381. Это «Ничто в мире…» есть отношение, которого не испытываешь в связи с чем-то, во что веришь или считаешь достоверным.
382. То есть на самом деле вряд ли ничто в мире не заставит меня считать иначе.
383. Довод: «Я словно сплю» бессмыслен по следующей причине: если я сплю, это замечание мне приснилось, как и то, что эти слова имеют хоть какое-то значение.
384. Теперь – какого рода предложение «Ничто в мире…»?
385. Оно имеет форму предсказания, но, конечно, не основано на опыте.
386. Всякий, кто повторяет за Муром, что знает то-то и то-то, выражает степень достоверности суждения. И важно, что эта степень для него максимальна.
387. Кто-то может спросить: «Насколько вы уверены, что вон там дерево; что в вашем кармане лежат деньги; что это ваша нога?» И ответ в одном случае может быть: «Не уверен», во втором: «Полностью уверен», а в третьем: «Я не могу в этом сомневаться». И эти ответы будут иметь смысл даже при отсутствии оснований. Мне не нужно, к примеру, говорить: «Я не могу быть уверен, что там стоит дерево, потому что мое зрение недостаточно острое». Я хочу сказать: для Мура имело смысл заявлять «я знаю, что это дерево», если он подразумевал нечто конкретное.
[Я верю, философа, того, кто мыслит, могут заинтересовать мои записи. Ибо даже пусть я редко попадаю в цель, он признает цели, по которым я стреляю, не глядя.]
388. Всякий из нас часто пользуется подобными предложениями, и не подлежит сомнению, что они имеют смысл. Но значит ли это, что они имеют некое философское употребление? Будет ли большим доказательством внешнего тот факт, что я знаю, что это рука, чем тот, что я не знаю, медная она или золотая?
18.03.1951
389. Мур хотел привести пример и показать, что нам доступны лишь суждения о физических объектах. Если бы возник спор, может ли кто-то ощущать боль в том или ином органе тела, тот, кто чувствует боль, мог бы сказать: «Уверяю вас, мне сейчас больно». Но прозвучало бы странно, скажи Мур: «Уверяю вас, я знаю, что это дерево». Личный опыт для нас попросту неинтересен.
390. Все, что важно, – осмысленно говорить, что некто знает нечто; как следствие, утверждение, что некто знает нечто, не имеет последствий.
391. Представим себе языковую игру: «Когда я зову тебя, заходи в дверь». В обычных условиях сомнение в наличии двери невозможно.
392. Я хочу доказать, что сомнение не обязательно, даже когда оно возможно. Что возможность языковой игры не зависит от того, все ли, подверженное сомнению, ему подвергнуто. (Это связано с ролью противоречия в математике.)
393. Предложение: «Я знаю, что это дерево», если оно произнесено вне языковой игры, может также быть цитатой (скажем, из учебника английского языка). «Но допустим, что я, когда его произношу, осмысливаю это предложение?» Застарелое непонимание сути понятия «осмысливать».
394. «Это одно из того, в чем я не могу сомневаться».
395. «Я знаю все это». И знаю, что последует из моего способа действий и рассуждений о том, о чем идет речь.
396. В языковой игре можно ли сказать, что знаешь, что это камни для строительства? Нет, но говорящий это знает.
397. Не ошибся ли я, и не был ли Мур абсолютно прав? Не допустил ли я элементарную ошибку, смешав мышление со знанием? Конечно, сам я не думаю: «Земля существовала до моего рождения», но я ведь это знаю? Не показал ли я, что знаю это, всегда опираясь на это знание и выводя из него следствия?
398. И я знаю, что в этом доме нет лестницы, уходящей на шесть этажей под землю, даже пусть я никогда не слышал об этом?
399. Но разве выведение следствий не показывает, что я лишь принимаю эту гипотезу?
19.03.1951
400. Тут я склонен сражаться с ветряными мельницами, поскольку не могу еще высказать то, что хочу сказать.
401. Я хочу сказать: суждения о форме эмпирических суждений, а не только суждения логики, образуют основу всех действий с мыслями (с языком). Это наблюдение не о форме «я знаю». Последняя указывает, что я знаю, а это не представляет логического интереса.
402. В предыдущем замечании фраза «суждения о форме эмпирических суждений» сама по себе дурна; положения, о которых идет речь, суть положения о материальных объектах. И они не служат основаниями в том же смысле, как гипотезы, которые, если они оказываются ложными, заменяются другими.
(…und schreib getrost «Im Anfang war die Tat»[86]4.)
403. Говорить, что человек, в муровском смысле, что-то знает, и поэтому то, что он говорит, безусловно правдиво, кажется мне ошибочным. Это истина ровно настолько, насколько налицо основания его языковой игры.
404. Я хочу сказать: не существует мест, в которых люди знали бы истину с непоколебимой достоверностью. Нет, непоколебимая достоверность есть лишь свойство их точки зрения.
405. Но, конечно, даже здесь возможна ошибка.
406. К чему я веду, обнаруживается также в различии между текущим наблюдением: «Я знаю, что это», его употреблением в житейском обиходе и тем же самым суждением в устах философа.
