Но грядущая юбилейная трехдневка – хороший повод, чтобы поговорить о том, что такое и кто такой главный редактор СМИ в современной России. Впрочем, не только в современной и не только в России, фигура главного редактора всегда была окружена некоей мистикой. Главный редактор неизбежно становился сакральной фигурой. Жертвенные герои – они обретали величие и вневременность мифологических персонажей. Или – если не отличались ни жертвенностью, ни героизмом и даже отличались подлостью – оказывались преданы забвению. За время, которое прошло с моей первой публикации в «Московском комсомольце» в 1968 году, думаю, приобрел достаточно опыта, чтобы отчетливо понимать, какая разница существует между главным редактором и всеми остальными сотрудниками редакции. Как любит повторять в таких случаях Виктор Лошак, «не бывает смелых журналистов, бывают смелые главные редакторы». Хотя он, как мало кто, знает цену смелым журналистам. Но и в советские времена, равно как и в постсоветские, именно главные редакторы остаются для своих изданий щитами и мишенями одновременно. Понятно, что во всякие времена можно использовать разные гримасы и ужимки, чтобы спасти свою газету или журнал от окончательного разгрома. Сказал же однажды беспартийный Николай Федорович Погодин на страшной проработке в ЦК КПСС за статью «“Гамлет” после XX съезда», опубликованную в журнале «Театр», где он был главным редактором с 1951 по 1960 год, что его подвели коммунисты. В ЦК опешили, и редакцию окончательно не разгромили. Но нынешняя жизнь, при всех свободах, отличающих ее от жизни советской, куда как сложнее и мудренее, хотя некоторым она кажется грубее и проще.
В советские времена красные флажки запретов совпадали с очередными решениями очередного пленума ЦК КПСС или очередной или внеочередной передовой статьей газеты «Правда». Благодаря личной смелости главных редакторов расширялось пространство общественно дозволенного, пространство творческой и личной свободы. Советский человек был не просто «человеком читающим», он обладал уникальным мастерством чтения между строк. И когда вдруг эти междустрочные образы вставали в строку, получали право на смысловую определенность, общество делало важный шаг к правде. При всех идеологических шорах советского времени задачей главного редактора было довести правду до своего читателя, слушателя, зрителя. И хотя шутка о том, что в «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды, неизменно пользовалась успехом, сами шутившие знали, как трудно пробиваются правда и известия до читающей публики. Как сложно выразить в газете или в журнале не сор жизни, а ее суть и смысл. Настоящие главные редакторы знали, как это делается. И старались делать это вопреки любым ледяным штормам постоянно сменяющих друг друга исторических эпох.
Так было в XX веке, так будет – никого не хочу огорчать – и в веке XXI. Но в нынешнем мире само понятие «правда» стало сложнее и труднее достижимо. Осведомленность – к тому же наполовину ложная – повсеместно заменяет понимание, но служит основанием для вынесения суждений и принятия решений. Главный редактор должен быть тем мудрым судьей, который не просто выносит решение, но и открывает путь к истине.
Название этих заметок мне подсказали не современные романы о профессиональных убийцах, а энциклопедии и справочники. В них по-разному пишут о том, в чем состоит миссия главного редактора, но это определение – «лицо, принимающее окончательные решения» о том, что может, а что не может быть опубликовано и доведено до читающей публики, – повторяется из издания в издание. Это и есть редакционная политика. Сегодня, когда практически нет запретов, когда можно все – если не на публичном телевизионном канале, то уж точно в интернете, – главный редактор неизбежно должен помнить, что культура, в том числе и культура СМИ, начинается с табу, с запрета. Он должен знать, что преступно не печатать, но и что печатать – преступно. Труднейшее знание и неблагодарная миссия.
Именно главный редактор должен отстаивать интересы истины и общественной пользы перед властью и собственником, но и, нередко, перед сотрудниками редакции и самим обществом. Для этого нужен не только высочайший профессионализм, но и мужество. Потому что настоящая журналистика – это опережающее ответственное знание. То, о чем мы, простые смертные, еще не догадываемся.
Апрель 2012
Линия фронта
В начале 2012 года президент Франции Николя Саркози издал ряд поручений, связанных с подготовкой к важной дате – 100-летию со дня начала Первой мировой войны, которое случилось, как известно, 28 июля 1914 года, ровно через месяц после того, как в Сараево 28 июня террористом Гаврилой Принципом был убит австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд. Правительство Великобритании совсем недавно назначило специального уполномоченного, который будет координировать подготовку к этому трагическому юбилею. Во Франции и Великобритании, как и во многих других европейских странах, найдется немного городов, где бы не была увековечена память о Первой мировой, о солдатах, погибших во время выполнения своего воинского долга. В минувшем году в Париже В.В. Путин участвовал в церемонии открытия памятника русским солдатам и офицерам, павшим в сражениях за Францию в 1916–1918 годах. Поручик Российской армии, отлитый в бронзе русским скульптором В. Суровцевым, встал на вечный караул у моста Александра III.
