толешниковом, одесситы – бычки, икру из синеньких, киевляне – сало и торт «Киевский».
Чему наследовать? Вопрос, право, нешуточный!
Возрождение русской кухни в последнюю четверть века связано с деятельностью таких рестораторов, как Андрей Деллос, Аркадий Новиков, Александр Раппопорт, открывших оазисы вкусной и почти всегда здоровой пищи в центре Москвы. Каждый из них писал, что создание ресторана русской кухни – одна из труднейших задач, которую могут решить очень немногие профессионалы. Вспомните печальную судьбу «Русских бистро», на которые делало ставку московское правительство в пору Ю.М. Лужкова.
Конечно, любые биточки, на три четверти состоящие из хлеба, можно назвать пожарской котлетой. Но, как говорил Ходжа Насреддин, сколько раз ни скажешь «халва», от этого во рту слаще не станет. Даже если ты настоящий патриот русской кухни.
Август 2015
Белые и черные
Исаак Осипович Дунаевский ушел из жизни 25 июля 1955 года, 60 лет тому назад. Его похоронили на Новодевичьем кладбище, хотя народных артистов РСФСР там хоронить не полагалось – этой чести удостаивались только народные артисты СССР. А две Сталинские премии через два года после смерти вождя-тирана значили уже не так много.
Но у Дунаевского своя судьба. Звание народного артиста РСФСР он получил в год своего пятидесятилетия. В самый разгар антисемитской компании и борьбы с космополитизмом, после кровавого разгрома Еврейского антифашистского комитета. Для музыканта, родившегося в семье банковского служащего в местечке Лохвицы, в роду которого были известные канторы, это звание в ту пору было своего рода «видом на жительство», почти правом на жизнь. Композиторам, сочинявшим «легкую музыку», как и артистам эстрады, титул «народный артист СССР» тогда не давали, что заставляло печалиться даже великого Л.О. Утесова, который был удостоен его первым среди деятелей эстрады только в 1965 году, на излете своей творческой жизни.
Вокруг смерти И.О. Дунаевского роились разные слухи и небылицы. Но стоит довериться Глебу Скороходову, одному из самых педантичных историков эстрады, который, по часам описав последний день жизни композитора, приводит единственно верную причину его смерти – не выдержало сердце. За этим диагнозом – «не выдержало сердце» – пятьдесят пять лет необычайно напряженной жизни, почти полвека из которой было отдано творчеству.
Он был среди тех, для кого русские революции 1917 года – Февральская и Октябрьская – даровали свободу бытия, в которую он шагнул весело и бесстрашно. Он был искренне увлечен созданием великой утопии. Он жаждал перемен. Он расслышал магическую музыку новой жизни и был готов положить ее на нотный стан. В словах «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» еще не было и намека на иронию, только энергия неслыханного преобразования бытия.
Это было время, когда создавались невероятные творческие союзы. Все знают о многолетнем сотрудничестве Л.О. Утесова и И.О. Дунаевского, которое началось еще в 1924 году. Меньше известно о дружбе Дунаевского с Д.Д. Шостаковичем, с которым его помимо страсти к музыке связывало и увлечение преферансом (о чем с неповторимым юмором любила рассказывать К.И. Шульженко). Они помогали друг другу в трудные периоды их жизни, а у одного и у другого таких было немало. И умели сохранять честность друг перед другом в самых сложных обстоятельствах. Когда Григорий Александров в трудные для Дунаевского первые послевоенные годы предложил не ему, а Шостаковичу сотрудничать с ним в работе над картиной «Встреча на Эльбе», Шостакович прежде всего позвонил Дунаевскому, чтобы не обидеть его своим согласием. Они подпитывали друг друга человечески и творчески. И дело, понятно, не только в том, что Шостакович, услышав увертюру Дунаевского к фильму «Дети капитана Гранта», публично назвал ее выдающимся явлением симфонической музыки. А Дунаевский – мастер эстрадной вокальной формы – мог дать какие-то подсказки Шостаковичу, когда тот сочинял «Песню о встречном». Просто они помогали друг другу жить и творить в трагические времена.
И это вовсе не была игра на выживание. Конечно, им надо было выстраивать отношения с властью (сознательно избегаю эпитетов к этому слову, они бессмысленны; для художника во все времена власть есть власть, как написал бы А.П. Чехов). Но они не могли позволить себе, чтобы отношения с властью убили музыку внутри них. Музыку, которая была спасением и прибежищем в эпоху, когда любая человеческая жизнь, вне зависимости от талантов и званий, могла быть размолота в лагерную пыль. Дунаевский был «необыкновенным умницей» (так часто называл его Л.О. Утесов). Про кровавое колесо эпохи ему стало ясно уже в середине 30-х. На съемках «Веселых ребят» арестовали соавторов сценария Владимира Масса и Николая Эрдмана. В 1938 году был расстрелян старый большевик Борис Шумяцкий, тот самый руководитель Госкино, который, увидев знаменитое эстрадное обозрение «Музыкальный магазин», созданное Утесовым и Дунаевским, предложил им сделать на его основе звуковой кинофильм – так началась работа над «Веселыми ребятами». В том же 1938-м расстреляли Владимира Нильсена, оператора этой ленты, дальнего родственника Б. Шумяцкого. Даже я помню свидетельства многих бывших сидельцев (например, Д.Г. Медведенко, драматурга и театроведа), которые рассказывали о концертах в лагерях, где известные артисты, получившие разные сроки, под аплодисменты спев «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек», надевали лагерные бушлаты и возвращались в свою зону. А сколько таких историй приходилось слушать Дунаевскому!
