Ребе Йозеф побелел как стена. Черная борода его тряслась и дрожала нижняя челюсть, когда он с трудом проговорил:
— Вы хоть соображаете, о чем просите, богохульник?
— О, более чем. Я всегда взвешиваю все «за» и «против».
Когда Кир завершил беседу с пражанином и вернулся к пирующим, веселье уже разгорелось вовсю. Парочки сношались прямо под ногами, пьяная вакханка лупила всех своим тирсом, Джентльмен тискал сиськи оправившейся от шока дриады Фаины. Кир пробился сквозь толпу. Ирка стояла у бочонка с гранатовым вином в одиночестве. Несколько темных капель перекатывались на дне пластикового стаканчика. Кир вышиб стакан у нее из руки и тряхнул девушку за плечи.
— Зачем ты это сделала?
Ирка посмотрела на него снизу вверх, и взгляд ее был мудр и печален.
— Не беспокойся, милый Кир. Это вино не может мне повредить.
КОНЕЦ ИНТЕРЛЮДИИ № 2
— Папа?!
— Да не ори, слышу, — откликнулась голова. Бородатый высунул из разлома руки, подтянулся и вылез целиком. Обряжен гость был в убогое рубище, порядком изгваздавшееся в пыли и стеклянной крошке.
— Ты умер, — мрачно сказал Кир. — Тебя нет. Я брежу.
— Конечно, я умер, — подтвердил визитер, отряхиваясь. — Конечно, меня нет, и конечно, ты бредишь, но что это меняет?
Отпихнув тлеющие скелеты, он подошел к сидящему на полу Киру и протянул ему руку. Кир руку взял. Рука была тощей, костистой, но мощной и с легкостью вздернула юношу на ноги.
Гость огляделся:
— Это твоя камера? Ага? Хороший метраж. Ты бы посмотрел, в какую дыру запихнули меня.
Он по-хозяйски прошел к нарам и уселся. Похлопал по тощему матрасу рядом с собой. Киру ничего не оставалось, как присесть рядом с гостем. Гость отложил алмазную суповую ложку, которой, похоже, он и прорубал проход в обсидиане, и уставился на Кира:
— А ты возмужал. Подрос. Хотя, конечно, до меня тебе далеко. Дохлячок, весь в мать.
— Что ты здесь делаешь?
— Я здесь, как ты мог бы заметить, трачу драгоценное время на беседу с тобой, хотя полезней бы было вернуться в мою камеру и начать копать в противоположном направлении.
Тут гость — отныне будем считать его Жор-Элем, бывшим Хранителем этой прекрасной планеты, а ныне просто жалкой треской — залез в карман своего рубища и извлек что-то по виду напоминавшее пригоршню сухого козьего помета. Гость закинул что-то в рот и раскусил. По камере разнесся гнилостный запах. Кир поморщился.
— Зря морщишься. Конечно, с наркотой всеведения, тебе известной под названием Е-четырнадцать-двадцать восемь, это не сравнить, но тоже штука мощная. Печень летучих мышей, подвергшихся космическому облучению в центре пирамиды…
— Стоп. Откуда ты знаешь про Е-четырнадцать-двадцать восемь?
— Как же мне не знать, если я его синтезировал? Для личных нужд, не для распространения с целью обогащения.
Кир тряхнул головой:
— Допустим. Но откуда тебе известно земное название? — Подумав, он добавил: — Это наверняка означает, что тебя нет и ничего кругом нет, а я просто брежу, умирая от змеееииного яда. Ты — моя галлюцинация. Угасающий мозг обращается к детским впечатлениям… — Юноша удовлетворенно улыбнулся. Логика — вещь универсальная, межпланетная и всеобъемлющая. Только на логику и можно опереться в подобных ситуациях — даже когда выводы, к которым она приводит, весьма печальны. Кир намеревался продолжить свое рассуждение, однако удар крепкого отцовского кулака скинул его с нар и швырнул на пол.
— Соберись, — сказал Жор-Эль. — Конечно, я твоя галлюцинация. Но это отнюдь не значит, что ты можешь опустить руки и предаться унынию. Мой сын, наследник славы Криптона, не будет покорно ожидать, пока гнусный предатель решит его судьбу.
— Какой именно из предателей? — злобно спросил Кир, потирая разбитую скулу. — И с какой стати ты тут вообще распоряжаешься? Катился бы в свою камеру, или откуда ты там пришел.
— Именно так я и поступлю, — ответил Жор-Эль и с неожиданной бойкостью вскочил с нар. — Поскольку печень летучей мыши, обладающая некоторыми интересными свойствами, только что подсказала мне, что сюда идут. Если не ошибаюсь, это прислужники гнусного Зода, которым был отдан приказ доставить тебя к их господину. Так вот, сынок, когда аудиенция закончится и тебя швырнут обратно в сей угрюмый застенок — если, конечно, Зод не предложит тебе разделить с ним власть над миром, в чем лично я сомневаюсь, — короче, когда, избитый и сломленный морально и физически, ты вернешься сюда, спустись в прорытый мной тоннель и навести меня. Нам нужно побеседовать. — С этими словами старик ловко ввинтился в дыру в полу, не забыв прикрыть вход за собой обугленным скелетом. Кир, чертыхаясь, оперся на нары и встал — как раз вовремя, ибо часть стены заодно с фальшивой дверью отъехала в сторону, и в отверстии показались фигуры с факелами.
