Как жаль, что председателя Мао нет в Пекине — он ведь живет около Шанхая. Но, говорят, от него приехал сейчас Кан Шэн, и скоро все прояснится. А пока мы будем бороться.
— Разве против вас теперь многие?
— Большинство студентов — нетвердые люди. Какой с них спрос, если социальное происхождение у них никудышное? Многие лебезили и угодничали перед старым парткомом, у них совесть нечиста. Они и рады «рабочей комиссии», поддерживают ее. Даже многие из революционеров, тех, что штурмовали 3 июня партком, перешли на сторону «комиссии» и стали ее активистами. Все меняется так быстро! Ни на кого нельзя положиться…
Исповедь этого «левого», этого «революционера», да еще в такое позднее время, меня изрядно утомила да и наскучила своей однообразностью, и я не старался скрыть этого. Он понял и напоследок сказал:
— Если вы меня встретите, то, пожалуйста, старайтесь не показать, что мы с вами знакомы. Я поэтому и не назову вам себя. Желаю успехов в учебе! Прощайте!
Раскланявшись, мы разошлись в разные стороны.
Ранний летний рассвет уже высветил контуры зданий. Двери общежития были заперты. Я постучал в окно привратнику. Тот, кряхтя, поднялся и, не попрекнув меня ни словом, впустил. Я осторожно прошел к себе в комнату. Ма снова не ночевал дома.
Весь следующий день я провел в книжном ряду пассажа. Душно. Продавцы поливают водой неровный асфальтовый пол. Когда я, просмотрев издания на верхних полках, дохожу до нижних и опускаюсь на корточки, невольно, в буквальном смысле, сажусь в лужу. Все же в книжном ряду прохладнее, чем в соседних магазинах, и несравнимо легче, чем на улице. Время от времени я покупаю мороженое или холодное молоко.
К шести часам, когда чуть-чуть спадает жара, я выползаю из пассажа. Сумка моя распухла от покупок. Это время разъезда служивого народа, вечерние часы «пик» — улицы наводнены велосипедистами, тротуары — прохожими, автобусы и троллейбусы — пассажирами. Пробираюсь по людной Ванфуцзин — главной торговой улице Пекина, стараясь попадать в тень — ведь даже сейчас свыше тридцати градусов. Как назло, мой троллейбус уходит, что называется, из-под самого носа. Из-за поворота показался встречный троллейбус, битком набитый пионерами. Высовываясь из окон, дети махали красными флажками и кричали хором:
— Председатель Мао приехал! Председатель Мао вернулся в столицу! Вернулся председатель Мао! Председатель Мао заседал во Дворце собрания народных представителей. Председатель Мао здоров! Очень здоров! Долгих лет жизни председателю Мао! Слава, слава, слава! Да здравствует председатель Мао!
Дети бросали из окна листовки, написанные твердым детским почерком-,— в них сообщалось все то, что им велели повторять вслух.
В очереди на троллейбусной остановке оживленно обсуждалась новость.
— Какая хорошая новость!
— Теперь начнется настоящая революция!
Все проявляли осторожную радость и вели себя осмотрительно.
Дома я застал Ма.
— Чем это ты так занят в последнее время? Даже дома не ночуешь! А вот, кстати, самого главного ты все-таки не знаешь, а я знаю! — поддразнил его я.
— Что ты имеешь в виду?
Нарочито равнодушно, словно не расслышав его слов, я спросил:
— Знаешь ли ты, где сейчас Мао Цзэ-дун?
— Нет… — Ма опешил.
— А я знаю. Он вернулся в Пекин и заседал сегодня во Дворце собрания народных представителей на совещании по поводу «культурной революции»!
— Откуда это тебе известно? — Ма был потрясен новостью и взбешен моей осведомленностью.
— Узнал в городе.
— Кто тебе сказал? Где? — Лицо Ма как-то вытянулось, он был полон решимости во что бы то ни стало докопаться до истины. Шутить было бы рискованно.
Видя его напряженность и враждебность, я предпочел рассказать про пионеров в троллейбусе.
Ма сразу обмяк, но не успокоился. Он устало уселся на кровать. Что-то из рассказанного мною его обеспокоило.
— Это очень важная новость, — сказал он.
— Потому я и рассказал тебе.
— Председатель Мао в Пекине! Теперь он лично возглавит движение за культурную революцию, будут перемены, — Ма поднялся. — Пойду расскажу товарищам. Это очень важная новость!
Когда я вышел вечером, перемены бросались в глаза. Резиденция «рабочей комиссии», по-прежнему разукрашенная в красный цвет, охранялась цепью дежурных. Громадный портрет Лю Шао-ци исчез, и теперь рядом стояли два одинаковых портрета, два одинаковых Мао Цзэ-дуна. «Левые» протестовали уже открыто у самого входа, обливая словесной грязью «рабочую комиссию». Поднимая кулаки, оратор выкрикивал проклятия. Слушатели вторили ему все громче и громче. Деревья, стенды и транспаранты были замазаны ругательствами. На стене дома «комиссии» аккуратный и чистенький, очень серьезный молодой преподаватель клеил коллективную дацзыбао: «Защитим рабочую комиссию от клеветы!»
Трое «левых» попытались силой оттащить его от стены, но безуспешно. Вмешались дежурные активисты.
— Смерть дармоедам! Долой правых оппортунистов! — неистово вопил очередной левацкий оратор.
