нских и еврейских оптовиков, пока не выстроят собственную сеть поставщиков. Иммигрантами со всего мира полнится и армия уличных торговцев. На Фултон-стрит в центральной части Бруклина и на манхэттенской Пятой авеню выходцы из Западной Африки продают поддельные «ролексы» и шарфики «дорогих» марок. На 53-й улице, в одном квартале от Музея современного искусства МоМА, они продают предметы африканского искусства, напоминающие экспонаты музейной коллекции, а на 12-й улице в Гарлеме торгуют поделками для туристов.
Рядом с продуктовыми магазинами на Канал-стрит китайцы торгуют замороженными креветками и сушеными грибами. Выходцы из Центральной Америки развозят тележки с хот-догами по всему городу. Вызывая негодование владельцев магазинов на этнических торговых улицах, многие из которых сами – итальянцы, китайцы, афроамериканцы или арабы (которые, как правило, оказываются сирийскими евреями), уличные торговцы из иммигрантов создают нечто напоминающее образ рыночных улиц третьего мира. Иммигранты также задействованы на не вполне легальных рынках. Они участвуют в уличной торговле как разрешенными, так и нелегальными товарами, то есть в деятельности, и без них процветавшей в бедных районах города. Кто-то торгует краденым. Бедные русские иммигранты стоят вдоль Брайтон-Бич- авеню с мешками личных вещей и предметов домашнего обихода в надежде продать их или обменять. Отдельные кварталы и целые торговые улицы находятся на перепутье между устойчивой этнической идентичностью, разнообразием и изменениями.
Все это не обходится без политических конфликтов. В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе корейские владельцы магазинов вызвали волну бойкотов и демонстраций своим неприязненным отношением к клиентам-афроамериканцам[53]. Страсти разгораются из-за языковых барьеров, взаимных подозрений и недовольства ещё одной этнической группой, к которой принадлежат новые владельцы магазинов, предпочитающие нанимать таких же иммигрантов, как они, – азиатов или латиноамериканцев. Уличные торговцы в свою очередь жутко раздражают владельцев магазинов, которые оказывают давление на полицию с целью ужесточения местных правил, регулирующих уличную торговлю. Программа по возрождению района угрожает улучшить имидж местных торговых улиц и становится таким же жупелом, что и джентрификация. Даже в бедных и рабочих районах организации местных торговцев используют наработанные схемы для усиления своего влияния на торговых улицах. Как и владельцы более дорогих объектов недвижимости в центре города, в учреждении бизнес-инициатив по развитию района (БИРРов) они видят способ восстановить безопасность и цивилизованность. Их права на улицу связаны, опять же, с этносом, классом и общественной культурой, которые они представляют.
Каким бы ни было количество предпринимателей среди иммигрантов, это не оказывает влияния на историю сокращения капиталовложений в районах с преобладанием афроамериканского, пуэрто-риканского или мексиканского населения. С 1970-х годов коммерческое возрождение торговых центров в гетто происходит на фоне непрекращающегося исхода. Все торговые улицы в американских гетто выглядят примерно одинаково: дешевый обувной, за ним аптека по сниженным ценам, потом магазин алкоголя, дальше пустующее помещение, потом выгоревший или забитый досками магазин, потом местный продовольственный из дешевой сети, потом снова пустующие и выгоревшие помещения. Легко распознается и характерная визуальная культура: пластиковые таблички поверх старых, более основательных вывесок; ставшая уже привычной исковерканная орфография – «Покупка-город», «Болше эконом», «У доктор Джей», «От Ди»[54]; большие плакаты, рекламирующие сигареты или алкоголь, с этнически уместными моделями. Даже социологи обратили внимание, что в Чикаго чернокожие предпочитают делать покупки вне своих районов, поскольку очевидные знаки упадка ассоциируются с низким качеством и недостатком товаров известных марок (Taub, Taylor, and Dunham 1984, 60).
В Нью-Йорке несколько важных этнических торговых улиц расположены поблизости от транспортных узлов за пределами Манхэттена. Многие афроамериканцы ходят за покупками на Фултон-стрит в Центральном Бруклине; выходцы с Карибских островов закупаются на Джамайка-авеню в районе Джамайка в Квинсе. Чем ближе к метро расположены эти улицы, тем меньше они привлекают покупателей из среднего класса, будь то белые, черные или азиаты. За исключением Флашинга, каждая из этих улиц поставлена в план по программе возрождения уже так давно, что пустующие участки поросли травой выше человеческого роста. Государственные предприятия и коммунальные компании – двигатели городской «машины роста» – построили новые офисные здания, перепрофилировали старые и переместили туда свои филиалы, однако реализация большинства планов с участием частного сектора снова и снова откладывается. Девелоперы объясняют это тем, что привлечь арендаторов в еще не построенные офисы в таких районах очень непросто. Компаниям сложно получить финансирование, но, даже если оно есть, служащие могут воспротивиться переезду в отдаленные районы. Вместо отделений коммерческих банков на торговых улицах гетто расположены центры социального обеспечения (и выдачи пособий) в окружении контор по обналичиванию чеков и уличных торговцев.
