующие четырем параметрам: религиозному, политическому, экономическому и культурному. Из всех славянских народов он счел наиболее перспективным русский культурный тип, создавший единственно независимое славянское государство. Главную особенность русского народа он видел в нравственных качествах, которые тоже делил на три группы; благость, справедливость и чистота, которые помогут русскому народу выполнить свою историческую миссию.
Оценивая методологический подход Н. Я. Данилевского, его соотечественники делали вывод, что его концепция не лишена противоречий: стремление применить к истории естественнонаучный подход и религиозная трактовка психических черт русского народа; отрицание общих законов исторического развития и формулировка пяти законов культурно-исторических типов; отрицание единой цивилизации и бесконечного прогресса и рассуждения о «самобытных цивилизациях»; признание научно-технической отсталости русского народа и вера в его историческую миссию. Эти противоречия вызвали противоположные оценки. Одни философы (Н. И. Кареев, Н. К. Михайловский, В. С. Соловьев) увидели у него отход от гуманистических традиций и оправдание великодержавного шовинизма; другие отмечали, что его идеи во многом предвосхитили развитие методологии культурологии в России и Германии, в частности повлияли на взгляды Леонтьева.
Леонтьев Константин Николаевич (1831–1891) также стремился создать своеобразную историю и теорию культуры, разработать методологические принципы культурологического анализа. Он попытался применить принцип развития к анализу культуры. Выясняя, что собою представляет процесс развития, в работе «Византизм и славянство» следующим образом разъяснял его сущность: «Идея же развития, собственно соответствует в тех реальных, точных науках, в которых она перенесена в историческую область, некоему сложному процессу, заметим, нередко вовсе противоположному с процессом распространения развития… постепенное восхождение от простейшего к сложнейшему, постепенная индивидуализация, обособление, с одной стороны, от окружающего мира, с другой – от сходных и родственных организмов, от всех сходных и родственных явлений. Постепенный ход от бесцветности, от простоты к оригинальности и сложности. Постепенное осложнение богатства составных, увеличение богатства внутреннего и в то же время постепенное укрепление единства. Так что высшая точка развития не только в органических телах, но и вообще в органических явлениях, есть высшая степень сложности, объединенная неким внутренним деспотическим единством» (Леонтьев 1991: 235). В кратком виде этот принцип развития формулируется им следующим образом: «Все вначале просто. Потом сложно, потом вторично упрощается, сперва уравниваясь и смешиваясь внутренно, а потом все более упрощаясь отпадением частей и общим разложением, до перехода в неорганическую “Нирвану”» (Леотьев 1991: 239). Доказывая универсальность этого принципа, Леонтьев начинал с неорганического мира, затем переходил к развитию органического мира, приводя примеры из жизни растений и животных.
Итогом размышлений явилась его своеобразная периодизация истории и культуры, в основе которой лежало понимание развития как «триединого процесса», состоящего из трех периодов: а) период первоначальной простоты, б) период цветущей сложности, в) период вторичной простоты. На многочисленных примерах он доказывал, что этот «триединый процесс» свойствен не только органическому миру, но и всему, что существует в историческом пространстве. Полагая, что жизнь народов выступает в трех основных формах: культура, народность и государство, он отводил главное место в этой схеме первой форме – культуре. Ценность культуры – в ее связи с «красотой и поэзией жизни». Леонтьев сформулировал культурный идеал, как естественную устремленность на развитие жизненных форм, определяемую двумя тенденциями: 1) от простоты к возрастающей сложности через обособление частей или оформление индивидуальности; 2) от сложности к внутреннему единству и от него – к «единству многообразия», как к высшей точке развития, к которой приводят обе тенденции. Конечная цель культурного развития – «достижение максимального приятия жизни в предельном многообразии ее индивидуализированных проявлений, или реализация долга полноты жизни» (Леонтьев 1991: 302). Достижение этой полноты жизни Леонтьев считал оптимальным и максимально эстетичным, поскольку именно в ней осуществляется «поэзия и красота жизни».
Вторая форма – народное творчество, производимое совокупными действиями сознательных умов и наивных начал, данных жизнью: нуждами, страстями, вкусами, привязанностями, даже невежеством. Здесь Леонтьев высказывал оригинальную мысль о движущих силах истории: «Знание и незнание были равносильными двигателями исторического развития. Ибо под развитием, разумеется, надо понимать не одну ученость, как думают (опять-таки по незнанию) многие, а некий весьма сложный процесс народной жизни, процесс в значительной степени бессознательный и до сих пор еще не ясно постигнутый социальной наукой» (Леонтьев 1991: 205).