Но именно потому, что он был не просто умницей, а настоящим мудрецом, он знал, что жизнь человеческая не укладывается в простое черно-белое кино. И он умел из черно-белой клавиатуры рояля извлечь звуки, вспыхивающие многоцветным фейерверком счастья.
Советская «легкая музыка» XX века подарила созвездие замечательных талантов. Дунаевский был первым среди равных. И останется им навсегда.
Когда звучит его музыка – от самой ранней оперетты «Женихи» до самой поздней «Белой акации», над которой он продолжал работать до конца дней, понимаешь, что земные компромиссы не затронули его бессмертную душу. Он пробуждал в своих слушателях мечту о лучшей жизни, в которой человек становится подлинным хозяином своих поступков и чувств. Он вселял в нас бесстрашие. И мы до сих пор благодарны ему за это.
Июль 2015
Неделимая победа: гостевая трибуна на Параде Победы в 1945 году и сегодня
24 июня 1945 года на первом Параде Победы на Красной площади, когда на специально выстроенный у Мавзолея В.И. Ленина помост были брошены 200 знамен и штандартов воинских частей поверженного Третьего рейха, не было высоких гостей из зарубежных стран.
Страны-союзники были представлены главами дипломатических миссий и военными. А в самом параде вместе с солдатами, офицерами и генералами Советской армии принимали участие лишь подразделения Народной армии Польши, которые прошли перед Мавзолеем в одном строю с воинами Первого Белорусского фронта, и болгарский генерал-лейтенант Владимир Стойчев, который рядом с советскими генералами возглавлял колонну сводного полка Третьего Украинского фронта. Похоже, И.В. Сталин не планировал делить свою победу ни с кем из лидеров союзных держав. И не только потому, что Франклин Рузвельт умер 12 апреля 1945 года, меньше месяца не дожив до окончания войны с фашистами, а Уинстон Черчилль в июне участвовал в предвыборной гонке, которая, как известно, закончилась поражением консерваторов, то есть его личным низвержением, на выборах 5 июля 1945 года. Генерал де Голль оставался всего лишь руководителем Временного правительства Франции, положение которого было весьма зыбко. Но, повторю, дело было совсем не в том, что Сталин не мог собрать в этот исторический день руководителей стран-союзников. Просто он считал естественным завершить самую кровопролитную войну в мировой истории апофеозом величия СССР и советского народа, то есть своим личным торжеством. И для этого ему не нужны были высокопоставленные гости. И без них весь мир был свидетелем его могущества. Именно поэтому он потребовал подготовить Парад Победы всего за один месяц, а не за два – с таким предложением первоначально выступили руководители военных ведомств.
Кратчайшие сроки подготовки необычайно сложного по замыслу и очень трудоемкого по реализации величественного многомерного действия, которое должно было отразить беспримерный вклад советского народа в разгром немецко-фашистских захватчиков, не предусматривали приглашения зарубежных лидеров. Сталину в этот день они были просто не нужны. И не только ему. Они были не нужны советским солдатам, офицерам, генералам, вышагивающим по брусчатке Красной площади, маршалам, принимающим этот великий Парад, их семьям и семьям тех, кто слушал об этом событии по радио или прочитал о нем на следующий день, 25 июня 1945 года, в газетах. Они были не нужны ни павшим, ни живым. Собственно говоря, о них никто и не думал, – народ, принявший на свои плечи основные тяготы войны, в эти победные дни был счастливо самодостаточен. Это был первый и самый главный Парад Победы, с которым никогда не могли сравниться все последующие – с каким бы размахом они ни проходили. И какие бы гости в них ни принимали участие.
При Сталине День Победы не был официальным праздником. Произнося знаменитый тост, восхваляющий русский народ, на самом деле он боялся народа-победителя. Народа, за четыре года войны выстрадавшего свободу и достоинство перед лицом смерти. Народа, которому не было нужды оправдываться перед кем бы то ни было.
Об этом не стоит забывать сегодня, когда все еще раскручивается информационный тотализатор, разжигающий страсти из-за того, кто же из современных зарубежных лидеров приедет в Москву в дни Парада Победы и в каком протокольном формате они будут в нем участвовать. Наличие или отсутствие руководителей больших и малых государств на трибунах Красной площади не может омрачить или тем более умалить самую важную дату современной истории нашей страны. По сей день для большинства семей, которые волею судеб живут в разных странах на постсоветском пространстве, этот праздник не превратился в историческую абстракцию, в нечто государственно-обезличенное, в протокольно-обязательное. Он сохранил то человеческое, интимное измерение, которое связывает людей вне зависимости от политической мифологии, от меняющихся социальных конструкций. Дети моего поколения рождались потому, что наши родители вернулись с войны победителями. Победив, они даровали нам жизнь. Нам и нашим потомкам, для которых дед или прадед, вернувшийся с войны, – часть их личной семейной истории. Часть их жизни. Именно поэтому День Победы – народный праздник. И пока накануне 9 Мая мы будем ездить на кладбища, где похоронены наши близкие, павшие и выжившие в той беспощадной войне, пока будем перебирать их фронтовые фотографии и награды, до тех пор этот праздник сохранит свой обжигающий смысл.