Если для других частей города уличная торговля – это забытое ремесло, в гетто на нее приходится основная доля коммерческой активности. По законам города Нью-Йорк владельцы магазинов могут занимать товарами часть улицы – 1 метр 20 сантиметров от стены. Многие открывают на улицу окна или сдают это пространство в аренду, однако самая бойкая торговля идет на столиках, на разложенных по тротуарам одеялах, тележках и у передвижных киосков. Уличные торговцы продают футболки, джинсы, контрафактное видео, батарейки, носки, сумки, книги афроцентристского толка, африканскую бижутерию, благовония. Западноафриканские торговцы продают текстиль из Кот-д’Ивуара, как ручного, так и машинного производства. Торговец с 125-й улицы, работающий недалеко от университета, может достать книги и статьи из списка для чтения, составленного неким исповедующим афроцентризм преподавателем, не скрывающим своих антисемитских взглядов. На столиках разложены книги и плакаты религиозного содержания для Свидетелей Иеговы, черных евреев, мусульман и менее многочисленных общин. Уличные проповеди и прозелиты на торговых улицах в гетто обеспечивают публичное пространство для обсуждения религиозных и политических воззрений; это напоминает политические дебаты, которые когда-то регулярно затевались на перекрестках торговых улиц в еврейских кварталах, и заметно контрастирует с управляемым частными структурами общественным пространством пригородных моллов.
Разница между универмагом и магазином рядом с домом по-прежнему велика. Но изменения в этническом составе городского населения в целом и гибкость символической экономики в розничной торговле заставляют нас еще раз как следует присмотреться к торговым улицам и тому, как они влияют на общественную культуру. Если б Вальтер Беньямин был сейчас жив и оказался в Нью-Йорке, я бы посоветовала ему отправиться в Гарлем и отдаленные районы. На торговых улицах гетто, где афроамериканцы и иммигранты продают и покупают, он бы обнаружил иной набор городских устремлений и надежд, проистекающих из пересечения этнической и классовой принадлежностей и бросающих вызов как политике мультикультурализма, так и программе экономического возрождения.
Центральные районы Бруклина
Хотя самостоятельным городом после присоединения к Нью-Йорку в 1875 году Бруклин не является, за центральной частью здесь сохранились исторически присущие центру функции – это транспортный узел, важный общественно-административный и торговый центр. Превращение Бруклина в гетто имеет две стороны: первая – это колониальные отношения с Манхэттеном, финансовым центром города, вторая – упадок промышленности и изменения в национальном составе населения и, как следствие, преобладание представителей этнических меньшинств с низким доходом.
Бруклин – самый бедный округ Нью-Йорка после Бронкса. Такое положение отражает многие длительные процессы – упадок производства, постепенный вывод торгового порта, принятое федеральным правительством решение о закрытии военно-морской верфи. Все это нанесло удар по рабочему классу, сокращая рабочие места на производстве. Здесь проявился и процесс переселения белых представителей среднего класса из Бруклина главным образом в пригороды на южном побережье Лонг-Айленда. Сначала уехали ирландцы и немцы, а после 1960-х – итальянцы и евреи. С 1960-х годов социальная география Бруклина изменялась в результате расширения афроамериканских гетто центральной и восточной частей, вложений в недвижимость выходцев с Карибских островов, роста нового Чайнатауна и джентрификации нескольких застроенных особняками из песчаника кварталов вокруг центра Бруклина.
Бруклин огромен, поэтому любая попытка описать все его районы потребовала бы нечеловеческих усилий. Однако еще в середине 1960-х названия некоторых районов стали нарицательными из-за отдельных примеров противостояния разных групп горожан и городских трансформаций. Речь чаще всего идет о конфликтах между черными и итальянцами или черными и евреями. В 1968–1969 годах район Оушен-Хилл-Браунсвилл стал полигоном для первых экспериментов по децентрализации системы образования, что стало поводом для районной забастовки против политики государственных школ. Район был преимущественно черный, в учительском профсоюзе состояли в основном евреи. В 1989 году черный подросток был убит в Бенсонхерсте, итальянском районе, известном этническим напряжением, куда он приехал, чтобы купить машину. В 1991 году в Краун-Хайтс, районе, в котором жили любавичские хасиды, выходцы с Карибских островов и афроамериканцы, беспорядки вспыхнули после того, как черного ребенка насмерть задавила машина сопровождения любавичского раввина, после чего в толпе зарезали молодого хасида из Австралии.