Культурная революция — страница 81 из 130

Берлинская государственная библиотека

Российский институт театрального искусства

Академический симфонический оркестр Санкт-Петербургской филармонии

Жизнь как праздник

В дни битвы за национальную валюту, когда один евро почему-то хотел обмениваться только за сто с лишним рублей, а рубль не проявлял должного патриотизма, в Московском мультимедийном центре, в просторечии именуемом Домом фотографии Ольги Свибловой, была открыта выставка «Жизнь как праздник». Она была посвящена 115-й годовщине со дня выхода в свет первого номера журнала «Огонек», который пережил как минимум три, а то и четыре социальных строя в нашем Отечестве. Понятно, что выставка затевалась задолго до воссоединения Крыма с Россией и кризиса на востоке Украины. Но уже тогда ее устроители отнеслись к ней с должной степенью серьезности. Совершенно поразительным образом в дни нынешнего декабрьского кризиса фотографии, создающие некую многообразно структурированную систему национальной праздничной жизни, вовсе не выглядели выставочным стебом. Труд как праздник, спорт как праздник, искусство как праздник, любовь как праздник… Словом, все, что угодно, может становиться праздником.

Когда вглядываешься в лица людей, запечатленных фотографами «Огонька», в лица наших далеких пращуров, которых мы никогда не видели живыми, а также дедушек, бабушек, пап и мам, тех, кто вырастил и воспитал нас, понимаешь, как остро они переживали это предвосхищение праздника, быть может именно потому, что жили значительно труднее и хуже нас. На их долю выпали такие исторические катастрофы, которые и не снились моему поколению, – революции, репрессии, войны. Но они не хотели воспринимать свое бытие как проклятье. Для людей, переживших двадцатый век в России, жизнь становится особой ценностью.

На праздничных фотографиях они вовсе не выглядят смешными или ущербными, и не только потому, что мы любим их. Человеческая память, как правило, старается сохранить лишь то, что помогало выживать, а вовсе не ту мерзость истории, которая самонадеянно пыталась сломить человека, вытравить его человечность. В конце концов, борьба добра со злом происходит в каждом из нас. И если бы зло победило, человечество давно уже перестало бы существовать. Мой старинный знакомый, сын репрессированного в 1937 году Акмаля Икрамова, замечательный детский писатель Камил Икрамов, с 15 до 28 лет, с 1943 по 1955 год, сидел в самых разных лагерях огромной советской страны, но всегда вспоминал о своей украденной, как мне казалось, молодости как о счастливейшей поре жизни. Когда он рассказывал обо всем с ним произошедшим, то он говорил об этом так, будто не встречал на своем лагерном пути ни одного дурного человека, не говоря уже о мерзавцах и садистах. Камил вовсе не был блаженным всепрощенцем, он просто знал цену и могущество добра. Цену и могущество жизни. Которая важнее любых идеологических догм. «Жизнь выше идей», – автор «Фауста» Иоганн Вольфганг фон Гёте не случайно любил повторять эти слова.

В один из предновогодних дней в резиденции посла России во Франции собрались замечательные художники, прославившие нашу страну во второй половине XX столетия, – Эрик Булатов, Оскар Рабин, Олег Целков, Владимир Янкилевский. Уж они-то могли пожаловаться на гонения, которые обрушила на них советская власть, – но речь шла совсем о другом: о радости творчества, которое наполняет жизнь особым смыслом. И о жизни как таковой, которая бесценна сама по себе.

Как всегда, в предпраздничные дни Московский театр мюзикла чаще всего играет музыкальное обозрение «Жизнь прекрасна!». Мы показываем его нашей публике и в нынешнем декабре. Понятно, у нас были серьезные опасения, что зрители, как говорится, проголосуют ногами, почувствовав неуместность столь легкомысленного отношения к их нынешним житейским проблемам. Но мы явно недооценили стойкость наших сограждан, их неутоленную жажду праздника. Их готовность смотреть на жизнь с лучшей ее стороны. Их готовность ей радоваться как высшему благу. Несмотря ни на что.

Уверен, что уходящий год в конце концов останется в памяти тем лучшим, что мы пережили вместе. Конечно, никуда не денется боль за людей, погибших на востоке Украины, за сотни тысяч беженцев, покинувших районы боевых действий, их родные и обустроенные дома, разрушенные войной. Но во время гастролей в Крыму на наши легкомысленные спектакли приходили беженцы из Донбасса и пели вместе со всеми так, будто их жизнь по-прежнему безоблачна и прекрасна. И не сдерживали слез, когда зал и сцена сливались в едином хоре: «Мы вернулись домой, в Севастополь родной…» Поверьте, я не настолько наивен, чтобы восславить волшебную силу искусства. Но всегда готов с благоговением восхититься могуществом и волшебством человеческой жизни. Ее неистребимой мудрости и сердечности.

