Начинало уже смеркаться. Надо было чаще смотреть на часы, подумал Владимир. Но и лес был уже не такой густой. В просвете между деревьями промелькнул силуэт кипариса. Еще поворот, и Владимир вышел на дорожку вдоль длинного глухого забора на кирпичных столбиках. И тут же попятился обратно. На дорожке лежал человек лицом вниз. Другой, в форме майора-фрилансера, сидел рядом на корточках и, заголив ему спину, что-то делал. Жир с почки, догадался Ипай Владимир. Он отступил по тропинке и стал пробираться без дороги, кустами.
Выбрался к свету как раз у дома с горгульями, около трамвайной остановки. За высоким забором был виден только верх крыши, но входные ворота сторожили они самые: оскаленные пасти, рога, крылья за ушами.
К остановке подошел трамвай.
39. Я Господь Бог Саваоф
— Я Господь Бог Саваоф, — сказал Кубито Василий-сан.
Он сидел в центре зала в кресле с подлокотниками и высокой спинкой.
Остальные сидели на стульях вдоль стенок. Все одеты в белые балахоны типа простыни с дыркой для головы посередине и перепоясаны веревками.
Мури Леонтий был Иоанн Креститель, Мури Игнатий — Илия Пророк. А Ипай Владимир — апостол Петр.
Бог Саваоф сказал:
— Будешь апостол Петр.
И он стал.
Фратер Кирилл тоже был здесь и тоже кем-то был.
Да и все другие были апостолы и святые. Бог Саваоф сказал.
А кем были женщины — неизвестно, но кем-то были. Кубито-тян среди них — неизвестно кто.
Принесли блюдо с кусочками хлеба, и все причащались. А Ипай Владимиру Бог дал синюю треугольную таблетку из своих рук: «Ешь, голубь». — Ипай Владимир съел. Надо есть, если Господь Бог угощает.
Таблетка легко проскользнула по пищеводу. Ипай Владимир запил ее глотком воды из желто-коричневой чашки с тонкими зелеными полосками. Мог бы и не запивать.
«А интересно, — подумал Ипай Владимир, — есть ли своя треугольная таблетка для женщин». Он подумал так, потому что еще оставался отчасти Ипай Владимиром, а когда целиком стал апостолом Петром, стал думать другое.
«Хорошо нам здесь быть, — думал апостол Петр. — Благодать и мир под крылом Божиим — это здесь. И любовь, любовь… сколько любви. Потому будем петь, будем плясать во славу Господа».
Люди запели, апостол Петр пел вместе со всеми. Листки со словами были заранее розданы.
У меня есть плеточка,
У меня есть плеточка.
Плетка шелковая она да ременчатая.
Она плеточка эта о трех концах.
Да о трех концах, четырех хвостах.
Ее первый конец — милость Божия,
А второй конец — правда Божия,
Ну а третий конец — то любовь, любовь.
А я с плеточкой похожу, похожу.
А я плеточкой похлещу, похлещу.
Ай, помилуй, Господь, меня грешного.
Ай, помилуй, Господь. Ай, помилуй, Господь.
40. Весело-радостно, тихо-красиво
Встали в круг и кружились. И он кружился.
— Бог! Дух! Саваоф! Бог! Дух! Саваоф! — так вскрикивали.
И он вскрикивал.
Весело-красиво кружились.
— Бог царь! Бог дух!
Радостно-красиво скакали.
— Дай духа! Дай духа!
Быстро-красиво вертелись, и он вертелся.
Быстро-быстро вертелся на пятке. И надо ж, не падал.
— Опору в духе имей, — ему сказали. И держался за воздух, за воз-дух — дух — дух. Поднимался, парил над землей.
А когда изнемог и, раскинувши руки, упал, он тихо-красиво лежал на полу.
Руки раскинув крестом, он тихо-красиво лежал.
41. Все женщины — богородицы
Ипай Владимир вошел в трамвай, и Кубито-тян тоже.
Точнее, она вошла первая, а он — следом.
Сели рядом, словно имеющие право, и так сидели.
Ипай Владимир глядел на ее красивые ноги и совсем не чувствовал того, что вроде бы должен был чувствовать, а чувствовал что-то другое.
— Дух зашел тебе, — сказала Кубито-тян. — Я видела.
— Я съел таблетку, теперь это навсегда? — спросил Ипай Владимир.
— Не надо об этом думать, — сказала Кубито-тян.
— Я ведь не собирался этого делать. И в мыслях не было, — сказал Ипай Владимир.
— Бог Саваоф тебя выбрал, что ты мог?
А женщины тоже принимают свою таблетку? — хотел спросить Ипай Владимир, но промолчал.
Две остановки проехали молча.
— Когда ты выходишь? — спросила Кубито-тян на третьей.
— Собирался на пункт обмена — обменять свою чурингу, но эту остановку мы уже проехали.
— Ты теперь под защитой Духа, можешь вообще не носить чурингу.
— Для блезиру надо, чтоб не цеплялись, — сказал Ипай Владимир и, поскольку проезжали мимо дома с горгульями, добавил: — Здесь у забора я видел, как у чувака срезали жир с почки.
— Как ты туда попал? — удивилась Кубито-тян.
Ипай Владимир рассказал.
— Говорят, в этом доме живет семья майоров-фрилансеров, — сказала Кубито-тян.