Но в самой России все не так. То ли по-прежнему действует инерция советских времен, когда к Первой мировой относились лишь как к войне империалистической и грабительской и включали ее изучение в школьные программы лишь в качестве «пролога пролетарской революции». То ли мы не понимаем, как соотнести ее результаты с новейшей российской историей, усматривая в ней начало распада того государственного пространства, которое некогда называлось Российской империей. А может быть, я все усложняю и в отношении Первой мировой действует наше обычное российское разгильдяйство – просто не доходят руки. Впрочем, уверен, что не из-за одной, а из-за множества причин, включая уже названные, память об этой великой трагедии человечества, определившей реальные и интеллектуальные катастрофы XX века (боюсь, что и последующих веков), в России не нашла такого же внятного и достойного места, как память о двух Отечественных войнах. Мы не найдем ни одного сколько-нибудь значительного памятника воинам Первой мировой ни в одном из городов нашей страны – мемориальное кладбище в районе московского метро «Сокол» пребывает в удручающем состоянии если не запустения, то увядания. Во всех великих русских романах – шолоховском «Тихом Доне» или «Красном колесе» А. Солженицына – главы или «узлы» о событиях 1914–1917 годов – всего лишь преддверие другой, более страшной трагедии, распада векового уклада российской жизни. Большевистская революция в ее утопическом катастрофизме, безусловно, заслонила в русском сознании мировую трагедию, что, казалось, разрушила фундаментальные принципы европейского гуманистического бытия, принеся неисчислимые жертвы. (Напомню, что в Первой мировой войне по обе стороны фронта принимало участие 33 страны, в ней погибло 12 миллионов человек и было ранено 55 миллионов.) Россия – большевистская Россия, претворяя в жизнь пораженческие лозунги, выдвинутые В. Лениным сразу после начала войны, в одностороннем порядке отказалась от союзнических обязательств по отношению к Франции и Великобритании, заключив сепаратный договор с Германией, что имело тяжелейшие последствия для нашей страны: материальные, дипломатические, юридические, моральные. До сих пор по-настоящему не осмысленные нашими историками и не нашедшие глубокого отражения в национальном общественном сознании.
Россия потеряла в этой войне миллионы солдат, офицеров и генералов, которые гибли не только из-за бездарности Верховного главнокомандующего и Генерального штаба, как меня учили в советской школе. И подавляющее большинство из них проявили высшую воинскую доблесть – и в Карпатах, и на Марне, и в Греции. Они сражались за свою веру, царя и Отечество, и не их вина, что Николай II отрекся от престола, а понятиями веры и Отечества стали манипулировать недобросовестные политические игроки, которые делали это в своих узкокорыстных целях. И уже поэтому память об этих солдатах требует уважения и увековечивания. В Первой мировой войне в русской армии бок о бок воевали те самые подданные Российской империи, которых вскоре разделит братоубийственная гражданская война. Однажды с А. Кокошиным мы пытались разобраться в социальном составе Белой и Красной армий – и убедились, что они были почти идентичными. Во всяком случае, количество младших, да и старших царских офицеров, воевавших на стороне красных, было весьма велико – отречение царя освободило их от воинской присяги. Именно поэтому, вспоминая о Первой мировой войне, можно подготовить общественное сознание России к необходимости создать мемориал Национального примирения. Тем более что с этой идеей, насколько мне известно, выступили видные представители потомков первой российской послереволюционной эмиграции.
Было бы совершенно несправедливо из-за наших внутренних недоговоренностей, из-за отсутствия внятных оценок противоречивого, но наиважнейшего периода русской истории не отдать дань тем, кто ценой жизни защищал свою Родину и общечеловеческие ценности, а вовсе не «грабительские интересы империалистов». Конечно, трудно не согласиться с Э. Хемингуэем, который в предисловии к «Прощай, оружие!», одному из лучших романов о Первой мировой войне, писал о том, что лучшие люди на войне всегда находятся на передовой, на линии фронта, а тех, кто затеял эту войну, он бы расстрелял. Но если говорить о современной России, то эта линия фронта проходит внутри нашего общества, быть может, внутри каждого из нас. Надо постараться услышать правду каждой из сторон, чтобы найти общую точку зрения на события вековой давности.
Апрель 2012
О культуре – после выборов
Едва Александр Авдеев заявил о своей майской отставке, вопрос о том, кто будет следующим министром культуры, стал предметом досужих экспертных обсуждений. После выборов президента России эта тема стала предметом социологических и журналистских исследований. Как минимум раз в день и мне раздается звонок: «Кто, по-вашему, будет очередным министром?» Я честно уклоняюсь от ответов, ссылаясь на то, что такие вопросы нехорошо задавать бывшему министру