— Джои? — Странахэн стоял в дверях спальни и крутил в руках свою каску.
— Да?
— Если собираешься плакать — плачь. Пора двигаться.
— Дай мне пять минут побыть одной.
— Хорошо, — сказал Странахэн.
— Пять минут. А потом вернись и обними меня и скажи, что все будет хорошо. И прочую слезливую чушь.
— Уверена?
— Да, попытка не пытка. Только сними сначала эти нелепые перчатки.
Позже они нашли остатки ее вещей, запихнутые в три картонные коробки, в гараже рядом с ее «тойотой». Джои принялась копаться в унылых пожитках. Чаз может что-то заподозрить, если вещи исчезнут, заметил Странахэн.
— И даже не думай забирать машину, — добавил он.
Она угрюмо показала ему бледно-оранжевую сумочку:
— Я брала ее в круиз.
Чаз, видимо, не заметил ее бумажник, где лежали шесть с половиной сотен баксов и карточка «Америкэн Экспресс».
— Карточку я заберу, — объявила Джои. — Она нам понадобится.
— Наличные тоже.
— Иди сюда и помоги мне искать. — Джои указала на коробку.
— Могу я узнать, что мы ищем?
— Что-нибудь шикарное, — ответила она. — Что понравится этому никчемному троглодиту.
На рассвете гремел гром и визжали крысы. Питоны Карла Ролваага проснулись голодными.
Десять минут детектив провел под ледяным душем. Этот ритуал должен был загустить его кровь — подготовка к возвращению в Миннесоту. Ролвааг полагал, что Южная Флорида превратила его в неженку.
Капитан Галло велел ему взять выходной в счет сверхурочных, но Ролваагу нечем было заняться, кроме работы. Пока он брился и одевался, змеи доели, а миссис Шульман заколотила в дверь. Она жила через холл в блоке 7-Г и называлась «действующий вице-президент Ассоциации кондоминиума "Сограсс-Гроув"». Она пришла, чтобы выселить Карла Ролваага из квартиры.
— Доброе утро, Нелли, — сказал он.
— Я все слышала, опять этот душераздирающий визг, ты, больной ублюдок!
— Им нужно есть, — ответствовал детектив, — так же, как и нам с вами.
— Не был бы ты копом, тебя посадили бы за решетку за жестокое обращение с животными!
Миссис Шульман, весом от силы девяносто фунтов, вроде бы вознамерилась ударить Ролваага в грудь. Ее костлявые крапчатые кулачки были стиснуты и дрожали.
— Сколько ассоциация заплатила за уничтожение грызунов в прошлом году? — поинтересовался детектив. — Кажется, три-четыре штуки?
— Ты мне тут не ехидничай, — оскалилась миссис Шульман.
— В правилах не написано, что я не могу держать рептилий.
— «Опасные питомцы», страница сто девятнадцать.
— Ваш пес покусал четырех человек, — отметил Ролвааг. — А мои змеи никого не трогают.
— В таком случае они нарушают спокойствие. Беззащитные мышки визжат и стонут, когда из них выжимают божью душу — это ужасно. Из-за тебя я вдвое больше ксанакса глотаю.
— Это большие жирные крысы, Нелли, а не Стюарт Литтл[25]. Кстати, какую отраву использует ваш морильщик? От нее у них животики взрываются.
Миссис Шульман, причитая, пошла на попятный.
— Может, оставим это адвокатам? — предложил Ролвааг.
— Ты больной, больной, больной ублюдок. Неудивительно, что тебя жена бросила.
— Неудивительно, что ваш муж оглох.
Глазки миссис Шульман сузились где-то в извивах пергаментных морщин.
— К июлю тебя здесь не будет, умник.
— Держите Петунию на поводке, — посоветовал Ролвааг, — и вам будет не о чем беспокоиться.
Поздно позавтракав, он поехал в участок и показал капитану Галло письмо от начальника полиции из Миннесоты.
— Очень смешно, — сказал Галло. — Где эта чертова Эдина?
— Где города-близнецы.
— Они, часом, песню об этом не написали? «Что может быть лучше, чем утррр-р-ро в Эдине!»
— Я серьезно насчет работы, — сказал Ролвааг.
— Да хватит тебе.
— Я хочу жить в нормальном месте.
— И помереть от скуки, к чертовой матери. Ну еще бы. — Галло протянул ему клочок бумаги. — Парня зовут Корбетт Уилер. Вот номер.
— Брат миссис Перроне.
— Полвторого ночи по времени кенгурятников, он не спит, — сказал Галло. — Хочет с кем-нибудь поговорить как можно скорее. Говорит, важно.
Ролвааг разыскивал Корбетта Уилера с субботы.
— Позвоню прямо сейчас, — решил детектив.
— За его счет.
— Издеваешься?
— Он сам так сказал, — пожал плечами Галло. — Мол, не стесняйтесь, звоните за мой счет.
Где-то в холмах Новой Зеландии брат Джои Перроне поднял трубку после первого гудка. Карл Ролвааг почти ожидал, что он заговорит, как двинутый австралиец, что борется с крокодилами по телику, но Корбетт Уилер сохранил невыразительный американский акцент.
— Это ты ведешь дело? — спросил он.
— Верно, — ответил Ролвааг.
