не помню что за чипс был наверное обычный с солью и уксусом потому как ничего другого мои убитые алкоголем вкусовые сосочки уже не воспринимали но я помню тот день; я ждал Ребекку то ли получить деньги по ее чеку на пособие то ли продать чего-нибудь в дешевую комиссионку чтоб купить бухла чтоб я мог окончательно пропить мозги чтоб несколько лет спустя я сидел в кафешке в приморском городке в Уэльсе испытывая очередной блядский
приступ паники
МЕНЯ НЕНАВИДЯТ
паника берет меня приступом о черт теперь потею тяжело дышу только спокойствие только сохранять неподвижность вот начинает попускать воробей улетел но вот
черный зловещий силуэт движется ко мне
нет ето
злоба что в основе всего
нет ето
болезнь человеческой жизни
нет ето
ворона скачет по дорожке от пляжа — поклевать скомканную бумагу из-под рыбы с картошкой хотя нет на самом деле не скачет вороны предпочитают ходить а не скакать что-то вроде сутулого вышагивания клюв как черная бритва
етот чертов
страх
страх у меня под кожей
ворон-трупоед: крупная, распространенная, абсолютно черная птица с тяжелым клювом и агрессивными повадками. Сложена крепче похожих по размеру птиц, вроде грача, и галки, и серой вороны; предпочитает одиночество, и только зимой селится колониями, питаясь от крупных источников пищи, вроде свалок. Обычно питается падалью, но не побрезгует птенцами и яйцами других птиц, насекомыми и червяками, а также не прочь выклевать глаза и задний проход новорожденным ягнятам, и потому фермеры стреляют воронов и раскидывают для них яд. Подвид — серая ворона, у нее брюхо, спина и туловище серые, населяет обитаемые города, пустоши, лиманы, леса, живые изгороди, повсеместно, голос — долгий пронзительный крик
визг
и в полете, вот как сейчас, маховые крылья растопыриваются, как пальцы, и сквозь них бьет свет. Как? Я хочу сказать, ведь небо серое, плоское, бессолнечное, но птица распростерла крылья и свет будто падает
вроде
вроде кажется
уже всё. Вроде кажется
Я уже успокоился. Старушки всего лишь судачат про сплошные пробки на дорогах («Ах-ах. Кошмар. Ужас, правда?»), официантка просто мажет масло на хлеб и мурлычет про себя — подпевает радиоприемнику, откуда несется песня Саманты Мамбы[39], и больше ровным счетом ничего не происходит.
Все в порядке. Я кажется опять спокоен.
зла/нет
Допиваю кофе. Сижу, уставясь в пустую чашку, на дне пена профилем Авраама Линкольна[40]. Ето ничего? Такое наблюдение — ето можно? То есть, если я такое подумал — ето не зловещие признаки безумия, или чего-то вроде? Не-а; ето просто случайное замечание, вот и все. Сердце не учащается, кожу не покалывает, дыхание нормальное, ровное. Просто — наблюдение. И вообще, он был похож на комок пены, бля, с етой своей безумной клочной бородой.
Блядские приступы паники. Тяжкое наследие алкоголизма. Чертов алкогольный психоз, он до сих пор никуда не делся. И не денется. Единожды алкоголик — алкоголик на всю жизнь, но есть лекарства:
Диазепам, 2–5 мг, кратковременный курс. Депрессант, типа. Или бетаблокираторы — от пальпитаций и симптомов типа одышки, учащенного сердцебиения, дрожи в конечностях, страха, головокружения. Или долговременный курс: трициклические антидепрессанты типа имипрамина.
Или: как объяснял в клинике один престарелый хиппи, приступы паники вызываются расстройством деятельности «читта» (ета орган восприятия и познания) и называются в аюрведической медицине «читта-удвега». Ето расстройство вызывает дисбаланс энергии «вата», отчего происходит дрожь, страх, головокружение и т. п. В таких случаях помогает массаж марма-точек головы джиотишматическим маслом и абхьянгой, с использованием вата-балансирующего ашвагандха-брамического масла. Или вино на травах, «Сарасватариштха», облегчающее боль. Слишком уж ты подсел на западную химию, чувак, говорил етот старый дряхлый хиппи. Освободи свою душу… уж кто бы говорил, у самого руки как сухие ветки, меньше надо было героином колоться.
Или: да забей, все ето дерьмо — страх и боль — ето просто жизнь, таков уж этот говенный мир, эта ебаная жизнь, если б мы не боялись, то давно уже погибли бы. Ети приступы паники — очередное, что нам надо преодолеть, очередной ужас, который надо побороть, и я его поборю, бля. Нам с воробьями и воронами етот ужас победить как нечего делать. Мы с ним разделаемся как повар с картошкой.
Так, теперь я проголодался. Голоден как волк, если точнее. А дома у меня куча дел: разложить покупки, проверить, как там Чарли, выдать ему сельдерея и ласки, выбрать какой-нибудь овощ к ужину, приготовить ужин, съесть ужин. Потом принять ванну и посмотреть телик. Может, звякнуть Перри, пускай придет, перекинемся в карты или еще что. И все ето придется делать одной рукой, бля. Все получается вдвое дольше.
