Приняв от Византии христианство и вступив в семью христианских государств, Русь должна была преобразовать свою жизнь согласно новым для нее требованиям. С самого начала существования Руси как христианского государства она находилась в византийской церковной юрисдикции. Русская Православная Церковь возникла как новая ветвь могучего дерева, неотделимая от ствола и сохранившая его свойства, возникла как часть – митрополия – Константинопольского Патриархата. Каждый православный христианин сопричастен исторически далекой, но духовно близкой древней Церкви первых апостолов (Православная энциклопедия 2000: 9). Историю русской церкви невозможно выделить из истории России, как невозможно отделить ее и от византийского источника. Главенство ромеев[55] (См.: Литаврин 2001: 594, 595, 597) в православном мире опиралось не только на то, что они были просветителями других народов, от которых они приняли крещение, но и в их культурном превосходстве. Константинополь был для всех православных народностей представителем высших государственных форм, центром науки и искусства. Ко времени появления Русской Церкви уже явлены были высокие примеры подвижнической христианской жизни, на Вселенских Соборах сформулированы догматы христианского вероучения – все это дары великой греческой культуры, стали решающим фактором в духовном становлении Руси. Поэтому русские, как правило, «питали чувство почтения к Константинополю и Константинопольскому патриархату, признавая в нем источник своей религиозной веры и центр более высокой культуры» (Мейендорф 1990: 10–11). «Ревность о вере и чистоте догматов, глубокое благочестие и аскетические подвиги не мешали образованным ромеям вычислять ход небесных светил, рассуждать о стихотворных размерах или решать философские вопросы… Христианский Восток, в рамках церковного синтеза, не боялся в своем богословии принимать и синтезировать все» (Киприан Керн 1996: 37, 48, 49). Крестившись в 988 г., Русь шагнула из язычества на вселенскую дорогу, приобщилась к эллинской цивилизации, к магистральным путям развития мировой культуры. Русскими митрополитами на первом этапе существования христианского государства были почти исключительно греки, греческие миссионеры были нашими первыми учителями в вере, византийские мастера участвовали в строительстве киевских церквей. Когда христианство стало государственной религией Киевской Руси, влияние Византии превратилось в главный фактор развития русской культуры. Киевское христианство для русского религиозного сознания имеет то же значение, что Пушкин – для русского художественного сознания: значение образца, золотой меры, царского пути. Однако, не следует забывать о том, что само христианство, имея творческий характер, рождало у каждого народа, пришедшего к Христу, свое собственное христианское лицо. Русское христианство приобрело уникальные формы, не известные христианским учителям русских – грекам, а русские храмы и иконы отличаются от византийских «неподобным подобием» (Колпакова 2007: 11). Византийская культура пришла на Русь «в переводе», эллинизм в его интеллектуальном и творческом измерении так и не привился на Руси. Православное христианство в Византийской империи было сложным и многообразным явлением. Для недавно пришедших к христианству русских его высшие интеллектуальные аспекты были недоступны, но русские быстро стали хорошими учениками в тех областях, которые требовали интуитивного постижения красоты и истины. Вместе с православием русские приняли догматы и каноны, но те же греки научили их, что догматы могут быть выражены в красоте богослужения, в музыке, в иконописи, в аскетике. Уже в XI веке преп. Антоний Печерский воспринял традиции афонского монашества, а преп. Феодосий Печерский ввел на Руси монастырский устав Феодора Студита. Русские были сразу захвачены красотой византийского богослужения и вскоре усвоили искусство мозаики, фрески, книжной миниатюры. Поскольку на Руси до XVIII в. не существовало словесной традиции богословского мышления, для русской культуры