Ротмистр надменно кивнул.
И только Старлей опять не понял, кто и куда, зачем и как.
И это ему не понравилось.
Чача лежал в кустах сирени и надрывно сопел: давно уже ротмистру не доводилось передвигаться ночью по пересеченной местности. Об этом говорили не только его дыхание, но и обильный тыл, обтянутый трещащими при каждом вздохе штанами цвета хаки. Подобные задницы отращивают к тридцати годам в тихом офисе в центре Города, где самая тяжелая работа — разбор бумаг с гербовыми печатями. Но тогда вдвойне, а то втройне непонятно, почему Чача вырядился в форму, как стал ротмистром и что делает в компании Старлея, ёшкина жука, Медузы Горгонер и Джентльмена.
Чудесное спасение из горящего вертолета, а теперь еще и это…
Концлагерь для политзаключенных инопланетян располагался в живописном месте, на плато горы, нависшей над морем. Со всех сторон заведение окружали заросли можжевельника, минные поля, противотанковые рвы и колючая проволока. Над инженерными сооружениями миленько торчали вышки с ушастыми вертухаями. В небе над лагерем постоянно барражировала спарка оккупантов: кризорги синхронно выделывали фигуры высшего пилотажа — огненные струи расчеркивали атмосферу крестами, полумесяцами и спиралями. Красиво, смотреть приятно, заодно и освещается мертвая зона у забора.
Едва слышно коснувшись жухлой травы, рядом с Васькой припал к земле Джентльмен, ткнулся губами в ухо бывшего ученика и прошептал:
— Слышь, боец, такое дело… Шуметь нельзя, установи ментальный контакт с Медузой. Она тебе подробно раскинет дальнейший план действий. Мы не хотели тебя заранее пугать, потому и не сказали всего. Теперь можно. Давай контакт, не стесняйся.
— Дык, я бы с радостью. Не умею! — в ответ прошептал Старлей.
— Не свисти! — возмутился Джентльмен. — Все, кому Медуза мозг оттрахала, умеют. Давай!
И Старлей дал, и у него получилось.
Он явственно увидел, как Горгонер залегла в канавке в сотне метрах левее, как она раскинулась, расслабив щупальца, а рядом примостился ёшкин жук, выдавая себя за неровность рельефа. На мгновение Старлей испытал приступ ревности, но тут же успокоился. Для великой цели и не так раскорячишься. Понимать надо, не в бирюльки играем и даже не в шахматы. Да и признаков разврата не замечено. Горгонер пребывала в сознании и могла внятно изложить концепцию атаки.
— Ни одно живое существо не проникнет сквозь защиту концлагеря. С виду забор — бетон бетоном, ничего такого. Простенько, но со вкусом, как говорят у вас на Земле. Но на самом деле ни один из материалов, составляющих Стену и прочие стены тушканчегов, не является тем, чем выглядит. У тебя, мон шер, еще будет возможность убедиться в этом лично.
— Ни одно живое существо? А как ты сбежала? Улетела?
— Нет. Улететь нельзя, небо над концлагерем вообще не является небом. Это есть искривленное пространство. И лучше держаться от него подальше. Никаких полетов во сне и наяву! Я поступила проще: я позволила себя съесть.
— Что? — Старлею показалось, что он ослышался. Не факт, что при ментальном контакте вообще можно ослышаться, но мало ли. — Съесть?
— Что тебя смутило? Жуче захотелось попробовать меня в таком ракурсе, я была молодая, веселая и не прочь поэкспериментировать. Жуча меня очень нежно скушал, причинив минимум неудобств. Я даже получила специфическое наслаждение. Я умерла, это было минимальным условием побега. К сожалению, в мертвом виде я не умею передвигаться. Поэтому Жуча перенес меня на свободу.
— Жуча?
— Да, Жуча. Он потомственный ёшкин жук, это надо учитывать. Все ёшкины жуки, помимо того что обладают продвинутой термоброней, еще и профессиональные живые мертвецы, это часть их бизнеса. В некоторых звездных системах за подобное умение отлично платят. На родной планете Жучи принято убивать новорожденных, а затем воскрешать, совершив простенький, но специфический обряд. Ты уже знаешь какой. Маленького Жучу тоже убили: затоптали бедную личинку. Именно Жуча научил меня правильно умирать и воскресать, а я научила тебя. Для истинного знания нет границ, истинное знание не признает ксенофобии. Люди, ёшкины жуки или Медузы — истинному знанию без разницы.
— Вот, значит, как…
— Да, мон шер, такова се ля ви, как говорят у вас на Земле. Или лучше формулировать: «У нас на Земле»? Ведь мы собираемся вместе править планетой, после того как освободим ее от угнетения тушканчегов. Как считаешь, мон шер?
— Я воздержусь от комментариев, — сказал Старлей и таки воздержался. — Но я не понял, зачем нам вообще нужен этот концлагерь? На кой его штурмовать?
— Какая война без солдат? Не война, а смех один. Нам нужны добровольцы. — Реальная Медуза Горгонер тихонечко стонала, раздавленная тушей ёшкина жука, но ее ментальная проекция выглядела вполне выпуклой и трехмерной, что немного смущало Старлея. Ведь Горгонер уверяла, что физические контакты с самцами ей претят…
— Но ведь в концлагере, если верить ёшкину жуку, инопланетяне очень даже себя неплохо чувствуют. Зачем им воевать против тушканчегов? Не проще ли поднять на бунт людей, толстых и лысых, зато без хоботов и щупалец, без жвал и хвостов?! Люди будут сражаться за свободу! Люди спасут собственную планету от уничтожения и оккупации! — Когда Старлей произносил этот пафосный бред, он действительно верил, что так оно и будет, что сапиенсы — единственная надежда Вселенной. Как только его ментальный рот захлопнулся, от уверенности не осталось и следа; уверенность — понятие абстрактное и следов оставлять не может в принципе.
