Р. Сеннет пишет, что развитие промышленности и торговли «сделали сферу публичного устрашающей для людей того времени, и они стали искать защиту от социально-экономических потрясений внутри собственных семей»[258]. Развитие транспорта, появление огромных супермаркетов и офисных небоскребов, унификация одежды, свойственные XX столетию, сделали сферу приватного особой, тщательно оберегаемой ценностью.
В мегаполисах индустриальной цивилизации дом превратился в коробку с крышей и четырьмя стенами. Основным помещением в доме стала спальня, компенсирующая физиологическую потребность человека во сне. Города обросли «спальными районами – дом превратился в своеобразный «зал ожидания», он стал обеспечивать только минимальный комфорт, необходимый любому туристу. Тогда как пространство досуга сосредоточилось вне дома – кафе, развлекательные центры, спортивные клубы и т. д.
Социокультурные, экономические, политические изменения, происходящие в современной информационной культуре, заставляют задуматься о специфике культурной адаптации человека к новым условиям. Компьютерные технологии, виртуальная реальность меняют традиционные представления о пространстве, времени, существовании. Если раньше информация могла передаваться от человека к человеку на небольшом расстоянии, в осязаемом физическом пространстве, в конкретное время, то на сегодняшний день границы глобального культурного пространства стерты, адресат может получить информационное сообщение в считанные секунды, в любой точке Земли.
В связи с этим происходит трансформация значимости и ценности домашнего пространства. Центральной зоной дома становится уже не место сбора всей семьи, а индивидуальное рабочее место у компьютера. Компьютер, ноутбук связывает приватное пространство обитателей дома с внешним публичным миром. Возникает парадокс: в то время как помещение дома оснащено крепкими стенами, железными дверьми, домофонами и другими средствами защиты от экзистенциальных и урбанистических рисков окружающего мира, виртуальная реальность, интернет-сети открывают человеку доступ в безграничное внешнее пространство. Закрытый физически, человек расширяет информационные и социальные границы своего пространства. Дом становится медиаструктурой, местом коммуникаций на расстоянии, где человек находится сразу в двух пространствах: физическом приватном и виртуальном публичном.
Человек, как существо социальное, идентифицирует себя как с публичной жизнью, так и с приватной. Положительным является тот факт, что современный дом, выступая медиатором между внутренним миром и внешним, по желанию человека помогает ему перенестись в публичное пространство, либо же укрыться в своей уютной домашности. Подтверждая это, можно привести слова М. Хайдеггера: «Приватное существование со своей стороны, еще не обязательно есть подлинное, то есть, свободное человеческое бытие. Оно коснеет, замыкаясь в бесплодном отрицании публичности. Оно остается зависимым от нее филиалом и питается пустым уклонением от всего публичного. Так оно свидетельствует против собственной воли, о своем рабстве у публичности»[259]. Виртуальное пространство становится альтернативной территорией приватному пространству.
Человек переносит свое мироощущение и отношение к дому в интернет-сети. И. Каспэ отмечает, что пространство здесь возникает по мере того, как оказывается заселенным и размеченным с помощью разнообразных жестов присвоения[260]. Можно соотнести термины «домашняя страница», «адрес», которые по аналогии были перенесены из повседневного обихода в виртуальную риторику. Часто личные сайты структурируются по образу и подобию квартир, где отмечены «домашние» символы: рубрики «гостиная», «столовая», «чердак» и т. д.[261] Заходя на домашнюю страницу в интернете, человек знает, что его ожидает: можно провести параллели между привычным расположением информационных блоков, рекламы, и собственной комнатой, где все знакомо, стоит на своих местах, удобно расположено.
А. Тоффлер обращал внимание на то, что мы живем в мире блип-культуры[262]. Вместо длинных «нитей» идей, связанных друг с другом, нас окружают «блипы» информации: объявления, команды, обрывки новостей, sms-сообщения, которые не согласуются со схемами. Новые образы и представления не поддаются классификации – отчасти потому, что они не укладываются в старые категории, отчасти потому, что имеют странную, текучую, бессвязную форму. Средствами коммуникации становятся ICQ, электронная почта, разнообразные сайты (сайты знакомств, блоги, LiveJournal), мобильная связь. Непосредственный контакт человека с человеком сводится к минимуму: можно не видеться с другом долгое время, но поддерживать общение с помощью информационных технологий. Подчас даже используются, казалось бы, неприспособленные для коммуникаций средства связи: вместо того, чтобы впустить звонящего в домофон гостя в свое домашнее пространство, хозяин оставляет его во внешнем мире и общается, используя домофон в качестве телефона. Человек всегда оставляет за собой право выбора общения с тем или иным человеком, право допускать или не допускать другого в свое приватное пространство, он может в любой момент прервать контакт с помощью информационных средств, или возобновить его.