Третья форма – государство тесно связывалось им с политическими реалиями своего времени. Роль государства, проявляющаяся в предельной политизации культуры, рассматривалась им в широком культурном контексте. По подсчетам Леонтьева, культуры живут дольше государств; ни одно из них не просуществовало более тысячи лет, а культурные ценности, например, картины Рафаэля, монологи Гамлета и др. вечны: ни одна культура, за исключением финикийской, не исчезла полностью. Они будут жить вечно, пока будет жить человечество.
Применяя свой методологический принцип на практике, Леонтьев рассмотрел сквозь призму «триединого процесса» европейскую историю. Первым периодом «первичной простоты» он считал византизм, понимая под ним твердую монархическую власть, строгую церковность, сохранение крестьянской общины, жесткое сословно-монархическое деление общества. Возрождение он называл эпохой «сложного цветения», которая была не только на Западе, а у всех государств и во всех культурах. Это была эпоха многообразного и глубокого развития, объединенного в высшем духовном и государственном развитии всего, или частей» (Леонтьев 1991: 173). Заканчивался обзор европейской культуры выводом: «Итак, с XVII столетия Европа уравнивается постепенно, смешивается вторично. Она была проста и смешанна в XIX веке. Она прожила 1000 лет! Она не хочет более морфологии! Она стремится посредством этого смешения к идеалу однообразной простоты и, не дойдя до него еще далеко, должна будет пасть и уступить место другим!» (Леонтьев 1991: 266).
Особое внимание Леонтьев обращал на славян, на славянскую культуру, для характеристики которой ввел понятие «славизм», подразумевая под ним этнографическое отвлечение, имеющее идею общей крови (хотя и не совсем чистой), сходные языки и «отличительные признаки: религиозные, политические, бытовые, художественные, составляющие в совокупности своей полную и живую историческую картину известной культуры» (Леонтьев 1991: 201). Исходя из того, что русские, как и все славяне, обладающие по четырем признакам (религиозным, юридическим, бытовым, художественным) большей творческой потенцией, отличаются еще и наибольшей государственной силой, Леонтьев был уверен в исторической миссии русского народа, который может помочь в решении глобальных проблем не только в Европе, но и во всем мире. У России, по его мнению, особый путь. Она по многим причинам не вступила в XV веке в период цветущей сложности. «Нашу эпоху Возрождения, наш XV век, начало нашего более сложного и органического цветения… надо искать в XVII веке, во время Петра I или, по крайней метре, первые проблески при жизни его отца» (Леонтьев 1991: 174). Затем наступает упрощение, потеря самобытности, уподобление другим европейским странам. Но, указывая на особый путь России, Леонтьев не соглашался ни с западниками, ни со славянофилами, полагая, что она во внешней политике должна ориентироваться не только на Запад, или не только на Восток, а на Евразийство.
Подводя итог, можно сделать вывод, что заслуги Леонтьева в области методологии культуры несомненны. Сосредоточив внимание на проблемах культуры, он вместе с Данилевским по-новому осмыслил предмет и метод культурологического анализа. Применив методологический принцип развития к анализу культуры, он сумел создать своеобразную историю и теорию культуры.
Представители неокантианской методологии в Германии (В. Виндельбанд, Г. Риккерт) и в России (А. С. Лаппо-Данилевский, В. М. Хвостов и др.) по вопросу о возможности применения в культурологии общих и общенаучных методов занимали противоположную позицию. Они отрицали эту возможность, стоя на дуалистических позициях и принципиально возражая против монистического подхода. Например, Г. Риккерт утверждал, что мысль о «монизме» есть «логическая утопия некоего универсального метода», ибо не существует никакого универсального метода» (Риккерт 1903: 7). Противопоставив по предмету «науки о природе» и «науки о культуре», «науки о законах» и «науки о событиях», «науки об общем» и «науки об индивидуальном», они определяли историю как «историческую науку о культуре», «науку о событиях», «науку об индивидуальном». Предметом истории неокантианцы стали считать культурную жизнь, частные, отдельные, единичные события, неповторимое, особенное, индивидуальное. В соответствии с таким определением предмета, и метод истории стал определяться как метод установления культурных ценностей, как способ описания уникального, неповторимого, особенного («идиографический метод»), как способ констатации частного, единичного, индивидуального («индивидуализирующий метод»).
Так, В. Виндельбанд выдвинул принцип деления наук по предмету: «Одни из них суть науки о законах, другие – науки о событиях, первые учат тому, что всегда имеет место, последние – тому, что однажды было» (Виндельбанд 1903: 320). Противопоставив науки по предмету, он сделал вывод о противоположности логических суждений: «…одни отыскивают общие законы, другие – отдельные исторические факты; выражаясь языком формальной логики, цель первых – общее, аподиктическое суждение, цель вторых – суждение единичное, ассерторическое». Взяв за основу деления познавательные цели наук, он выделил две формы мышления: номотетическое и идиографическое: «в первом случае мышление стремится перейти от установления частного к пониманию общей связи, во втором – оно останавливается на тщательном выяснении частного» (Виндельбанд 1903: 324). Отсюда следовал его вывод: метод науки о культуре, как «онтологии частного» – идиографический.
