— Подавить импульсивность… Да я теперь просто воплощение импульсивности… — ворчит Слава, вызывая у меня улыбку.
— У тебя огромное преимущество, милая. Справишься — и все остальные этапы развития пройдут как по маслу.
— Ты специально так говоришь, преподавательская уловка… Сталкивалась уже, знаю…
Несмотря на болтовню, она справлялась. Я бы удивился, будь иначе, она была девочкой старательной и упорной, когда дело касалось собственного развития. Или когда результатом можно было хвастаться. Сам я эти упражнения проходил в условиях, приближённых к экстремальным. В бою, иначе говоря, когда ты либо справился и выжил, либо не справился и умер. Мотивация в такие моменты запредельная.
Стук в дверь. Слава едва не теряет концентрацию, но удерживается, только шипит недовольно. Я открываю слуге.
— Господин, Владимир приглашает вас во вторую гостевую, срочно. Передал, что в гости пришёл маркграф Шолль.
Слава рассеяла магию, вскочив. Киваю.
— Иду.
— Я с тобой, — заявила девушка.
Останавливать её я и не собирался. Мы спустились на первый этаж, молча и в лёгком напряжении. Я не рассматривал немца иначе, чем врага. Опасного врага. И раз враг пришёл к тебе домой — ждать хороших новостей не стоит. Славяна, думаю, чувствовала моё напряжение, перенимая его на себя, чем успокаивала и давала сил. Когда рядом стоит такая девушка, когда она тебя искренне любит — это счастье. Я чувствую себя недостойным её, её верности. Не смог защитить, не оказался рядом, когда должен был. Учту на будущее. И принцессе этот долг я не забуду.
В гостевой комнате нас ждал Владимир, кивнув за стену.
— Господин Шолль ждёт нас во второй комнате. А я пока решаю, как на него реагировать.
— Он пришёл один?
Князь кивнул.
— Один. Сказал, что пришёл говорить со мной и с тобой. А ещё сказал, что он и Куница оба являются заложниками ситуации.
— Как будто это не очевидно, — вырвалось у меня. — Ладно. Пойдём? Нехорошо заставлять гостей ждать.
— Если у тебя нет мыслей, зачем он пришёл… Или какая в этом может скрываться уловка…
Отрицательно качаю головой, мыслей было много, но реалистичных и уместных для озвучивания — ни одной.
— Значит, идём.
Мы втроём прошли в другую комнату. Немец снял пиджак, оставшись в сорочке и жилете. Выглядел Шолль безупречно, не ошибёшься — перед тобой мужчина, за которым стоят род, сила и очень много денег. Посмотрев на нас, немец поднялся.
— Господин Волконский, — короткий кивок. — Куница, — полупоклон с паузой и долгим взглядом глаза в глаза. — Леди Кудрявцева. Маркграф Шолль, можно просто Эмиль.
Я подошёл на дистанцию трёх шагов. Подавать руки, естественно, не стал. Заглянул в лицо, пытаясь достать его из памяти. Лицо, фамилию, что угодно. Но нет, там мы с ним не пересекались.
— Очень странный поступок, Эмиль, — заговорил я.
Ни Волконский, ни Слава не садились, стоя по разные стороны от меня.
— Отнюдь. All Ding währt seine Zeit. Ты не терял времени даром, Куница. Год был насыщен на события. Я тоже, как у вас говорят, не сидел сложа руки. И пришёл к выводу, что мы с тобой не враги.
Я даже улыбнулся.
— Серьёзно? Это, наверное, самоё идиотское, что ты мог сказать. Не враги?
Но Эмиль был серьёзен. Спокоен и серьёзен.
— Понимаю, мы априори противники. Твои воспоминания, как и мои, делают нас заклятыми врагами. Мы воевали на одной войне, только в разных окопах. Ты потратил этот год, готовясь к этой войне. А я выяснил, что её не было.
Я не поверил его словам.
— Что это значит? — спросил Волконский.
Эмиль продолжил смотреть в мои глаза, но ответил:
— То, что я сказал. Войны. Не было. И не будет. Если, — он чуть изогнул бровь, — мы её не начнём.
— Хочешь сказать — нам привиделось? — спрашиваю.
Вопрос скорее риторический, язвительный, насмешливый. Но Шолль серьёзно кивает.
— Да, Куница. Мне и тебе показали видение. Я не знаю кто. Я не знаю как. Но я точно знаю — в будущем мы не были и оттуда не возвращались. Я уже рассказывал о будущем разным людям. Удостоверился — ничего не происходит. Более того, ты сам мог задаваться некоторыми вопросами. Например: помнишь ли ты о восстании, которое сам здесь подавил?
Я спиной почувствовал взгляд. Взгляды, и князя, и Славы.
— Дима? — настойчиво попросил ответить Владимир.
— Нет. Такого восстания я не помню.
Эмиль кивнул, благодаря за то, что я это признал.
— Давайте сядем. Мой рассказ не будет коротким. И я настаиваю на том, что мы не являемся врагами. Я пришёл сюда в поисках союзников. Потому что, Куница, только мы с тобой знаем, сколько ужаса принесёт война. Только ты мне поверишь.
Я не расслаблялся, это могла быть игра. Хитрый обман, манёвр. Однако были причины выслушать маркграфа… Очень веские причины.
— Да, давайте сядем.