понятие иконности стало определяющим, иконный характер приобрел здесь особый смысл и особую задачу. Идея мышления через образы – «умозрения в красках» – стала основополагающей формой национального самосознания (Колпакова 2007: 8). Древняя Русь дала великую храмовую архитектуру, гениальную иконопись, замечательную христианскую литературу – но философии она не знала. За это русскую культуру нарекли «культурой великого молчания» (Казин 2006: 84). Элементарная логика упраздняется «умозрением в красках», дающим возможность решать вопросы мира, Бога и вечности, поэтому духовное – не интеллектуальное, красота – всегда красота внутреннего смысла. Традиционным эпитетом иконы в русских источниках становится слово «чюдный» – в нем заключено и преклонение перед чудесной по красоте живописью, и чудо воздействия на человеческую душу благодати, запечатленной в иконе. Высокая готовность русской православной души к восприятию благодатных энергий Бога, сосредоточенное внимание ее к священным моментам преображения Небесной силой мятущегося человеческого естества порождают особо сердечное, умиленное русско-православное отношение ко всему нравственно чистому и духовно прекрасному (Булычев 2004: 77). При догматическом единстве вероучения, тождестве религиозно-мистических принципов церковной жизни «русского» православия и православия «греческого», восточно-христианская традиция на российской почве с самого начала приобрела значительное культурное своеобразие, преломившись в славянском душевном типе. Эта «внутренняя» смысловая программа русского искусства воздействовала даже на греков, приезжавших из Византии, заставляя их решать задачи, не имевшие аналогий на их родине.
Для отношений с Константинопольской Патриархией характерно проявление различных тенденций. С одной стороны, наблюдается, в особенности во второй половине XIV – нач. XV в., явное оживление духовных связей, наложившее заметный отпечаток, в частности, на жизнь русского монашества. Великолепный расцвет мистической созерцательности на Афоне[56] (См.: Флоровский 2002: 855) и возрождение в искусстве и философии. Падение империи и осуществление пустыни (Флоренский 2002: 649). …На Руси исихастская традиция в лице преп. Сергия Радонежского и его учеников выражает подъем самосознания народа, его духовных сил, приводит к освобождению от татаро-монгольского владычества, расцвету искусства (Скотникова 2002: 49). По словам В. О. Ключевского, «в сто лет 1240–1340 гг. возникло всего каких-нибудь десятка три новых монастырей. Зато в следующее столетие 1340–1440 гг., когда Русь начала отдыхать от внешних бедствий и приходить в себя, из куликовского поколения и его ближайших потомков вышли основатели до 150 новых монастырей; при этом численный перевес получают монастыри, возникавшие вдали от городов, в лесной глухой пустыне, ждавшей топора и сохи» (Трубецкой 1994: 275). «А если мы примем во внимание число учеников и собеседников Сергиевых, то с большою вероятностью можем предположить, что и число духовных питомцев Преподобного Сергия, и число обителей, основанных ими и их учениками, было несравненно большим» (Свято-Троицкая Сергиева Лавра 1989: 238). Именно в эти периоды, с большей силой, чем прежде, в преходящем стремились воплотить некие вечные смыслы. «Для общественного сознания в Восточной Европе второй половины XIV в. характерно движение монашеских, даже не просто монашеских, а отшельническо-аскетических идеалов в общество – все призывались к постоянной молитве, всех побуждали становиться причастниками божественного света. Пропасть между монастырем и миром была преодолена. Фигура анахорета-подвижника оказалась не периферийной, но центральной, стержневой в культуре. Беглецы от мира взяли на себя задачу говорения миру о мире» (Прохоров 1979: 15). Не прерваны связи России с Востоком, с Афоном. На Афоне создаются целые поселения русских монахов, продолжающих дело переводов. Через них приходит в Россию «умозрительная» письменность – творения Василия Великого, Исаака Сирина, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова. Россия еще не отрезана от кровообращения Вселенского Православия. Но больше всего эта непрерванность духовной традиции открывается в русском монашестве, в истории которого XIV век навсегда останется золотым временем расцвета. Из пустыни раздался призыв преподобного Сергия Радонежского, повсюду зажигая благодатный огонь духовной жизни и разливая свет просвещения христианского; и поверившая в себя Россия увидела в небесах свой собственный образ, а иконописец, забывший уроки греческих учителей, стал писать образ Христов с русскими чертами (Трубецкой 1994: 273). Все подлинное, все живое в Русской Церкви того времени так или иначе связано с преп. Сергием. О его влиянии, о содержании, воплощенного им учения ничто не свидетельствует с такой убедительностью и силой, как иконы Андрея Рублева. Этот опыт Сергия Радонежского, новый опыт, новое видение духовного мира, воспринял от него, сам преп. Андрей Рублев: так написал он «в похвалу отцу Сергию» икону Троицы. И икона Рублева, точнее же, преподобного Сергия, стала новым каноном, новым образцом, закрепленным церковным сознанием и прочно установленным в качестве нормы Стоглавом и другими русскими Соборами (Флоренский 2005: 78). «Троица» – есть совершеннейшее произведение, действительное «умозрение» в красках, о которой недаром сказано: «если существует “Троица”, следовательно, есть Бог» (о. Павел Флоренский) (Казин 2006: 84). Органический синтез религиозно-мистических, национально-культурных и общественно-государственных начал обусловил то, что общежительный монастырь стал кузницей народного духа и самосознания. Иноческие обители, сохраняя исихастскую традицию, разрабатывали государственную идеологию Московского царства.
С другой стороны, наметилась тенденция к ослаблению иерархической зависимости от Константинополя, важнейшей смысловой датой является 1439 г., год Флорентийского собора, когда Византия ища военной помощи, изменила своему православному призванию. Именно этот факт был впоследствии трактован на Руси как причина падения Империи в 1453 году (Скотникова 2002: 25, 24). Русским сознанием оба эти события были восприняты, как апокалиптическое знамение, как страшный обрыв в истории Православия. До этого времени Византия была «мерилом Православия». Греки, уже самим подписанием Флорентийской унии потерявшие в глазах русских право на первенство в православном мире, окончательно потеряли это право с падением Константинополя: теперь этот приговор был закреплен самим Богом (Гердт 2006: 98). Священная миссия Византии перешла к Москве. Итак, постепенно на Руси сложилось убеждение, что ее народ является Богоизбранным народом, в котором только и сохранились древняя вера и благочестие. Теперь в глазах русских православный мир делился на две половины – одну составляла Русь, а другую покоренные турками народы православного Востока, в первую очередь греки. Одним из главных шагов на пути к закреплению за Москвой авторитета центра православного мира было венчание на царство Ивана Грозного митрополитом Макарием в 1547 г., и утверждение царского титула Константинопольским Патриархом в 1560 г. Значительным рубежом были канонизационные Соборы 1547–1549 гг. и Стоглавый Собор, подтвердившие духовную зрелость Русской Церкви и явившиеся необходимой вехой в истории церковной самостоятельности. В целом для Московской митрополии XVI век стал временем собирания и упрочения собственных церковных традиций. Конечная веха этого периода – Московский Собор в 1589 г., на котором был учрежден Московский Патриархат, что на каноническом уровне утвердило самостоятельность Русской Церкви. Учреждение Патриаршества, согласно уложенной грамоте, состоялось по инициативе царя на Соборе, происходившем с участием Константинопольского Патриарха и греческого духовенства, что свидетельствовало о сохранении канонического единства с вселенским центром православия (Православная энциклопедия 2000: 29,30). Русская Церковь и Русское государство стали оплотом Православия в мире.
Россию и Греческую Церковь связывают столетия самых тесных взаимоотношений. История этих взаимоотношений переживала различные фазы. Сначала Россия была облагодетельствована Византией и ее Церковью, которым она обязана вхождением в семью христианских народов, формированием государства. Затем, когда православный Восток попал под иго турецкого господства, Россия оказывала ему всяческую помощь: военную, материальную, духовную. Россия и Греция имели одинаковые цели и задачи не только на политической арене. Общим было сотрудничество и в области образования, протекавшее под эгидой Церкви: как Греческой, так и Русской. Взаимная заинтересованность выражалась как в борьбе с Османской империей, так и в продолжении традиций Византийской империи, ее великих просветительских и духовных традициях. Паломнические (См.: Житенев 2007) связи между нашими народами имеют давнюю историю. Русские люди всегда особенно стремились посетить места, связанные с земной жизнью Господа, Божией Матери, апостолов, святых. «Небесные» монастыри Метеоры, Святая Гора Афон, остров Патмос с пещерой святого Иоанна Богослова – вот далеко не полный перечень тех мест Греции, куда столетиями не иссякает поток паломников из России. Значительное место в истории духовных связей России и Греции занимает Святая Гора Афон – место особой святости, где на протяжении столетий бок о бок подвизались греческие и русские иноки. В свою очередь, благодаря изменениям в нашей стране, святыни Русской Православной Церкви стали доступны для посещения паломниками из Греции. Среди наиболее почитаемых греческими паломниками русских обителей – Троице-Сергиева лавра и Серафимо-Дивеевский монастырь. Духовному единству чужда идея разделения православного мира. Церковь Христова – «не от мира сего». Соединение влияний вселенской православной духовности с душевными особенностями восточного славянства произошло столь глубоко и органично, что зачастую просто невозможно развести первые и вторые в отечественном церковном укладе и русской национальной культуре.
Библиография
1. Булычев Ю. Ю. Религиозно-мистические и рационально-мыслительные элементы в византийском и русском культурных синтезах // Русская культура: теоретические проблемы исторического генезиса: Материалы восьмых чтений фак. истории рус. культуры, сост. 20 сент. 2002 г. / научн. ред. В. А. Щученко; Санкт-Петербург. Гос. ун-т культуры и искусств. – СПб., 2004. (Труды. Т. 160).
2. Герд Л. А. Константинополь и Петербург: церковная политика России на православном Востоке (1878–1898). – М.: Индрик, 2006.
3. Житенев С. Ю. История русского православного паломничества. – М.: Индрик, 2007.
4. Житие и подвиги преподобного Сергия Радонежского. – М.: Издание Свято-Троице-Сергиевой Лавры, 1989.
5. Казин А. Л. Подвиг русской философии / Культура и личность: сб. статей / Санкт-Петербургский гос. ун-т культуры и искусств. – СПб., 2006. (Труды. Т. 168).
6. Киприан Керн, архим. Антропология св. Григория Паламы. – М.: Паломник, 1996.
7. Колпакова Г. С. Искусство Древней Руси: Домонгольский период. – СПб.: Азбука-классика, 2007.
8. Литаврин Г. Г. Византийцы и славяне – взаимные представления друг о друге / Г. Г. Литаврин // Византия и славяне. – СПб., 2001.
9. Мейендорф И., прот. Византия и Московская Русь. Очерк по истории церковных и культурных связей в XIV веке. – Париж, 1990.
10. Православная энциклопедия / под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Русская Православная Церковь. – М.: Церковно-научный центр Русской Православной Церкви «Православная энциклопедия», 2000.
11. Прохоров Г. М. Культурное своеобразие эпохи Куликовской битвы // Куликовская битва и подъем национального самосознания. – Л.: Наука, 1979.
12. Скотникова Г. В. Византийская традиция в русском самосознании. Опыт историко-культурологического исследования / Г. В. Скотникова; Санкт-Петербургский гос. ун-т культуры и искусств. – СПб., 2002.
13. Трубецкой Е. Н. Смысл жизни / сост. А. П. Полякова, П. П. Апрышко. – М.: Республика, 1994. (Мыслители XX века)
14. Флоренский П. А. Иконостас / Павел Флоренский. – М.: Аст, 2005.
15. Флоровский Г. В. Вера и культура / сост., вступит. ст. И. И. Евлампиева, примеч. И. И. Евлампиева и В. Л. Селиверстова. – СПб.: РХГИ, 2002.