Вслед за ним Г. Риккерт также ставил задачу – выработать две основные формы научного мышления, установив два крайних полюса научной деятельности, т. е. формальную противоположность двух различных между собой методов (Риккерт 1911: 35, 46). Противопоставив «науки о природе» и «исторические науки о культуре» и определив специфику предмета истории как «единичное, индивидуальное течение вещей» (Риккерт 1911: 96), он пришел к выводу: «Несмотря на все переходные и промежуточные формы, при исследовании природы все же пользуются преимущественно естественнонаучным, при исследовании же жизни культуры, главным образом, историческим методом» (Риккерт 1911: 49, 51). Исторический метод в его понимании означал научные приемы, направленные на изучение особенного и индивидуального (Риккерт 1911: 96). Конечный его вывод таков: «наука о культуре», предметом которой является «онтология индивидуального», пользуется методом индивидуализирующим.
Русские неокантианцы пошли дальше. Наиболее полно и глубоко неокантианские взгляды в России были развиты А. С. Лаппо-Данилевским и В. М. Хвостовым. Академик Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский (1863–1919) не просто встал на позиции неокантианской методологии, а дополнил и усовершенствовал неокантианское понимание предмета, метода и методологии истории. Отметим три наиболее важных момента. Во-первых, не отказываясь от характерного для немецких коллег дуалистического противопоставления естественных и исторических наук и естественнонаучного и исторического методов, он относил к наукам идиографическим не только историю общества, но и историю природы, а к наукам номотетическим наряду с естественными науками – психологию и социологию: «Таким образом, получается двойной ряд наук, изучающих действительность: одни из них конструируют общие ее законы с номотетической точки зрения, характеризующей естествознание, психологию, социологию и т. п.; другие дают построение индивидуального процесса ее становления или развития с точки зрения идиографической, присущей тем из них, которые занимаются историей природы и, в особенности, историей человечества» (Лаппо-Данилевский 1923: 22). Во-вторых, он первый провел различие по предмету и методу между социологией и историей и таким образом обосновал специфику исторического метода, показав его отличие от естественнонаучного и социологического методов. В-третьих, и в самой исторической науке он стал различать номотетическую и идиографическую точки зрения и сформулировал задачи номотетического и идиографического построения исторического знания (Лаппо-Данилевский 1923: 22, 23, 29). Это был шаг вперед по сравнению с немецкими неокантианскими методологами. В целом заслугой неокантианцев является постановка вопроса о специфике методов культурологического анализа. Введя в научный оборот понятия «идиографический метод», «индивидуализирующий метод», они заставили задуматься об особенностях культурологического подхода. К сожалению, в российской литературе кроме одной статьи (Тюменев 1929), анализа этих методов не появлялось, а жаль, потому что произведения культуры, даже при наличии общих черт, – особенны, неповторимы и котируются как «штучный товар»!
Взгляды рассмотренных культурологов, безусловно, повлияли на развитие европейской культурологии, в частности, на концепцию Освальда Шпенглера, который в 1918 г. издал книгу «Untergang des Abendlandes» (русский перевод «Закат Европы»), где на месте «монотонной картины однолинейной мировой истории» представил «феномен множества мощных культур, каждая из которых придает своему материалу, человеческой природе, свою собственную форму, обладающую своей собственной идеей, своими собственными страстями, своей собственной жизнью, волей, манерой воспринимать вещи, своей собственной смертью». В истории человечества он насчитал 8 культур, сменявших друг друга: египетскую, индийскую, вавилонскую, китайскую, греко-римскую, византийско-исламскую, западноевропейскую и культуру майя в Центральной Америке и 9-ю, находящуюся на закате (отсюда и название книги «Закат Европы»). Каждая культура проходила 3 стадии: восходящую, вершину и нисходящую. Последний, нисходящий этап каждой из рассмотренных им культур Шпенглер называл цивилизацией (Шпенглер 1993, 1998).
А. Тойнби в книгах «A study of history» (русские переводы: «Понимание истории», «Постижение истории»: Тойнби 1991) и «Цивилизация перед судом истории» (русский перевод с английского: Тойнби 1996) разработал цивилизационный подход к истории и культуре, создал «теорию локальных цивилизаций» и рассмотрел историю как смену 21 существовавших и сосуществующих «локальных цивилизаций». И Шпенглер, и Тойнби выступали против марксистской периодизации истории и культуры.