ИНТЕРЛЮДИЯ № 3. МАЛЬЧИК-ЖИЗНЬ
Медведь: Я отказался от нее.
Кир оставил Ирку в лечебнице, заплатив за персональную палату. Огромных прозрачных пауков под потолком и паутину он выжег синими молниями, так что комната стала почти уютной. Пока он выжигал пауков, Ирка сидела на кровати с планшетом и рисовала портрет Кира. «Это чтобы я не забыла, как ты выглядишь», — пояснила она.
Кир велел Ирке выплевывать нейролептики в унитаз и пообещал, что через месяц вернется с Венькой. Затем он отправился к Джентльмену.
Джентльмен занимался биохимическими опытами. Точнее, он пытался выяснить, улучшится ли вкус национального горского напитка чачи, если добавить в бродильный чан сухих гранатовых косточек. В подвальной квартирке невыносимо пахло кислятиной. Джентльмен согласился присматривать за Иркой в отсутствие Кира и даже заносить бульон. Правда, времени у Джентльмена было немного — он собирался вернуться на службу.
— Стосковался я по казарме, — пожаловался Джентльмен. — Всё же мы, Зоды, армейская косточка, все в роду сдохли не своей смертью в постельке, а на поле брани.
— С кем браниться собираемся? — спросил на всякий случай Кир.
— Ты мне про Прагу рассказал? Нет? Ну и я промолчу. Ты со своей Ириной хоть потрахаться успел?
Кир не ответил.
В подвале ешивы было холодно и сыро, и адидасовская куртка грела слабо. Глина липла к пальцам, гончарное колесо все никак не хотело раскручиваться, и вдобавок сверху доносились заунывные песнопения ешивотников: Судный День, сдача подписей, ангелы уже составили списки, так что горло драть было, в общем, без толку. Ребе Йозеф неохотно согласился обучить Кира основам гончарного мастерства. Первые изделия Кира были все как на подбор кривобоки и при обжиге трескались. Наконец, после двух недель работы, Киру удалось добиться пристойного результата. Результат был толстоват и сыроват, лопоух, лицом глуп, ну да оно и к лучшему: чем меньше sexual appeal, тем мне козырней, решил Кир.
С оживлением было хуже. Для начала ребе Йозеф коварно пытался убедить Кира в том, что голем оживляется природным электричеством. Электричество, мол, вырабатывает гигантская белка, которая без отдыха бегает в колесе во чреве голема. Однако Кир на дешевую разводку не поддался, и ребе, горестно кряхтя, написал на бумажке нужные слова. Кир свернул бумажку и засунул голему в пасть. Глиняный болван заморгал и открыл глаза. Взгляд у него был мутный и безжизненный, как у основательно полежавшего на прилавке карпа. Ребе критически оглядел куклу и поморщился:
— Эдакого кадавра и спьяну за человека не примешь. На что вы, любезный мой, надеетесь? Или вам просто понадобился исполнительный робот? Так «Тошиба» сейчас лучше выпускает, и задешево…
Кир, который вовсе не намеревался посвящать иудейского мудреца в подробности своего плана, только хмыкнул в ответ.
Кир придерживался того убеждения, что даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время (если циферблат, конечно, двенадцатичасовый) и что условия задачи всегда можно подогнать под ответ. Еще у него был воображаемый друг. В этом-то ничего странного нет, многие дети могут похвастаться тем же, но воображаемый друг Кира был ему вовсе не другом, а так, в лучшем случае спутником. Когда малыш Кир летел в хрустальной капсуле через бездны космоса, друг иногда пробуждался от спячки и начинал долдонить то таблицу умножения, то урок из криптонской истории, то жаловаться на жизнь и на то, что его девушки не любят. Короче, друг был порядочным занудой. Поэтому, когда Кир наконец достиг Земли, он не без облегчения оставил друга в капсуле. Кто же мог знать, что через тысячелетия Киру понадобится это существо.
Кир стоял на склоне горы, и ветер отдувал с его лица волосы, забирался под куртку. Над ним на сотни метров тянулся ледник. В руках у Кира был ледоруб, на ногах — ботинки с альпинистскими кошками. Рядом бессловесной глыбой возвышался голем. Поземка медленно засыпала снегом ботинки Кира и босые ступни голема. Сейчас юноша крайне сожалел о том, что много эонов назад море пересохло и на месте его выросли горы. Хотя нырять на многокилометровую глубину с големом было бы еще то развлечение. Когда-то мысль о том, что хрустальная капсула венчает вершину ледника, даже радовала Кира. Эдакий последний памятник его родной, ныне покойной цивилизации. Сейчас, однако, это представляло проблему. Тащить бестелесного воображаемого друга вниз возможным не представлялось. Значит, надо было поднять на гору голема. Как это сделать, Кир понимал слабо. Он огорченно помахал ледорубом.
— Хозяин, — проскрипел рядом голем.
— Да? — рассеянно отозвался Кир.
— Хозяин хотеть ходить гора?
— Да, хозяин хотеть. Еще больше бы хозяин хотеть летать, но на высоте семи тысяч метров атмосфера настолько разреженная, что хозяин есть грохаться вниз и ломать свои ценные кости. Какие будут предлож