407. Ибо когда Мур говорит: «Я знаю, что…», мне хочется ответить: «Вы ничего не знаете!» – и все же я не говорю этого никому, кто рассуждает на философские темы. То есть я чувствую (справедливо ли?), что в двух ситуациях это выражение сообщает разное.
408. Ведь если кто-то говорит, что знает то-то и то-то, и это часть его философии, тогда его философия ложна, если он ошибся в своем утверждении.
409. Если я говорю: «Я знаю, что это нога», что же я говорю на самом деле? Не то ли, что я уверен в последствиях своих слов, и что если кто-то сомневается, я могу сказать ему: «Видите, я же вам говорил»? Стоит ли мое знание чего-либо, если оно подводит меня в качестве повода к действиям? И может ли оно меня подвести?
20.03.1951
410. Наше знание образует огромную систему. И лишь внутри этой системы приобретает ценность то значение, которым мы его наделяем.
411. Если я говорю: «Мы допускаем, что Земля существовала многие века» (или что-то подобное), тогда, конечно, покажется странным, что мы можем это лишь допускать. Но в системе наших языковых игр в целом это – одно из оснований. Допущение, можно сказать, формирует основу действий и, следовательно, мышления.
412. Всякий, кто не способен представить ситуацию, когда возможно сказать: «Я знаю, что это моя рука» (такие случаи и вправду редки), может назвать эти слова чепухой. Он также может сказать: «Конечно, я знаю это, как я могу не знать?», но тогда он, скорее всего, примет фразу «Это моя рука» за объяснение слов «моя рука».
413. Допустим, вы берете руку слепца и, проводя ею по своей, говорите: «Это моя рука». Если он спросит: «Вы уверены?» или «Вы точно знаете?», потребуются весьма особые обстоятельства, чтобы вопрос приобрел смысл.
414. Но, с другой стороны, откуда мне знать, что это моя рука? Знаю ли я точно, что значит сообщать о наличии у меня руки? Когда спрашиваю «Откуда мне знать?», я не имею в виду, что сомневаюсь в этом. Мы имеем здесь основание всех моих действий. Но мне кажется, что оно неверно выражается словами «я знаю».
415. И на деле разве использование слова «знать» как сугубо философского правильно? Если «знать» выражает интерес, то почему не «быть уверенным»? Очевидно потому, что последнее будет слишком субъективным. Но разве «знать» не столь же субъективно? Разве человек не путается лишь в силу произвольной грамматической зависимости, утверждающей, что «р» следует из «Я знаю, что р»?
«Я верю, что знаю» не обязательно выражает меньшую степень достоверности. Верно. Однако человек не пытается выразить даже максимум субъективной достоверности, скорее, выражает то, что достоверные суждения лежат, как представляется, в основе всех вопросов и мышления в целом.
416. И у нас есть пример этого в суждении, что я жил в этой комнате на протяжении последних недель; моя память меня не обманывает. «Это достоверно вне всяких разумных сомнений».
21.03.1951
417. «Я знаю, что в последний месяц я каждый день принимал ванну». Что я вспоминаю? Каждый день и утреннюю ванну? Нет. Я знаю, что мылся каждый день, и не вывожу этого из каких-либо других доступных данных.
Сходно я говорю: «Я чувствую боль в руке», не обращаясь к особому уголку сознания за образом (допустим, за зрительным образом).
418. Или мое понимание – лишь слепота в отношении отсутствия понимания? Мне часто так кажется.
419. Если я говорю: «Я никогда не бывал в Малой Азии», откуда я получил это знание? Я не выработал его, никто мне ничего не сказал, но моя память подсказывает мне. Значит, я не могу ошибаться на сей счет? Есть ли здесь истина, мне известная? Я не могу отбросить это суждение без того, чтобы не отринуть и все прочие суждения.
420. Даже суждение наподобие того, что я ныне живу в Англии, имеет две стороны: это не ошибка – но, с другой стороны, что я знаю об Англии? Может мое суждение быть ошибочным?
Возможно ли, чтобы все, кто войдет в мою комнату, заявили обратное? Даже предъявили «доказательства», и я вдруг оказался бы безумцем в окружении душевно здоровых или здоровым в окружении душевнобольных? Не начну ли я тогда страдать от сомнений по поводу того, что в настоящий миг кажется мне неоспоримым?
421. Я в Англии. Все вокруг говорит это, куда бы я ни обратил свои помыслы, и мысли мои находят незамедлительное подтверждение. Но не утрачу ли я свою уверенность, если произойдет нечто, чего я ныне не в состоянии даже предположить?
422. Итак, я пытаюсь сказать нечто прагматическое.
И меня сбивает с мысли нечто наподобие Weltanschauung[87].
423. Тогда почему я просто не повторяю за Муром: «Я знаю, что я в Англии»? Это имеет смысл в определенных условиях, которые я могу вообразить. Но когда я произношу это суждение вне таковых условий, как пример того, что и схожие суждения могут иметь достоверность, оно сразу кажется менее нелепым. Справедливо ли?