danse macabre[45] со своими масонами-убийцами (хотя убийцами они были якобы только аллегорически).
Затем пришло время, когда оказалось, что я не могу больше танцевать, и тупик, в котором я очутился, определенно напоминал конец. Тут я стал обдумывать эсхатологические копрологические аспекты всей этой повторяющейся истории; и когда я мысленно нарисовал картину забросанной дерьмом дороги жизни, то наконец-то осознал, в каком лабиринте я увяз. Единственным выходом наружу мне представлялся гроб. После непродолжительных, но довольно мрачных размышлений, подобных раздумьям Измаила в «Моби Дике», когда он шел мимо гробовых складов, я решил, что все-таки этот вариант побега был бы не лучшим выходом. И тогда я попытался припомнить, не проглядел ли я какой-нибудь выход по пути, все же лучший, чем смерть.
Поразмыслив и покопавшись в воспоминаниях, я неожиданно обнаружил вещи вроде бы довольно невинные, но я почувствовал, что на деле они граничат с воспоминаниями действительно адскими. Тогда я начал исследовать каждое невинное на вид воспоминание более внимательно, подозревая, что не все они были такими, как казались. Периодически мне попадались воспоминания, не имеющие четких зацепок или связей в моем прошлом, — и тогда я спрашивал себя, не прячется ли за ними что-то еще.
Роясь в своей памяти, я находил и настоящие старые воспоминания, органично связанные с моей жизнью. Я начинал плакать, и, рыдая, я вновь натыкался на дикие и жуткие воспоминания давнего прошлого. И внезапно я осознал, что на самом деле прошлое — это мистическое тело человека — corpus misticum. И когда видишь реальное, без покровов, мистическое прошлое — это страшно. Оно закутано пороком, тайной, молчанием и темнотой, оно то видимо, то нет. Это масонская магия.
Меня дурачили так долго и одурачили с таким совершенством, что я не мог сперва даже припомнить «договор», в который был затянут. Подрядчиков и субподрядчиков было так много, что, оглядываясь назад, сейчас мне кажется — почти все имели долю в этой афере, и почти все должны были нести на себе тайные знаки, чтобы опознавать друг друга.
В то же время можно сказать, что на Карнавале Жизни я не был звездным игроком, зато поистине был им на Карнавале Смерти, и мое исполнение было первоклассным. Смерть всегда была для меня источником энергии и жизнеобеспечения.
Распорядитель на Карнавале Смерти — это, конечно, Ангел Смерти. Поскольку другие ангелы отказываются играть с Ангелом Смерти, может быть, он сочувствовал мне, как сотоварищу по отверженности. Тень смерти осеняла меня так долго, что стала моей собственной тенью. Мы много раз играли вместе в разных жестоких играх жизни. Но как бы это поначалу не выглядело, в конечном счете Ангел Смерти всегда был на моей стороне. И мне очень повезло, что надо мной всегда нависала его покровительствующая тень.
Джеймс Шелби Даунард умер 16 марта 1998 года. Его эссе «King/Kill 33°», как они назывались первоначально, или «Призыв к хаосу», в нынешнем издании «Культуры времен Апокалипсиса»— это самый примечательный образец конспирологических текстов, с которыми я когда-либо сталкивался. Лингвистические, географические и геологические совпадения, представленные в них, относящиеся к убийству Джона Кеннеди и Манхэттенскому проекту, — это больше, чем теория заговора, это произведение вдохновенного, параноидального сознания. Секреты, которые Джеймс Шелби Даунард разоблачает, — это часть обширного мистического мира, манящего, но никогда полностью не раскрывающего свои тайны.
В произведениях Даунарда подземные ключи его подсознания выходят на поверхность и служат для него источником кропотливых исследований. Столкновение поэтического и логического — это особенно хороший метод, когда речь идет о заговоре. И оно столь же поразительно впечатляет, когда дело доходит до изысканий в очерке «Галопом по ночным кошмарам Даунарда» из уже распроданной книги «Культовый экстаз».
Когда я посетил Даунарда в марте 1994 года, он передал мне груду неопубликованных рукописей, включая свою автобиографию «Карнавалы жизни и смерти», которая детально излагает историю того, как ему удалось избежать мести масонских карателей, и то, как его накачивали наркотиками, имплантировали искусственные органы и использовали в сексуальных ритуалах вместе с роскошной подругой-нимфоманкой (для тех, кто переписывается с Feral House и заинтересован в получении остальных работ Даунарда, сообщаем, что «Карнавалы жизни и смерти» будут опубликованы осенью 2003 года). Как и все произведения Даунарда, его воспоминания полны фантастических подробностей вроде фотографий Шелби ребенком в костюме клоуна, странных мест среди флоридских отмелей и причудливых оккультных скульптур в стиле Антона ЛаВея. Что бы ни представляла из себя книга «Америка, парад одержимых», выдержки из которой приведены выше (то ли это произведение, рассчитанное на то, чтобы разыграть наивных людей и привлечь к себе внимание, то ли это одна из тех подлинных историй, которые в наше время так сильно колеблют привычные представления о мире), она послужит прекрасным введением в воспоминания Даунарда.
