Девушка поджала губы, развернулась и вышла. За ней следом вышел Джим. Тут же присоединились два грязно одетых мужчины – высоких бугаёв с автоматами. Ева окинула взглядом колонию и, тяжело вздохнув, вымолвила:
– Хорошо, я согласна на экскурсию.
Молодой учёный галантно поклонился ей и протянул свой локоть. Ева с удивлением его оттолкнула:
– Ну, пойдём уже?
Джим вздохнул и пошёл рядом. Охрана проследовала за ними. Они шли по узким улочкам, обитым металлом, и мужчины, идущие навстречу, с удивлением разглядывали персеянку.
– Почему все так пялятся? – скривила губы Ева.
– Ты что, ещё не поняла? Ты очень выделяешься. Мало того, что ты женщина, коих тут, как сама видишь, мало, так ты ещё пышешь здоровьем, и не в платье, и без знаков отличия Матери, – улыбнулся Джим.
– Ну и что?
– По возрасту тебе уже положено участвовать в программе размножения, но все видят, что ты этого не делаешь. Это дико. А на стрижку свою посмотри!
– А с ней что не так? – возмутилась Ева.
– Где твои косы?
– Я экспедиторша! – девушка почти выкрикнула эту фразу.
– Прежде всего, ты женщина. Ты должна быть ухоженной и опрятной… ну, понимаешь?
– Кажется, я не хочу знать. Джим, вот ты, вроде, адекватнее вашего главнокомандующего. Давай ты просто покажешь мне дверь лифта и я уйду?
Джим воровато обернулся на охранников:
– Невозможно, извини, это будет измена родине. Не знаю, чем могу тебе помочь, честно говоря.
Воцарилось молчание. Они повернули за угол, потом ещё и ещё, пока не оказались на некоем подобии площади – будто в центре большого улья. Казалось, здесь даже дышалось немного легче. Вокруг были этажи улиц с одинаковыми дверями, поверхность площади была металлической, как и всё вокруг, однако здесь были выделены места для клумб – в которых под искусственным освещением росли невысокие деревца. На площади располагалось тёмное, обшарпанное здание, от которого веяло землёй и затхлостью.
– Раньше это был Храм Науки. Теперь – общая могила.
– Могила? – сморщилась девушка
– Это называется «дом анабиоза», по документам там спят люди, которых выбирала ежегодная лотерея – чтобы государству не кормить лишние рты. Но по факту – навряд ли они проснутся. Условия их сна не единожды нарушались, в городе были перебои с электричеством и я не удивлюсь, если в капсулах давно лежат трупы. Думаю, правительство понимало это – не зря же все писали свои предсмертные записки.
– Ужасно, – вздохнула Ева.
– Кстати, там есть та Хранительница, на которую ты похожа. Анна? Да, точно Анна. Долинская что ли? Жаль, фамилию не помню, да не суть. Она была одной из тех, кто основал это поселение незадолго до войны, – Джим задумчиво посмотрел на здание.
– Расскажи мне.
– Да что тут рассказывать. Была раньше партия «хранительниц» – гуманисток и добрейшей души женщин. На деньжонки одной из их мужей, или уж отцов, не знаю наверняка, они построили несколько подземных городов и эвакуировали сюда людей в первые месяцы войны. Оказалось, что не зря: там, наверху, все подохли. А мы тут вот. Уже которое поколение. Здоровьем, конечно, не блещем, оно и понятно, но зато хотя бы живы.
– А до этого всего как жила эта Анна?
– Как и все. Муж у неё был, дочь. Но малышку украли вот, – Джим махнул рукой вверх, – ваше отродье, а с мужем она развелась. Уж не знаю, почему.
Ева закусила нижнюю губу и почувствовала, как она пульсировала под зубами. Сердце бешено застучало.
– Как звали дочь этой Анны? – произнесла она на выдохе, пытаясь не выдать волнения.
– Я не знаю таких исторических тонкостей, уж извини.
– Но тем не менее, ты знаешь, что я очень на неё похожа?
– Да, – Джим кивнул, – несомненно. Я видел фотографии, на которых она ещё молода – как раз с открытия Храма Науки. И потом часто гулял среди спящих в доме анабиоза – надо сказать, старость не сильно изменила её. Хочешь, покажу?
Девушка опустила взгляд:
– Нет.
– Я думал, тебе будет интересно.
– Нет. Нет, покажи.
Джим хмыкнул и повёл её к царапанным дверям здания. Было открыто. Мужчина толкнул дверь плечом, и та открылась, овеяв своих гостей холодом. Только они вступили внутрь, как стали загораться лампы, уводя вдаль взгляд. Под ними лежали большие капсулы, пожелтевшие от времени, с небольшими окошечками напротив лиц. Джим взял за руку свою спутницу и та, к его удивлению, не отдёрнулась от него, а напротив, сжала своими холодными пальцами.
Он повёл её вдоль длинных рядов, всматриваясь в таблички, и, через несколько сотен метров, остановился. Ева увидела знакомое имя и приблизилась к капсуле, заглянула в окошко.
Внутри лежала женщина с незнакомым, но в то же время до боли родным лицом. На долю секунды девушка почувствовала, что это она сама лежит в этой капсуле с этой безмятежной улыбкой. Седые волосы аккуратно лежали вдоль шеи, острый нос придавал лицу небольшую хитринку, глаза были прикрыты длинными, пушистыми ресницами. В этой женщине было столько достоинства, как в королевах далёких земных веков. Ева стояла, наклонив лицо над окошком, ничего не выдавало её переживаний, кроме лёгкого тремора рук.