Уходящий год останется в нашей памяти многими прекрасными событиями: зимней Олимпиадой в Сочи и 250-летием Эрмитажа, 100-летием Камерного театра, 90-летием «Мосфильма», 10-летием «Крещендо» под руководством Дениса Мацуева, возвращением труппы петербургского Большого драматического театра в свое историческое здание и удивительным «Вишневым садом» Льва Додина в Малом драматическом, победами фильмов Андрея Звягинцева, Андрея Кончаловского, Александра Котта на самых престижных кинофестивалях, юбилеями Алисы Фрейндлих, Елены Образцовой, Михаила Пиотровского, Владимира Спивакова…

Праздники не обманывают людей. Они открывают жизнь с той возвышенной стороны, которая сопротивляется повседневности. Они открывают в нас ту человечность, о которой мы нередко забываем в суматохе буден. Поэтому не надо стесняться праздников – в эти праздничные дни мы становимся лучше.

Декабрь 2014

Россия, свобода, культура

Обсуждение Послания В.В. Путина Федеральному Собранию Российской Федерации стало своего рода сквозным сюжетом минувшей, да и нынешней недели. Прежде всего потому, что оно касалось не только проблем текущего политического и экономического момента, но и фундаментальных вопросов национального бытия.

Естественно, что многие комментаторы обратили внимание на важную цитату из Ивана Ильина: «Кто любит Россию, тот должен желать для нее свободы; прежде всего свободы для самой России, ее международной независимости и самостоятельности; свободы для России – как единства русской и всех других национальных культур; и, наконец, – свободы для русских людей, свободы для всех нас; свободы веры, искания правды, творчества, труда и собственности». Не стану сейчас, как это делали некоторые мои коллеги, сосредоточивать внимание на политических и этических взглядах философа, который, как известно, занимал крайне правую позицию в многообразном пространстве российской эмиграции. Не буду подробно вспоминать и о контексте, в котором написаны приведенные слова. Иван Ильин полагал, что в пору, когда власть в России захватили большевики, нужно забыть о разногласиях и добиваться освобождения русского народа. Бесспорно, у Ильина можно найти немало ярких мыслей, которые интересны и по сей день, даже те из них, которые хочется оспорить. Примечательно, что у русского консервативного мыслителя В.В. Путин выбирает слова, способные напугать любого современного охранителя. Но сказано то, что сказано. Все послание пронизано духом свободы, для России и людей, в ней живущих. Свободная, сильная, суверенная Россия – наиважнейшее условие свободы для созидательной деятельности граждан – в экономике, науке, культуре, социальной жизни. Кому-то покажется, что все сказанное относится к кругу либеральных или социально-демократических идей, но это справедливо ровно настолько, насколько все цивилизационно ответственные современные общественные течения схожи друг с другом в вопросах человекосбережения.

В отечественной политической практике, а уж тем более в политической публицистике, зачастую весьма свободно обращаются с терминами и понятиями, назначая ни в чем не повинные слова изгоями, чуть ли не подрывающими устои человеческой цивилизации и, конечно, действующей власти. На самом деле наши либералы и демократы не являются таковыми в строгом смысле этих понятий. Равно как и наши консерваторы весьма далеки от западных общественных течений, исповедующих консерватизм – классический, социальный или либеральный. Неоконсерватизм XX и XXI столетий – в духе Рональда Рейгана или Маргарет Тэтчер – не предполагает строительства социального жизнеустройства с непомерным бременем взятых на себя обязательств перед гражданами, равно как и глубокого внедрения государства во все сегменты экономики. В принципе консерваторы, как либералы, в отношении государства придерживаются позиции, некогда точно сформулированной вовсе не консервативным мыслителем Николаем Бердяевым: «Государство существует не для того, чтобы на земле был рай, а для того, чтобы на земле не было ада». Консерватизм не является прямым синонимом национального или религиозного фундаментализма, советской или досоветской ортодоксальности, – защита традиционных гуманистических ценностей и буржуазных устоев, не предполагающая революционного переустройства мира, вовсе не отменяет личных прав и свобод добропорядочных налогоплательщиков.

Консерватизм исторически защищает интересы культуры как совершенного хранителя традиции, устойчивых ценностей, объединяющих народы и нации. В этом смысле естественно, что в центре внимания оказываются институты, оберегающие культурные ценности, сохраняющие великое достояние человечества. Но при всем том консерватизм вовсе не отрицает развития как такового. Консерваторы являются сторонниками эволюции, которая призвана «отшелушить» все лишнее, отжившее век.

Юбилейные торжества по случаю 250-летия Эрмитажа, заслуженная апология «великого музея великого города» при всем том не стали торжеством охранительных идей. И прежде всего потому, что Эрмитаж – один из самых живых музеев мира, культурный центр, который осуществляет свою миссию в глубинном контакте с меняющимся бытием.

Не случайно Михаил Пиотровский накануне главного праздника открыл выставку, на которой работы выдающегося английского художника Фрэнсиса Бэкона были помещены в контекст шедевров мировой живописи и скульптуры – от Античности до конца XIX века. Гений XX столетия, чьи экспрессионистские полотна вызывали восторг и возмущение, черпал свой «безмолвный крик» не только в современной реальности, но и в истории ку