Суть марксистского понимания культуры заключалась в критике идеалистического и метафизического понимания культуры и в доказательстве применимости к культуре… материалистического метода, диалектического метода и «объективизма классовой борьбы» (В. И. Ленин) Сущность материалистического метода в понимании зависимости ее от материальных условий, от материальных средств, направленных на ее развитие. Это не вызывает сомнения.
Наиболее одиозными следствиями этого применения явились так называемый формационный подход и классовый анализ. Согласно формационному подходу, вытекающему из теории общественно-экономической формации, в истории выделялись периоды рабовладельческой, дворянско-помещичьей, буржуазной и социалистической культур. Согласно классовому подходу, вытекающему из теорий классовой борьбы и диктатуры пролетариата, современная культура различалась по классовому признаку (буржуазная и пролетарская, выразившаяся в названиях: Пролеткульт, РАПП), и сами творцы культуры оценивались с точки зрения их классового происхождения (из дворян, из служащих, из рабочих, из крестьян, «социально-близкие», «социально чуждые», по терминологии А. Солженицына) и партийной принадлежности. Типичным примерами классового подхода являются статьи В. И. Ленина «Партийная организация и партийная литература» и М. Горького «С кем Вы, мастера культуры?». Эти подходы нанесли большой вред развитию отечественной культуры. В этой связи отрицание марксистской интерпретации культуры в период перестройки было необходимо и обусловлено рядом объективных факторов. Однако отрицание это произошло, метафизически: «без удержания положительного, вместе с ванной выплеснули ребенка». Отказываясь от формационного и классового подхода, вместе с тем отказались от диалектики; отказываясь от старых стереотипов и идей, мало выработали новых. Исключение составляют труды Лотмана О. М. (Лотман 1992) и М. С. Кагана, который обосновал и применил к культурологии системно-синергетический подход (Каган 2006: 165–281.).
При применении этого подхода к методологии культуры невольно напрашивается вывод, что современная методология культурологии необычайно сложна по своей структуре. По меньшей мере, сегодня применяются 5 групп методов: общие (диалектический метод, основанный, по Гегелю, на трех «китах»: теория развития, теория познания, диалектическая логика); общенаучные (анализ, синтез, индукция, дедукция системно-синергетический подход); методы других наук (исторические, социологические, психологические, антропологические, математические, статистические и пр.); конкретно-культурологические методы, применяемые в каждой конкретной области культуры – литературоведческие, искусствоведческие, включающие живопись, архитектуру, скульптуру, кино, театр, телевидение и пр., требующие особого анализа.
И наконец, главный специальный культурологический подход – культурогенез, с помощью которого изучается не только происхождение (генез), но и различные стадии развития культуры. Это нужно, но этого мало. Требуется анализ генов, как корней культуры. Предметом анализа должен стать геном культуры. Это чувствовала Анна Ахматова: «Когда бы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда. Как желтый одуванчик у забора, как лопухи и лебеда…» (Ахматова 1989: 10). Как найти искомую жемчужину и стоит ли искать этот «сор» – это вопросы дискуссионные. Предполагаемые поиски должны идти в двух направлениях: по оси исторического времени («древо познания») и по оси исторического пространства (песок, руда). На это обращал внимание В. Маяковский: «+грамм добычи, год труды. Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». Эти поиски могут привести к парадигмальному сдвигу: от ответов на вопрос: когда, к ответам на вопрос: где, от методов объяснения (поиск причин) к методам оценки (поиск следствий). В перспективе – объединение всех этих подходов и максимальное совершенствование методологии культурологии.
Библиография
1. Ахматова А. Стихотворения и поэмы. – Л., 1989.
2. Виндельбанд В. Прелюдии. Философские статьи и речи. – СПб., 1903.
3. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. – М., 1991.
4. Каган М. С. Избранные труды: в 2-х т. Т. 1. Проблемы методологии. – СПб., 2006.
5. Лаппо-Данилевский А. С. Методология истории (посмертное издание). – Петроград, 1923.
6. Леотьев К. Н. Византизм и славянство // Россия глазами русского. – СПб., 1991.
7. Лотман О. М. Культура и взрыв. – М., 1992.
8. Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий: логическое введение в исторические науки. – СПб., 1903.
9. Риккерт Г. Науки о природе и науки и культуре. – СПб., 1911.
10. Тойнби А. Постижение истории. – М., 1991.
11. Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. – СПб., 1996.
12. Тюменев А. И. Индивидализирующий и генерализирующий методы в исторической науке // Историк марксист. – 1929. – Т. 12.
13. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории: пер. с нем. Т. 1. – М., 1993, Т. 2. – М., 1998.