Сомнения развеялись. Она сама не заметила, как капли слёз набухли на нижнем веке, и, не удержавшись, скатились на ресницы и, оторвавшись от них, разбились о стекло.
– Ты чего? – услышала она голос Джима.
– Её можно разбудить?
– Разве что – теоретически. Я уже объяснял – и по закону это запрещено, и очень маловероятно, что она проснётся. Ты считаешь, вы родственницы? Очень может быть, что это твоя бабушка или прабабушка, да?
Ева не ответила. Спустя несколько секунд она развернулась к Джиму, её лицо выглядело совершенно несчастным.
– Я бы хотела увидеть её записку.
– Это невозможно. Это письмо в будущее, его могут прочесть либо близкие родственники, либо оно будет вскрыто после переселения на поверхность, – покачал головой Джим.
– Глупость какая, – девушка почувствовала жар на своих щеках.
– Может быть, в качестве исключения главнокомандующий разрешит вам ознакомиться с содержанием письма взамен на вашу искренность, – учёный подошёл сзади и положил ей руку на плечо.
Ева дёрнула плечом и сбросила руку. Джим ухмыльнулся и махнул рукой:
– Ладно, пошли.
Она кинула последний взгляд на капсулу Хранительницы, и пошла вслед за удаляющимся Джимом. Они вышли из здания и побрели к плантациям. Пространство плантаций было похоже на огромную теплицу. Стройные овощные ряды тянулись на километры вдаль, меж ними, быстро семеня, передвигались женщины в длинных платьях с широкими рукавами, в передничках и в головных платках и массивных металлических украшениях вокруг голов.
Они прошли дальше, и Ева увидела яблони. Под белым искусственным светом на них красовались розовые яблоки. Одно висело достаточно низко. Девушка протянула руку, чтобы сорвать его, но ту же секунду получила удар по кисти. Ева с удивлением посмотрела на напавшего: ею оказалась невысокая девчушка с длинными косами. Она грозно смотрела на персеянку.
– Она не знала, не местная, – пояснил длиннокосой Джим, и, повернувшись к Еве добавил, – у нас на счету каждый фрукт, каждый овощ, нельзя просто прийти и съесть, что захочешь.
– Извините, – Ева слегка наклонила голову перед девчушкой, – где я могу перекусить?
– Разве что у меня в гостях, – широко улыбнулся её спутник, – Ну, или в камере – добавил он, заметив её взгляд.
– А рестораны… или, – она огляделась, – общепит, столовая? Неужели ничего подобного нет?
– Это роскошь, – пожал плечами Джим.
– Хорошо, веди домой.
Учёный кивнул головой и быстро зашагал по другим металлическим улицам. Охрана переглянулась и кажется, один из них отпустил какую-то сальную шуточку, но девушка не расслышала и последовала за Джимом.
– Здесь было довольно много женщин, больше, чем в городе, – заметила Ева.
– Ага. Почти все женщины заняты в легком земледельческом труде. Мы понимаем, какие вы, женщины, хрупкие и эмоциональные существа, и стараемся помогать следовать своему предназначению.
– Предназначению? Что ты имеешь в виду?
– Как что? Дети и семейный очаг, земледелие и рукоделие – это вот всё для женщин. Сначала, конечно, женщины были и в политике, и в шахтах, но как видишь, ни к чему хорошему это не привело, – рассуждал Джим, и, заметив, что Ева совсем ничего не понимает, пояснил, – Вот даже посмотри на нашу колонию. Совершенно не продумано. Потому что её строили женщины. Вот если бы мужчины взялись за дело – я уверен, они сделали бы на славу.
– Ясно, – буркнула девушка, хотя ей было совершенно не ясно, что же мужчины не взялись за это дело.
– Ты не обижайся. Судя по всему, ты-то другая. Смелее и умнее. И при этом очень красива.
Было и приятно от этих слов, и, почему-то, на душе скребли кошки.
– Мне почему-то кажется, что это из-за того, что я была свободна в выборе «предназначения».
– Так с какой же ты планеты? – Джим вёл её длинными путаными улицами и продолжал беззаботно улыбаться.
– Нет, извини, – Ева потупила взгляд, – я расскажу, если мне разрешит руководство.
– Ты улетишь потом?
– Да.
– Разве ты не хочешь остаться здесь, на Земле?
– Я теперь не уверена…
Ева отвернулась и нервно улыбнулась.
Глава 16. Дипломатия
Пи не чувствовал волнения, не чувствовал ненависти. Всё его естество было охвачено чувством глубокого отвращения – к этим грязным мужчинам, к облупленному кабинету, вычурному столу, к каждой морщинке главнокомандующего. Пи стоял перед ним, скрестив вместе все четыре руки, и впивался своими глазами в серые, словно потухшие, глаза старика.
Наконец дверь отворилась и вошла Ева, следом за ней Джим. Он ошарашено смотрел на персеянина.
– Вот она, ничего с ней не случилось, я же говорил, – проскрипел старик, – смотрите, мадемуазель, какой сюрприз постучался прямо в двери нашего наземного лифта.
Ева молча подошла к Пи. Тот взял её одной рукой за подбородок, и повернул её голову в сторону, чтобы рассмотреть царапины на щеке. Девушка дёрнулась: