Затем мистер Холл поднял свою дирижерскую палочку и слегка постучал ею по дирижерскому пульту,
— Хорошо, давайте пройдем еще разок сначала, — сказал он. — И будем надеяться, что в этот раз мисс Гриинли окажется более учтивой.
Вот так-то. На прошлой неделе я бы все это пропустила мимо ушей. Ради Трины, правда. Я уже впряглась в это. У Трины было здесь большое соло, И это она заставила меня прийти в это дурацкое место.
Если бы все это происходило на прошлой неделе, я должна была бы сказать:
— Прошу прощения, мистер Холл. Я как следует поработаю, чтобы у меня все получилось, мистер Холл. — Просто, чтобы всем было легко и приятно.
Но сейчас не прошлая неделя. И для меня неважно, будет ли всем легко и приятно.
Мне было важно поступать правильно.
Так что я сошла со ступеней, подошла к тому месту, где в общей куче лежали мои одежда и книжки, и собрала их.
— Простите, мисс Гриинли, — сказал мистер Холл. — Куда это вы направились?
На полпути к выходу я, обернувшись, посмотрела на него.
— Вы сказали мне, чтобы я или работала с вами, или ушла отсюда, — сказала я. Сердце мое колотилось о ребра грудной клетки. Я прежде никогда не дерзила учителям. Никогда, ни разу. Но теперь мне было все равно. Я сказала себе, что меня нисколечко это не волнует. — Так что я ухожу.
— Перестаньте все драматизировать. Такого поведения я мог бы ожидать от мисс Ларссен, — он мрачно посмотрел на Трину, — а не от вас, мисс Гриинли. — И мистер Холл указал на пустое место на ступенях, где я обычно стояла. — А теперь возвращайтесь на место. Люди, пройдем все сначала.
— Но, — я и не думала возвращаться, — Вы сказали, что выбор за мной.
— Это урок, мисс Гриинли, — сказал мистер Холл. — Вы не можете уйти посреди урока.
Что было правдой. Нельзя уходить с середины урока. Если вы это сделаете, вас могут оставить после уроков, или еще хуже — не допускать к урокам. Возможно, даже исключить. Откуда мне знать? Я раньше никогда не уходила посреди урока. Я всегда была послушным ребенком. Знаете, девочка-соседка. Та девочка, которая никогда не бросит дела на середине и никого не подведет.
Мистер Холл это знал. Вот почему, вероятно, он добавил:
— Вы не можете просто УЙТИ. И вот почему я ответила:
— Посмотрим. И ушла.
— Мисс Гриинли! — услышала я его крик. — Мисс Гриинли! Немедленно вернитесь обратно!
Но было слишком поздно. Я уже вышла из комнаты и шла по коридору прямо к дамской комнате, где и переоделась — у меня дрожали руки — в свою нормальную одежду.
И знаете, что? Ни один человек не вышел за мной посмотреть, все ли со мной в порядке. Ни один не попросил мистера Холла разрешения выйти и проверить, что со мной. Никто не подумал, как думала я про Кэйру, что, может, мне нужно плечо, чтобы поплакать.
Никто. Вообще никто.
Даже Трина, которая сама была во всем виновата.
Хотите знать, почему? Потому что единственным человеком в клэйтонской средней, который бежал к каждому, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, была Я.
Возможно, поэтому я сняла свое платье — мое платье за сто восемьдесят долларов, из стопроцентного полиэстера, с блестящей застежкой донизу — смяла его и бросила в урну с мусором.
Спросите Энни
Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!
В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.
Дорогая Энни!
Хотя на прошлой неделе мне исполнилось шестнадцать лет, мои родители не разрешают мне куда-то пойти с мальчиками, даже в большой компании. Недавно один мальчик пригласил меня пойти в кино с ним и его родителями, но мои родители все равно сказали «нет».
Теперь мои подруги не хотят проводить со мной время, поскольку они знают, что мне не позволяют встречаться с мальчиками. Я умираю от одиночества. Что мне делать?
Изолированная в Индиане
Дорогая Изолированная!
Скажи своим родителям, что ты их любишь и понимаешь, их заботу, но что они зашли слишком далеко. Отстраняя тебя от нормальной общественной жизни, они не позволяют тебе учиться самой принимать решения и строить здоровые отношения. И это окажет негативное влияние не только на твою способность в будущем найти себе супруга, но и на твою карьеру и вообще жизнь в целом. Если родители все-таки отказываются выслушать тебя, попроси своего пастора или учителя, которому ты доверяешь, или какого-то взрослого друга вступиться за тебя. Удачи, и помни, что пока существует Энни, ты не одинока.
Энни
Тринадцатая глава
Я думала, что продет много дне, прежде чем я смогу, припомнив случившееся в хоре, посмеяться над этим. Может, даже несколько недель. То есть, я хочу сказать, что это все было весьма неприятно. Я открыто не повиновалась учителю, устроила забастовку перед целой группой людей, которые зависели от меня, и, вероятно, совсем испортила отношения со своей лучшей подругой.
Но оказалось, что хватило всего лишь трех часов, чтобы я осознала юмористическую сторону всей ситуации. Потому что именно столько времени понадобилось штату сотрудников «Журнала», чтобы я по-другому посмотрела на это происшествие. То есть увидела его со смешной стороны.