Принудительные связи и обязательства традиционных обществ, основанные на унаследованной принадлежности к социальному классу, религии, полу, национальности, согласно Ф. Фукуяме, заменяются связями, принимаемыми добровольно[263]. В современных обществах степень свободы выбора возросла, в то время как узы, связывающие их с системой социальных обязательств, заметно ослабли. Сеть Интернет дает возможность развить добровольные социальные связи до степени, о которой раньше нельзя было и мечтать: можно общаться с людьми со всего земного шара, основываясь практически на любых общих интересах, от дзен-буддизма до эфиопской кухни, вне зависимости от физического местонахождения. Главное, чтобы человек не стал воспринимать информационную паутину как родной дом, не перепутал реальное и виртуальное пространства. Ведь Интернет-зависимостью по данным социологов страдают около 10 % населения всего мира, а в Финляндии молодым людям с данным видом зависимости даже предоставляют отсрочку от армии[264].
В эпоху глобализации именно культура призвана играть роль глобального контекста, репрезентирующего интересы, притязания и тенденции сохранения и воспроизведения социокультурного многообразия. Человеку свойственно «одомашнивать» то пространство, в котором он живет. Виртуальные пространства человек осваивает, транспонируя самый привычный и знакомый с детства образ – образ дома на неосвоенный мир Интернета. Человек все больше и больше замыкается в себе, в своем приватном пространстве, выходя в публичное пространство практически только с помощью информационных технологий, находясь при этом дома. Поэтому основной задачей культуры является сохранить в столь насыщенном информационном мире культурные традиции и ценности, сохранить гармоничное сочетание приватного и публичного пространств в жизни людей, дабы человек мог стать самобытной, развивающейся и культурной личностью.
Чудновская Е.Л. (Санкт-Петербург)Трансформация образа женственности в художественной культуре второй половины XX века
Необходимость предать анализу трансформационные процессы, которым подвергается образ женственности в художественной культуре второй половины XX века, обусловлена обращением к проблематике тендера и существованию феминного в современной культуре. Трактовка феминности в постмодернизме, а также выявление образа женственности в инновационном обществе, во многом сильно отличается от традиционного и даже модернистского представлений о женственности. Во многом благодаря сексуальной революции возникают вариативные трактовки женственности, сама идея феминного перестает быть самоценной, в результате чего возникает не просто множество тендеров, но и, так называемые, трансгендеры (промежуточные тендеры). В сфере построения современного художественного процесса феминное становится некой игрой, в которую активно пытаются сыграть многие художники. В рамках данной статьи будет рассмотрена трансформация образа женственности в художественной культуре второй половины XX века или же интерпретация идеи феминного в современном искусстве.
Современная художественная культура трактует идею женственности во многом перверсивно. Это связано со становлением, во многом в последствии сексуальной революции, инновационной феминности, иначе говоря, классическая традиционная тендерная модель перестает считаться единственно возможной, и трансформируется сам образ женственности.
Философские трактовки постмодернистами идеи женственности обосновывают теорию феминного зачастую через перверсию, равно как и саму идею сексуальности. Связано это во многом с сексуальной революцией, которая определилась постфрейдистской философской мыслью в частности.
Необходимость интерпретации женского образа в современной художественной культуре вызвана возможностью существования полигендерного пространства в культуре второй половины XX века.
Постфрейдистская философия рассматривает идею «подавления» как основополагающую. «Подавление» становится одной из причин сексуальной революции середины XX века. Открытие еще фрейдизмом в середине XIX века «подавления» стало, своего рода, точкой бифуркации, в которой пошатнулась традиционная система ценностей. Вильгельм Райх в работе «Сексуальная революция»[265] пишет о том, что подавление и официальная мораль, которая формирует определенные поведенческие каноны, способствует, с одной стороны, торможению, с другой – еще большему возгоранию сексуальной революции. В основе регулирования морали лежит экономический принцип, – пишет он, – и согласно традиционной нравственности «роль женщины в половой близости – быть соблазненной»