– Это возможно, но так хочется поиграть еще, как артисту пожить! Смотришь – вроде бы была похожая роль, потом еще почитаешь – видишь, что еще что-то находишь в себе, в этом сундучке покопавшись. Вот когда уже по дну буду шкрябать, нечем будет удивить ни себя, ни других, тогда пойду посмотрю, во что других нарядить можно.
– Кто из русских классиков вас привлекает?
– Все равно Чехов! Самый близкий, самый родной, самый бархатный, по эмоциям, по размышлениям, по подходам, по плавности движения к сердцевине конфликта или к какому-то внутреннему переживанию, все-таки самый-самый интересный.
– А что бы вы хотели у Чехова сыграть?
– «Дядя Ваня» – самая замечательная история.
– Вы имеете в виду Ваню или Астрова?
– Ваню.
– Да ладно!
– Конечно, а почему бы нет?
– Артисты, артисты! Фернандель Лира хотел сыграть.
– Зачем не дали? Надо было дать. Но есть еще и Лопахин, все-таки в конце концов можно же и с этой историей пожить, и он совсем другой получится. Мягкий, страшный либо деловой, я не знаю, там несть числа вариантов, на которые можно обратить внимание.
– А я бы на вас в Лескове с удовольствием посмотрела. В «Соборянах» каких-нибудь.
– Я готов ко всему.
Вот такой у нас артист – петербуржец в душе, адвокат своих героев. А вместе с тем он считает, что к себе нужно относиться несерьезно, это к героям надо относиться серьезно. Не закрывает для себя возможности режиссуры. А любимый автор у него все-таки Чехов. Притом что за спиной много-много разнообразных военных и спортсменов. Оправдал Стэнли Ковальского совершенно, этого кошмарного насильника и мерзавца, и очень убедительно у него вышло. С удовольствием сам выходит на сцену, и зритель его любит. Пусть Михаил Пореченков в этом не сомневается. И перестанет читать о себе всякую ерунду, тайком набирая свою фамилию в поисковике…
Очи черныеК юбилею Олега Меньшикова
Мне приходилось слышать и читать, что Меньшиков всю жизнь варьирует один и тот же образ – Костика из бессмертной комедии «Покровские ворота» Козакова, и всякий раз я удивлялась глупости этого утверждения. Что же общего у прелестного, идеально-водевильного Костика с мрачным преступным студентом из фильма Александра Хвана «Дюба-дюба» или демоном-истребителем из «Утомленных солнцем», или психованным наивным юнкером из «Сибирского цирюльника»? Где следы Костика в страдальческой жизни Юрия Живаго («Доктор Живаго» Прошкина)? Действительно, Меньшиков не использует резких характерных красок, всегда идет «от себя» – но от себя он явно уходит далеко-далеко.
Он иной раз так далеко уходит, что достигает каких-то «других берегов», где звучит другая, не обыкновенно-земная музыка. Тогда его зритель впадает в состояние полной зачарованности и даже не понимает, где он и что с ним происходит. Такое бывает не в каждом фильме или спектакле – чудо не является по заказу, – однако у тех, кто видел чудеса, уже не отнимешь их зрительского счастья.
Сейчас по телевизору часто мелькают фильмы, в которых снимался молодой Меньшиков, – от времени эти картины набирают цену. Скажем, русский офицер из картины «Моонзунд» по Пикулю – блестящая работа актера, нисколько не уступающая прославленным. Меньшиков может воплощать высший тип русского человека (с умом, совестью, воспитанием) и тогда, когда он на высоте бытия, и когда падает в пропасть предательства.
Актер умеет транслировать внутренний мир человека, рассказывать о его сложности и богатстве – наверное, поэтому он редкий гость в современных картинах: внутренняя жизнь героев нынешнего кино, как правило, убога. Пришел, убил, съел, украл, трахнул – для чего тут нужен Олег Меньшиков с его фантастической музыкальностью, психологическими нюансами и тонкими чарами, спрашивается? Для чего тут богатейший голос с тысячами интонаций (срочно записать в исполнении Меньшикова всю классику!), «очи черные» с мировой скорбью в них и повадка аристократа из неведомой страны?
Своей отстраненностью и нелюбовью к тусовкам Меньшиков многих раздражает – дескать, такой же как все, а делает вид, что на рубль дороже.
Он не делает вид. Он действительно на рубль дороже. И я с грустью и сочувствием наблюдаю многолетнюю борьбу Олега Меньшикова за сохранение достоинства русского актера. Он не лезет в пену дней, а ищет свою самостоятельную тропинку – и он ли виноват, что на этом пути в наше время стоит знак «сужение дороги»?
Он без труда мог бы стать звездой любой труппы и влегкую «делать кассу». Но, уйдя в девяностых годах из рутины репертуарного театра, Меньшиков организовал собственное театральное товарищество. Сначала в рамках товарищества возник многофигурный спектакль «Горе от ума», где Меньшиков великолепно играл Чацкого, когда было вдохновение. Но потом число участников постановок этого товарищества неумолимо сокращалось, и два года назад Меньшиков вообще сыграл в моноспектакле «1900» Барикко. И в сценическом одиночестве Меньшикова, рассказывающего историю человека, выпавшего из времени и жизни, есть нечто глубоко печальное, но и победоносное. Судьба героя спектакля сложилась грустно и нелепо, но заветный, «внутренний человек» сохранился, избежал распада и деградации.