— В детстве я очень боялся, что мне срежут жир с почки, — сказал Ипай Владимир. — А оказалось, что надо было бояться треугольной таблетки.
— Не бояться нужно, а радоваться. Ты ведь радовался, когда пел, радовался, когда плясал, — разве нет?
— Радовался, — кивнул Владимир, — но это была не моя радость.
— Не твоя, разумеется. Но убери из тебя не твое, что останется?
— Может, выпьем кофе? — предложил Ипай Владимир, подумав.
— Нам сейчас выходить, — сказала Кубито-тян.
Трамвай остановился, они вышли.
— Кем ты был — тогда? — спросила Кубито-тян.
— Апостолом. Петром.
— Согласись, что быть апостолом Петром прикольнее, чем Ипай Владимиром.
— Да, но ведь я все-таки не апостол Петр.
— Ты апостол — апостол Петр, и апостол Павел, и все прочие апостолы, и Иоанн Креститель, и Илия Пророк, поскольку каждый из них — это Господь Саваоф, и ты тоже.
— А кем сегодня была ты? — спросил Ипай Владимир.
— Я богородица, — сказала Кубито-тян. — Все женщины — богородицы.
42. Обжигать посуду
По правую сторону улицы были особняки за заборами, а по левую — трехэтажные дома, более или менее обыкновенные.
— Здесь я живу, — сказала Кубито-тян.
— Хороший дом, — сказал Ипай Владимир.
— Заходи, если хочешь, выпьем кофе.
— Кофе?
— Да, кофе. Родителей не будет сегодня.
— Не знаю программы вечера, — сказал Ипай Владимир. — Эта треугольная таблетка, она ведь что-то меняет?
— Не так много, как ты думаешь.
— Я позвоню своим, — сказал Ипай Владимир
Но позвонить не получилось. «Доступ к услугам связи ограничен», — произнес синтетический голос.
— Это надолго, — сказала Кубито-тян.
— Тогда я поеду, мама будет беспокоиться.
— Конечно, — сказала Кубито-тян. — И приходи завтра в «Коридоры», я покажу тебе, как обжигать посуду.
43. Не гарантирует безопасности
Ипай Владимир поехал на трамвае обратно.
Но не доехал. «Трамвай дальше не пойдет, просьба освободить вагоны», — объявил трамвайный фебель, и пришлось выйти.
Взять самокат не получилось, сервис не гарантировал безопасности в темное время суток.
Владимир пошел пешком, да уже и недалеко было.
Но стремно. Улицы были темными, фонари тусклыми, тени длинными. На перекрестках вкрадчивый голос предупреждал: «Режим освещения не гарантирует вашей безопасности. Соблюдайте осторожность».
Владимир соблюдал, но не уберегся, обнаружив вдруг, что лежит на земле лицом вниз. А как падал, не помнил.
Неужели у него срезали жир с почки? — первая мысль была такая.
Владимир ощупал голову, поясницу. Все было на месте, и ничего не болело.
Но если жир с почки срезали грамотно, пропев специальную магическую песню, у человека, вроде бы, и не должно ничего болеть.
Дома Ипай Владимир осмотрел перед зеркалом свою поясницу и увидел там тонкую красную линию, след от разреза.
44. Мама, я умру?
— Мама, я умру?
— Нет, сынок, им не нужна твоя жизнь, им нужен твой жир.
— Они тебе сделают прививку, — сказал Кумбу-отец, — вроде как от столбняка, но от их столбняка. Только с ними нужно договориться.
45. Австралийских богов нужно знать в лицо
Приемная комната была большая, как хороший спортивный зал, но с низким потолком. И длинная. По стенам были развешены бумеранги, джиджериду и вувузелы (да, да — вувузелы), а у входа стояло чучело кенгуру.
В комнате стоял стол. За столом сидел человек в форме майора-фрилансера и в маске какого-то австралийского бога. Хотя австралийских богов нужно знать в лицо.
Свет в приемной был так установлен, что тень сидящего за столом тянулась по полу во всю длину зала, оставляя у противоположной стены чуть-чуть для прохода.
Тень делила помещение на два сектора. В правом на неудобных стульях сидели ожидающие приема посетители, а оттуда поодиночке переходили в левый, к столу, где сидел майор.
Было четыре группы стульев по числу классов с соблюдением социальной дистанции между ними, кроме того каждому посетителю вручалась бумажка с номером. Синтетический голос объявлял, кому на выход, кому приготовиться.
Очередь продвигалась быстро. Ипай Владимир услышал свой номер, поднялся со стула, осторожно обогнул голову длинной тени. Подошел к столу.
— Здоров, годен, — сказал майор, сканируя Владимира через узкие глазные прорези, и тут же рявкнул: — Здоров, спрашиваю?
— Здоров, — сказал Ипай Владимир.
— А грешок есть за тобой, — сказал майор, продолжая сканировать.
— Какой грешок?
— Надо знать.
Ипай Владимир не знал.
— Будем молчать?
— Я не помню.
— Кру-у-гом! — рявкнул майор.
Ипай Владимир исполнил команду.
— Двадцать шагов вперед. Шагом марш!
Ипай Владимир сделал двадцать шагов и уперся в стенку.
— Нале-во! — скомандовал майор и повернул голову.
Тень у ног Владимира повернулась хищным масочным профилем.
— Я вспомнил! — обрадовался Владимир. — Наступил, извините, на голову тени майор