На обратном пути, через какой-нибудь час, я увидел свалку. Поток участников митинга рвался в подъезд, дежурные телами преграждали им путь в дверях. Портреты Мао Цзэ-дуна между делом были опрокинуты, стенды с лозунгами тоже, дерущиеся топтали их на земле.
— Нажми, товарищи! Выволочем предателей из «рабочей комиссии»! — кричал кто-то, но в каше из тел нельзя было понять кто и откуда.
На помощь обороняющимся спешили активисты с красными повязками и просто студенты, сторонники «комиссии». Плотными, туго сцепленными шеренгами они начали оттеснять неистовствующих «левых» на задний двор. Наконец крыльцо было освобождено. Целая группа членов «комиссии» устремилась очищать поле боя. Председатель Чжан стоял на крыльце и распоряжался. «Левые» отступали, выкрикивая угрозы.
— Вы знаете, что приехал Мао Цзэ-дун? — улыбаясь, спросил меня подошедший вьетнамский коллега Нгуен Тхи Кань.
Я рассказал о том, что слышал в городе.
— Они выступают теперь против «рабочей комиссии» и думают, что председатель Мао поддержит их.
— А разве «комиссию» прислал не председатель Мао?
— Конечно, нет! Ее прислал Лю Шао-ци. Пока председателя Мао не было в Пекине, культурной революцией занимался председатель Лю. Он и послал «рабочие группы» осуществлять власть на местах и руководить культурной революцией. Председатель Мао, видно, к ним не имеет отношения…
До сих пор я привык видеть в газетах и на стенах портреты обоих председателей всегда рядом. Они украшали даже дверь соседней комнаты, где до «культурной революции» дежурные «некто» отсиживали, подслушивая и сменяя друг друга каждые сутки.
— В Китае все быстро меняется! — заметил я.
Вскоре нападки на «рабочую комиссию» прекратились. «Левые» решили вести себя организованно и обратились в «группу по делам культурной революции» при ЦК с просьбой выступить у нас в университете. Они разбились на отряды и под барабанный бой маршировали по аллеям, выкрикивая:
— Да здравствует новая победа культурной революции! Приветствуем «группу по делам культурной революции» при ЦК!
Высоких гостей ждали с нетерпением со дня на день. «Рабочая комиссия» тоже вывесила торжественные плакаты, приветствующие их приезд.
Парадный митинг готовился у библиотеки. Трибуну разукрасили зеленью и цветами. Повесили новый гигантский портрет Мао Цзэ-дуна, искусно подсвечиваемый по вечерам.
Наконец прибыли долгожданные гости. Подъехала длинная вереница машин и остановилась у административного корпуса. Со ступеней к прибывшим обратился с приветственной речью начальник «рабочей комиссии» Чжан. Вокруг толпилось немало народу, но «левых» не было. Они ждали у библиотеки. Приветственная речь завершилась взаимными вежливыми аплодисментами. Гости направились на главный, митинг, и сторонники Чжана потянулись следом. «Левые» держались прилично, даже усадили Чжана на трибуне.
Китайские руководители вели себя непринужденно, по дороге к библиотеке они заговаривали с ребятами и девушками, шутили, первыми протягивали студентам руку.
— Вот настоящие люди! — услышал я в толпе восторженные возгласы.
— Давайте знакомиться, — улыбаясь, обратился к собранию худощавый старик в очках. — Мы вас, товарищи, знаем. Все вы — революционные студенты и преподаватели Пекинского педагогического университета. Мы вас очень хорошо знаем, товарищи, а вот вы нас не знаете.
Толпа колыхнулась, все старались продвинуться поближе к трибуне, хотя радиотрансляция работала прекрасно. Раздались дружные хлопки, молодежь улыбалась, одобрительно посмеивалась шутке.
— Перед вами «группа по делам культурной революции» при ЦК партии! — продолжал старик. — Эта «группа» создана по прямому указанию председателя Мао! Вот товарищ Чэнь Бо-да, ее председатель, а вот его заместитель, товарищ Цзян Цин, супруга нашего горячо любимого вождя председателя Мао! Здесь есть и другие товарищи. С нами приехал, например, товарищ Ли Сюэ-фэн, первый секретарь нового пекинского горкома. Ну а товарища Чжана вы знаете лучше меня, он у вас начальник «рабочей комиссии»!
Такое непривычно неофициальное начало собрания с участием высокопоставленных руководителей словно опьянило собравшихся, сделало их как бы сопричастными к чему-то очень важному, государственному. Они тоже стали вести себя непринужденно, хлопали каждому представляемому, отвешивавшему совершенно театральный поклон, веселым оживлением встретили Цзян Цин, супругу Мао Цзэ-дуна.
Когда старик познакомил собрание с гостями, выступила вперед Цзян Цин и сказала:
— Товарищ Кан Шэн представил всех нас, а о себе забыл. Это говорит о его скромности. Позвольте представить вам товарища Кан Шэна.
Старик поклонился, блеснув очками. По толпе пронесся шепот. Цзян Цин, выждав, когда установится тишина, продолжала:
— Товарищ Кан Шэн не входит в «группу по делам культурной революции» при ЦК партии, но он наш главный советник. Ни товарищ Чэнь, ни я — мы ничего не предпринимаем и не решаем, не посоветовавшись с ним! Товарищ Кан Шэн обладает поистине драгоценным опытом классовой борьбы!