Мы расселись. Ни о каких напитках не шло и речи, слишком ощутимым, давящим было напряжение.
— Я начну с проекта «Валькирия», — заговорил Шолль. — Именно он легендировал мои воспоминания о будущем.
И маркграф рассказал. Проект, о существовании которого я догадывался. Не скрыл Шолль и своего напарника, де Крепона. А затем долго перечислял несостыковки, чёрные пятна, события и явления, нарушающие логику и последовательность событий. Где-то эти чёрные пятна были прикрыты фиговым листком, объяснения шиты на белую нить, как, например, объяснение очевидной странности: всего два человека из множества вернулись в настоящее. Должно быть больше, намного больше. Шолль рассказал о базах Валькирии, зачем-то перенесённых ближе к фронту. Якобы, чтобы потенциальных агентов было ближе транспортировать, но это глупость. Как и уничтожение этих хранилищ. А ведь я о них ничего не слышал. Вообще ничего, тогда как такую информацию обязаны были распространить среди старших офицеров. Если бы знал — принял бы участие в штурмах. Но нет, ничего.
Затем Эмиль подтвердил отсутствие временных парадоксов. Он рассказывал о событиях, что ещё не случились. И ничего не происходило, ни с ним, ни с нами. Затем Эмиль рассказал о некоторых больших сражениях той войны. Пошли нестыковки. Мы не просто по-разному видели эти сражения, не совпадали участники, точное место действия, даже дни. Тогда как другие события Шолль описывал в полном соответствии с моими воспоминаниями. Он поимённо называл наших командиров. Естественно, знал не всех, но некоторых он лично подверг допросам. Некоторых и я знал лично. Снова некоторые факты совпадали, некоторые шли вразрез.
— Александр Макаров, командовал штурмовым отрядом, — назвал очередное имя Эмиль.
Киваю.
— Да, помню такого. Близко не общались, но пересекались.
— Сколько ему должно быть сейчас?
Я задумался, прикидывая годы.
— Шесть лет и пара месяцев.
Шолль кивнул.
— Всё верно. Только Александре Макаровой сейчас три года, а никакого Александра не существует.
— Достаточно! — остановил нас Владимир. — Дима, что ты об этом думаешь?
Если бы на этот вопрос было легко ответить.
— Не торопитесь, князь, — попросил Шолль. — У меня на осознание ушло несколько месяцев. Дайте своему другу хотя бы пару минут.
Мне столько не требовалось.
— А мои навыки? Опыт? Видения — это одно. Нельзя через видения освоить навыки!
Маркграф кивнул:
— Всё верно, Куница. Однако я нашёл лазейку. Сделка с Касандрой, если переводить название практики, разработанной ещё сотни три лет назад. Секретная практика, опасная. Наши силы специальных операций, во время одной оперативной разработки, обнаружили базу подготовки. Базу Малефикаров. Испытуемый помещался в особую закрытую комнату с единственным выходом. Выход вёл в лабиринт, где испытуемого ждали смертники, готовые его убить. Цель — покинуть лабиринт, убив всех, кто встанет на пути. Уловка была в сделке с демоном. Испытуемый, проваливаясь, возвращался в начало, снова и снова. У него был всего час, повторяющийся раз за разом. И либо он одолеет врагов и найдёт выход из лабиринта, либо сойдёт с ума и попадёт в лапы демона. С точки зрения внешнего наблюдателя испытуемый не двигался, время не текло, не повторялось. Это были всего лишь видения. Видения, позволяющие получить опыт.
— Десятки лет опыта?
Эмиль развёл руками.
— Я не знаю, с кем мы имеем дело. Не знаю, какие ресурсы есть у того, кто это с нами сотворил. Я знаю одно. Будущее, которое мы с тобой видели, необходимо предотвратить. К войне нет никаких непреодолимых предпосылок.
— Кроме одной, — останавливаю поток убеждений.
На лице Шолля отражается вопрос.
— Ты здесь много говорил, Эмиль. Красиво говорил, признаю. Но в твоих рассуждениях есть момент, из-за которого я не могу перестать подозревать тебя в обмане. Маленькая, но очень важная деталь.
Немец не понимает. Оставим намёки, раз уж мы установили, что можно раскрывать будущее, то к чему останавливаться?
— Вы применили против нас оружие массового поражения. Ультиматум Танатоса. Атака, что стёрла с лица Земли Петроград вместе с десятком миллионов человек.
Зрачки маркграфа дёрнулись. Удивление? Он отвёл взгляд, о чём-то глубоко задумавшись.
— Когда? — спросил князь.
— В две тысячи…
Я сбился с мысли. Посмотрел на Шолля, тот точно таким же взглядом смотрел на меня.
— Дима? — не понял моего молчания Владимир.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя говорить.
— В воспоминаниях нет чёткости. Даты плавают. Я помню, как получил известие о смерти Михаила, брата, в девяносто седьмом. Он был в Петрограде в момент нанесения удара. И я помню две тысячи шестой, война уже идёт, но пока без ожесточения, и вроде как даже предпринимаются попытки договориться, всё разрешить, и по городу наносят удар. И чем больше об этом думаю, тем больше всплывает дат.
Эмиль кивнул.
— У меня нечто схожее. Это событие постоянно держалось на границе внимания, но уходило из фокуса. Осознал случившееся я только сейчас. И откуда ты знаешь, что это был Ультиматум Танатоса, а не что-то иное?