Попробуйте одной рукой раздать карты для «рамми», увидите, сколько времени вам потребуется. Попробуйте держать карты. Попробуйте тасовать, бля.
А вот я научился, бля. Я все еще жив. Меня ничем не победить, ничем не побороть.
Оставляю на столике деньги за кофе, говорю «пока» официантке, беру сумку с продуктами и ухожу. Небо все чернеет, но дождь никак не начинается. Хорошо. Если удастся добраться домой до начала дождя, все будет хорошо; тогда я до конца жизни буду жить как нельзя лучше.
Шаг 9: Мы постарались, где можно, загладить нашу вину перед другими людьми, кроме тех случаев, когда это повредило бы им или кому-то еще. Да, мы взяли себя, дрожащих, за шкирку, блеющие мешки тел, кто без зубов кто без глаза кто без руки ноги бля и все без искорки или без блеска или чего у нас там когда-то было, и произнесли таким голосом, как будто пепел сыплется, что хотим попросить прощения. А отражения смеялись или рыдали или то и другое сразу а в пустом небе рокотало и больше ничего и тогда мы поняли что любая попытка загладить вину безнадежно далека от цели, и нам вечно барахтаться в стыде вине и раскаянии. Выброшенные на дальний беззвездный берег подсвеченный красным и быть нам тут навеки одиночками, нам самим и любому, кого мы хоть раз в жизни коснулись, блуждать тут вечно, бесцельно. Вечно эти «вечно». Вечно эти безумные крайности.
В машине
Даррен фальшиво напевает из репертуара «Банды гончих»[41]:
— Мы с табою детка два зверя потных, так давай как в передаче «В мире животных», ииищоооораз. Мы с табою детка два зверя потных, так давай как в передаче «В мире животных», ииищоооораз. Мы с табою детка…
Одну и ту же строчку, снова и снова. Алистеру это начинает действовать на нервы. Он показывает на дорожный знак, сообщающий, что им осталось всего семь миль до пункта назначения, и говорит с акцентом наподобие дяди Тома:
— Почитай что прибыли, масса. Хвала Господу.
Даррен перестает петь.
— Какого черта ты так разговариваешь?
— Как?
— Как будто ты из ямайской банды.
— Да не, я… я тока хотел, ну, пошутить, что ли.
— Смари, братан. Я про всякую там ебаную ямайку слышать не хочу, бля.
— А я про них и не говорил.
— Ну вот и не говори, бля. Слыхал ту историю? Про руки, типа?
— Не-а.
— Всего пару недель назад. Знаешь, есть такой чувак, Плоский зовут?
— Это такой, жутко тощий, и голова плоская?
— Он самый, ага. Его…
— Я ему велик толкнул.
— А?
— Этому Плоскому, я ему толкнул велик. За полтинник, горный велик, типа. Это был моего дядьки велик, но дядька решил продать, потому как у него прямая кишка выпала, и вот он отдал велик мне, а я его толкнул.
— За полтинник?
— Угу.
— Неплохо.
— Да я знаю. А мне почти ничё не досталось.
— Короче, у Плоского есть младший брат, лет шестнадцать ему, работает велокурьером. И вот две недели назад его вызвали…
— Небось, на том самом велике. Потому что у него…
— Слушай, заткнись уже и дай рассказать, ага? Ёптыть, Алистер, ты все равно как таракан в ухе. Зудишь и зудишь. Заткнись и дай рассказать чё я хочу, поэл? Вдруг да поймешь чё-нить.
Алистер пожимает плечами, шмыгает носом и затыкается. Даррен глядит на него три долгих секунды, потом опять устремляет взгляд на дорогу и продолжает:
— Младший брат Плоского. Велокурьер, на велосипеде, который, может, был твоего дядьки, пока у того очко не вывалилось, и тогда он отдал велик тебе, а ты его толкнул. Попустило?
Алистер ухмыляется и кивает.
— Угу.
— Отлично. Так вот, его вызвали куда-то на Парли, на границе сомалийского района, знаешь, где это? И вот он туда приехал, постучал в дверь, выходит какой-то ямаец трех метров ростом, дает ему железную коробку, типа, жутко холодную, замороженную, типа она в морозилке лежала, бля, и пачку башлей с кулак величиной. И ни слова не говорит, типа, тока сует ему коробку и бабло и клочок бумажки с адресом, где-то в районе Док-роуд возле Дингла. Ну, братец Плоского бабки в карман, коробку типа себе в сумку и поехал.
Даррен выковыривает что-то из зубов и щелчком сбрасывает на пол.
— Короче, он полдороги к Док-роуд уже проехал, и слышит, чё-то брякает. У него в сумке, типа, стучит, громко так. И вот он остановил велик, слез, смотрит в сумку. Коробка раскрылась. И вот он глядит внутрь. Я че хочу сказать, кто угодно заглянул бы, нет?
— Ну да, да.
— И чё он видит?
— Без понятия.
— Две руки, бля. Отрезанные, типа. И печатки на них и все такое. Он сказал, что на одной руке была татуировка, ласточка, и пять или шесть золотых гаек на обеих, бля.
Даррен снимает одну руку с руля, чтобы продемонстрировать собственные кольца.
— В бога душу мать. Чё, правда?
Даррен твердо кивает.
— Не вру, братан, ей-бо. Пара рук, бля.