Адам Парфрей
Джеймс Шелби Даунэрд
Трон Джима Джонса, реконструированный Родом Дикинсоном. Надпись на стене: «Тому, кто не помнит о прошлом, грозит его повторение»
Род ДикинсонВОССОЗДАНИЕ ДЖОНСТАУНА
В начале 1999 года я получил по электронной почте письмо от Рода Дикинсона, британского актера, который проявил интерес к «воссозданию» пресловутого эпизода с гибелью 914 людей, случившегося в Джонстауне, в Гайане в 1979 году.
Дикинсон, который приобрел известность своими тщательно разработанными мистификациями, связанными с «кругами на полях»,[46] в 1999 году принял участие в организации художественной выставки, названной «По памяти»: «Работать по памяти означает вступать в единоборство с каким-нибудь фактом, существующим текстом, опытом, пережитым в давнем или недавнем прошлом. В результате такого акта общения с прошлым и его перевода в настоящее обнаруживается невозможность точного воспроизведения фактов, неизбежны дефекты, фальшивки, выдумки и искажения истины, привнесенные памятью, то ли смешивающей и путающей действительные воспоминания, то ли сочиняющей их заново. Метафоры, которыми мы пользуемся, говоря о воспоминаниях, предполагают движение путешествие сквозь дебри прошлого. Память — это текучий поток, заново отвердевающий в том, что когда-то существовало».
Первоначально намеченное на сентябрь 1999 года, затем перенесенное на конец сентября 2000 года, действо, воссоздающее в лицах события в Джонстауне, должно состояться под эгидой Института современного искусства в Лондоне на огороженной площадке общественного парка. Здесь будет заново построен павильон, эстрада и трон Джима Джонса, а также и прочие ключевые аксессуары, как то: оцинкованная ванна, полная пурпурного виноградного сока, деревянная галерея, столы и т. д.
Последующий текст излагает план представления, воссоздающего давние события в сегодняшние дни при участии сотен добровольцев. Центральная часть этого мероприятия это реконструкция последних двух с половиной часов существования религиозной секты Народного Храма.
18 ноября 1978 года в Джонстауне община Народного Храма численностью более 900 человек во главе с преподобным Джимом Джонсом совершила коллективное самоубийство, выпив отравленный виноградный сок, в который были добавлены транквилизаторы и цианид.[47]
Целью представления является увековечивание памяти об этой трагедии воссозданием ее «в живую». Подразумевается и воссоздание контекста, в котором происходили эти события. Таким образом, как и в случае с другими группами, демонстрирующими «ожившую историю», это представление включает артистов, которые, «не выходя из роли», будут описывать обстановку и разъяснять заинтересованной публике все обстоятельства, сопровождавшие массовое самоубийство.
Несмотря на то, что это грандиозное самоубийство является самым документированным событием такого рода в современной истории, оно ни разу не было представлено публике в виде цельного произведения или фильма. Следуя модели «ожившей истории», планируемое представление реконструирует эти события, сведет их воедино и предъявит их как предмет непосредственного переживания.
Действо примет форму представления, длящегося в течение двух с половиной часов и разыгрываемого 150–200 участниками. Постановка будет осуществлена дважды в течение дня. Повтор будет способствовать большей доходчивости и убедительности показа, поскольку мы знаем, что община Народного Храма, прежде чем совершить свое массовое самоубийство, много раз проводила его репетиции. Джим Джонс называл эти репетиции «Белыми Ночами».
Представление будет разыграно не на сцене, а на выделенном участке ограниченного размера, двигаться исполнители будут немного и только внутри этого участка. Ключевые предметы обстановки будут воссозданы в первоначальном виде: оцинкованные ванны, наполненные виноградным соком, деревянная галерея, в которой они стояли, и «трон» Джима Джонса. Участники будут одеты так же, как одевались сектанты Народного Храма — футболка, штаны, босые ноги или сандалии.
Представление будет сопровождаться демонстрацией информационных материалов: снимков, сделанных фотографами после трагедии, а также распечатками записей с магнитофонных пленок. Эти пленки зафиксировали монологи и диалоги между Джонсом и его сторонниками, в которых те размышляют о благотворных и революционных последствиях их гибели. Кульминацией постановки будет финальная сцена смерти все участники представления изобразят самоубийство и останутся без движения в течение сорока минут.