А вот что сказал Скотт Беннетт:
— Неужели ты и правда его выбросила? — В этот момент я дошла до той части, где выбрасываю платье в урну.
— Да, я действительно выбросила, — ответила я. Должна признать, что реакция сотрудников
«Журнала» на всю эту историю придала мне уверенности в себе и в правильности моего решения. Я провела оставшиеся уроки в ожидании вызова от Джеммы-Джем, которая, несомненно, должна позвонить моим родителям, а может, и выгнать меня с уроков.
Но никто меня не вызывал. И никто не пришел от доктора Люиса. И даже от мисс Келлог. Мистер Холл, по-видимому, не доложил обо мне.
Или, скорее, он-то доложил, но никому из администрации не было до этого дела. Потому что, в конце концов, это была — я. И что за неприятности могли случиться с ДЖЕН ГРИИНЛИ, которая бродила по холлу, вместо того чтобы прилипнуть к своей ступеньке, как хорошая девочка?
Скотт, Джери, Куанг и все остальные в «Журнале» заставили меня отнестись к этому спокойнее. Они, на самом деле, ничего не знали о «Трубадурах». Кроме того, что Куанг должен был присоединиться к хору в автобусе, чтобы сделать материал для газеты. С тех пор как спортивная команда клэйтонской средней стала проигрывать в соревнованиях, люди начали делать ставку на «Трубадуров».
— Так с кем же мне теперь сидеть? — тяжело вздохнув, спросил меня Куанг, поскольку в автобусе кроме меня ему не с кем было и поболтать.
— Там есть Трина, — напомнила я ему. — И Стив.
— Артисты, — с отвращением произнес Куанг.
— Не могу поверить, что ты просто его выбросила, — сказал Скотт, все еще думая о моем платье. У него никак не укладывалось в голове, что я могла выбросить свое платье.
А я считаю, что в этом было какое-то предзнаменование. Будто это было своего рода плато
Но вот какая штука. Я заплатила за платье свои собственные деньги. Заработок приходящей няни. Деньги, которые я могла бы потратить на… не знаю. Но на что-то, что мне действительно нравится.
— А что, по-твоему, я должна была с ним делать? — Я покачала головой. — Я же не собиралась его носить,
— Эй, Скотт, — сказала Джери. При их новых, неромантических отношениях они все время друг друга поддразнивали. Я толком не знала, хороший это признак или плохой. Но я чувствовала облегчение, видя, что они больше не связаны друг с другом. Как оказалось позже, Джери пребывала в отличном настроении. — Ты думаешь, что есть много мест, куда девушка может надеть красное платье с блестящей застежкой до низу?
— Ага, — сказал Куанг. — Ты думаешь, она надела бы его на «Весенние танцы»?
Тут все громко расхохотались.
Затем Джери предложила сходить в дамскую комнату, выловить платье из мусорной урны и устроить церемонию его сожжения или похорон. У Скотта возникла идея получше: «Нам нужно посыпать его порошком из химической лаборатории, и поскольку ткань платья не натуральная, посмотреть, не взорвется ли оно».
Мне не очень-то хотелось проходить рядом с комнатой хора сразу после того, что произошло, — я не желала столкнуться с мистером Холлом или с Три-ной, или с кем-нибудь еще. Поэтому я решила воспользоваться чьей-нибудь помощью. В дамскую комнату пошла Джери с двумя девочками — новичками. Но оттуда они вышли с пустыми руками. Уборщица уже выбросила мусор из урны.
За этим последовало множество шуточек по поводу того, что если уборщица, нашедшая платье, решит оставить его себе, то каково же будет веселье, когда все увидят, что она надела его. Да еще под рабочий комбинезон.
Все ужасно смеялись, и я в том числе.
Вот почему, когда наше собрание закончилось, я не услышала, как Скотт произнес мое имя. Потому что я все еще смеялась.
— Я могу подвести тебя домой, Джен, если хочешь, — сказал Скотт.
Мне было странно, что он сказал это как бы между прочим, поэтому сначала я не осознала всей чудовищности ситуации. Знаете, он говорит эти слова каждый день. А я — помня, что Трина со мной не разговаривает и я не могу рассчитывать на то, что меня подвезет Стив, поскольку они разошлись, — ответила:
— О, здорово, спасибо.
Я собрала свои вещи и последовала за Скоттом через длинный, пустой вестибюль к стоянке ученических машин. Мы всю дорогу болтали. Скотт сказал, что он слышал, будто Эврил Лавинь не каталась на скейтборде, чтобы не рисковать жизнью, и разве это не жульничество, а я защищала ее, говоря, что она никогда не была профессиональным скейтбордистом и что она просто общалась со скейтбордистами.
Это, естественно, привело к спору о значимости скейтбординга, и мы начали решать вопрос о том, стоит ли, если бы мы воссоздавали цивилизацию, как в «Молоте Люцифера», вводить скейтбординг в наше новое, утопическое общество. (Скотт: «Совершенно лишнее. Мастерство владения скейтбордом абсолютно бесполезно». Я: «Может быть, стоит ввести. Потому что скейтбордисты часто воспринимают свое умение как совершенно естественное».)