Внимательно выслушав Старлея, Медуза мысленно изобразила округлый желтый смайлик, эдакий колобок, подвешенный в пространстве. Смайлик виновато улыбнулся и, распахнув клыкастую пасть, прошепелявил:
— Люди отравлены тушенкой, сигаретами и килькой в томатном соусе. Люди не будут воевать за свободу. За деньги, за власть, за табак — да. А вот за свободу, прости, я понимаю, тебе тяжело это осознавать, мон шер, за свободу люди воевать не умеют.
— Но ведь я тоже ем тушенку, консервы и страдаю никотиновой зависимостью! Я тоже отравлен! Но ведь я буду воевать за свободу! — Старлей представил, как он изо всех сил бьет кулаком в левый, обозначенный жирной точкой, глаз смайлика.
— Ты — другое дело. — Смайлик легко нырнул под удар, отклонился влево. — У тебя, мон шер, наследственность правильная. К тому же… — Развивать эту мысль смайлик не стал — прикусил нижнюю губу, чтоб не ляпнуть что-то важное, вовсе не предназначенное для ментальных ушей Старлея. Васька об этом никогда не узнает, ибо молчание смайликов на вес иридия.
На фиг «к тому же»: у воина Земли с наследственностью полный порядок. Гены пальцем не размажешь. Папа и мама — молодцы каких поискать. Коноплей и спиртом не злоупотребляли, книжками по квантовой механике не баловались, настольным теннисом не увлекались. Батя разве что по праздникам сто граммов позволял себе под яичницу с салом, да по пятницам литрик пивка. Еще фантастику тайком почитывал, был у него такой грешок, — когда думал, что его никто не видит. Хранил он пакостные книженции в сейфе — между кошельком из крокодиловой кожи и надувной женщиной по имени Анжела.
— Ладно, — сказал Старлей, — уговорила. Люди не годятся для дел благородных, людей испортили гнусные тушканчеги, приучили к вшивой тушенке и отвратительным, но качественным сигаретам. Пусть. Реальность сурова, я найду в себе силы смириться, неприятность эту я переживу. Но! Почему ты, уважаемая Медузочка, решила, что политзаключенные инопланетяне захотят пойти к нам в добровольцы?
Смайлик лопнул подобно мыльному пузырю. Взвесь желтых капель повисла в пустоте, образовав нечто напоминающее грибок ядерного взрыва. Пара-тройка капель попала на ментальное лицо Старлея. Они были горячими, но в меру, не обжигающими, стирать их носовым платком надобности не было. Тем более что носового платка у Старлея с подростковых лет в карманах не водилось. Как в армию попал, так сразу о телячьих нежностях и забыл. Даже шнурки завязывать разучился, ибо на кирзачах шнурков нет.
— Твое замечание, мон шер, не лишено логики. Инопланетяне не пойдут в нашу армию добровольцами. — Ядерный взрыв шевелился, раздувая и съеживая «шляпку» в такт словам.
— Ага! — радостно вскрикнул Старлей, ибо последняя реплика Медузы-«гриба» явственно доказывала, что он, Старлей, таки умный парнишка. Почти гений. Нобелевскую премию ему, будьте добры, и личную секретаршу.
— Да, мон шер, да. И еще раз да. Ты прав. Ты умен не по годам. Но то, что нельзя заиметь бесплатно, можно купить.
— То есть?
— У нас не будет армии добровольцев, у нас будет армия профессиональных бунтовщиков. За нас будут воевать инопланетяне-наемники. Кое с кем я успела очень близко познакомиться во время отсидки. Я знаю, кто на что способен… — промурлыкал ядерный взрыв, явно подразумевая нечто свое, очень личное, имеющее в лучшем случае второстепенное отношение к предстоящей битве.
— Хм, наемники… профессионалы, которые уже воевали с тушканчегами… Неплохо. Мне нравится эта мысль. Однако я не совсем понимаю, чем мы сможем расплатиться за их услуги. Я, откровенно говоря, не уверен, что твоей… э-э… натуры хватит на все нужды армии.
— Мон шер, ты все-таки негодный мальчишка. Фи! Ты мне противен, я не желаю с тобой общаться. К тому же близится мой оргазм. Собственному оргазму я должна уделить хоть чуточку внимания, верно? Если уж свои оргазмы не замечать, то можно совсем зачерстветь. Нет уж, нет уж. Все вопросы по оплате труда пришельцев адресуй ротмистру Чаче, он обещал спонсировать нашу миссию. Да, кстати, теперь он в доле. Ему принадлежит треть Земли. В основном нефтеразработки, алмазные копи и прочий мусор, совершенно ничего не стоящий на общегалактическом рынке.
Кадык Старлея — не ментальный, но очень даже реальный — дернулся, застряв в голосовых связках, и затрепыхался, будто обреченный на удушение гортанью скорпион:
— Копи?
— Копи.
— Нефтеразработки?
— Да, мон шер, если надо, я повторю дважды. Не думала, что есть необходимость, но… — фыркнул ядерный гриб и распался, измельчившись в пыль, и растворился в виртуальной бесконечности. Контакт прервался.