Отзывы зрителей на этот спектакль противоречивы – видно, артист играет неровно. То с огнем, то на технике. Да какие проблемы – сходите еще раз, может, повезет попасть на «вдохновенный» спектакль. Все большие актеры, за редким исключением, играют неровно – театр дело живое, на нервах и крови…
Меньшиков – одно из доказательств того, что лучшие наши актеры не только находятся «на мировом уровне», но и частенько этот уровень превышают. Он играл с Ванессой Редгрейв (спектакль «Когда она танцевала», премия Лоуренса Оливье) и с Хелен Миррен (сериал «Главный подозреваемый»). Его фото висели на Елисейских Полях (когда вышла картина Режиса Варнье «Восток– Запад») и вообще по всей Европе (когда он был лицом швейцарских часов «Лонжин»). Ну, что с того? Жизнь есть сон, и на тех Полях висят другие фото, и у тех часов уже иное лицо, а все ж таки приятно: есть у нас парни высшего сорта, прямо-таки не хуже никого.
Есть, да только мало – нам бы их поберечь, а? Не обливать руганью и презрением за малейшую слабость и неудачу. Ценить и уважать – а значит, ценить и уважать самих себя, ведь актеры – это витрина нации, это мы сами, только в преображенном и символическом виде.
И когда «мы» принимаем облик Олега Меньшикова – это, право, недурно.
Появление героя
«Моонзунд». По мотивам романа Валентина Пикуля.
Ленфильм, 1987. Режиссер Александр Муратов
«Лестница». По повести Александра Житинского.
Мосфильм, 1989. Режиссер Алексей Сахаров
«Моонзунд» и «Лестница», вроде бы не схожие ни в чем (историческая драма и современная притча), объединены несколькими обстоятельствами. Во-первых, добротная литературная основа – сценарий по роману Пикуля написал маститый Эдуард Володарский, а Житинский сам взялся приспособить свою повесть для кино.
Во-вторых, оба фильма пришлись не ко времени. Начиналась перестройка, шли разоблачительные публикации, общество было занято исключительно «борьбой с драконом», и пафос этих картин многими просто не улавливался. И если «Моонзунд» с годами постепенно набрал своего зрителя и обрел законный статус одного из лучших фильмов о Первой мировой и революции, то «Лестница» напрочь выпала из кинопроцесса.
В-третьих, в обеих картинах главную роль играет Олег Меньшиков.
– Ну скажи ты мне, в чем смысл жизни?
Сидят двое ночью у костра. Матрос-большевик Семенчук и командир Артеньев. Идти им вообще-то некуда: они окружены, всюду немцы, в стране революция, и того флота, где они служили, больше нет.
Самое время поговорить о смысле жизни.
– А сам-то думал? – спрашивает Артеньев матроса.
– Когда мне думать! Нет, ты скажи.
– Смысл жизни… наверное, в том, что она когда-нибудь заканчивается.
– Да я серьезно!
– И я серьезно…
Конечно, он серьезен, этот бледный господин, настороженно глядящий на жизнь, но охотно идущий навстречу смерти. Сквозь строгий облик морского офицера явно проступает герой Драмы Бытия – тот, на ком лежит ответственность за Выбор.
(В герое Драмы Бытия, в отличие от типа или характера, всегда есть что-то загадочное, роковое и превышающее окружающую героя жизнь. Ему как будто что-то поручено, и спрос с него – совсем особенный.)
Для рядовой прокатной картины 1987 года «Моонзунд» оказался, пожалуй, сложноват: действие зигзагообразно разворачивалось в нескольких временах (1915, 1916, 1917 годы), фильм был густо заселен персонажами, любовная линия шла запутанным пунктиром, а мораль предлагала делить мир не на хороших революционеров и плохих господ (или наоборот), а на людей чести и людей «пены дней».
Скрепляло фильм лицо главного героя, старшего офицера корабля «Новик», а затем командира обреченной артиллерийской батареи на мысе Церель Сергея Артеньева. Ответственный и дисциплинированный, Артеньев скуп на слова и крайне напряжен в душе – ему предстоит выбирать достойную дворянина линию поведения в условиях распада всего, чему он служил.
Впервые Олегу Меньшикову приходится чрезвычайно сосредотачиваться на внутреннем мире своего героя и лишь намекать на происходящее в нем. Артеньев – мученик долга, абсолютный интроверт, мгновения откровенности для него редкость. Внутренний огонь иногда прорывается наружу – особенно когда Артеньев имеет дело с бушующей «революционной» массой, с дикой анархией, пьяными матросами и прочей шантрапой. Тогда горящие на белом лице глаза вскипают яростью и становится очевиден бесстрашный воин. Но основная интонация героя – отчужденное и брезгливое непонимание своего времени.
Артеньев – Меньшиков ведет себя так, будто таит в душе образы иной жизни, других берегов, невозможного здесь счастья (об этом свидетельствуют, скажем, два романса на стихи Георгия Иванова, которые Меньшиков исполняет в «Моонзунде» идеально для этого жанра). А этому миру он может предъявить