— Тогда слушай сюда: моя сестренка не напивалась и не падала за борт круизного лайнера, — заявил Корбетт Уилер, — не важно, что вам сказал ее муж. И не ныряла.
На линии были помехи, и Ролвааг слышал, как реверберирует его собственный голос.
— Вам тяжело, я понимаю. Могу я задать вам пару вопросов?
— Написали в газете Бока. Вот как я узнал — подруга Джои позвонила и рассказала.
— Мы пытаемся связаться с вами с субботы, — сказал Ролвааг. — Ваш зять дал мне пару телефонов, но все бесполезные.
— Очень похоже на моего зятя, — согласился Корбетт Уилер, — он тупая скотина.
— Когда вы в последний раз его видели?
— Я никогда его не видел и даже с ним не разговаривал. Но Джои мне порассказала, и я бы этому парню даже шар для боулинга не доверил подержать, такой он кобель.
Ролвааг уже слышал подобное от друзей Джои, хотя ни один не намекнул, что Чарльз Перроне сильно увлечен кем-нибудь, кроме Чарльза Перроне.
— Вы предполагаете, что Чаз как-то связан с исчезновением вашей сестры?
— Ферму бы прозакладывал, — сказал Корбетт Уилер.
— От супружеской измены до убийства долгий путь.
— Судя по рассказам Джои, он способен на все. — Ролвааг услышал овечье блеяние на заднем плане.
— Может, нам стоит поговорить лично? — предложил он.
— Если честно, я редко выбираюсь из дома, — сообщил брат миссис Перроне. — Но я готов лететь всю ночь, чтобы полюбоваться, как этого бабника привяжут к электрическому стулу и подсветят, как стадион «Доджер».
— В наши дни большинство предпочитает смертельную инъекцию.
— Хочешь сказать, у них есть выбор?
— Боюсь, что так, — признался Ролвааг. — Что это за шум?
— Одна моя овечка пытается разродиться тройней.
— Можно вам перезвонить?
— Нет, я сам перезвоню. — И брат Джои Перроне бросил трубку.
Тупая скотина, кобель, бабник — впечатляющая опись достоинств Чаза Перроне. Ролвааг пересказал капитану Галло подозрения Корбетта Уилера, но капитан пожал плечами:
— Слушай, кому охота верить, что его младшая сестренка — неуклюжая алкоголичка? Он знает про тот случай с вождением в пьяном виде?
— Я не спросил. — Многие друзья Ролваага попадались на том же самом, но ни один из них не падал с круизного лайнера. — А вдруг Уилер прав насчет Перроне?
— Тогда ты тоже это поймешь и выставишь нас всех гениями, — сказал Галло. — Надеюсь, к пятнице.
Ролвааг поостерегся упоминать об отметинах от ногтей на тюке марихуаны, пока не стали известны результаты анализа ДНК. Процедура недешева, и капитан разозлится, что Ролвааг заказал анализ, не получив санкции.
Галло протянул детективу письмо от начальника полиции Эдины. Ролвааг сунул письмо обратно в конверт.
— Трех недель хватит? — поинтересовался он.
— Ты слышал, что я сказал? К пятнице, Карл, надо с этим делом покончить.
— Я не об этом деле. Я поставил тебя в известность. Трех недель хватит?
Галло откинулся на спинку стула и осклабился:
— А, ну да. Будем пока считать, что я не возражаю.
Чаз Перроне припарковал свой «хаммер» на дамбе, в полумиле от водослива. Он не стал выключать мотор и прихлебывал кофе, тупо озирая бесконечные мили Эверглейдс. Ветерок ворошил меч-траву и рябил темную воду. Лысухи крались среди гиацинтов и лилий, молодая цапля ловила мелкую рыбешку на мелководье, и небольшой окунь выпрыгнул из воды, чтобы поймать стрекозу. Живая природа гудела единым стройным хором, и Чаз Перроне был несчастен.
Ничто в природе не внушало ему благоговения, не умиротворяло и не смиряло его — ни уединение, ни сказочные просторы, ни первозданность приливов и отливов. Сплошь жара, вонь, ненадежность, и кишмя кишат насекомые. Чаз был бы куда счастливее на площадке для гольфа в отеле «Игл-Трейс».
Это Ред Хаммернат настаивал, чтобы Чаз продолжал исследования, на случай если инспекторы из отдела контроля за использованием водных ресурсов решат его проверить. И именно Ред купил Чазу внедорожник: Чаз несколько месяцев ныл, что грязные дороги вконец угробят амортизаторы его небольшого «шевроле».
Чаз выбрал ярко-желтый «хаммер», исходя из предположения, что столь ядовитый цвет отпугнет пум, которые могут таиться на его участке Эверглейдс. Чаз боялся, что большая кошка нападет на него из засады, хотя не было зафиксировано ни одной подобной атаки на людей. Более того, эти животные находились на грани вымирания — вероятно, всего шестьдесят или семьдесят пум обитали на воле.
Когда коллега-биолог напомнил Чазу, что шансы быть разорванным в клочья флоридской пумой и попасть под метеорит примерно одинаковы, Чаз заявил, что не собирается искушать свое счастье. Когда же ему сообщили, что кошки не различают цветов, а значит, им наплевать на ослепительный оттенок его внедорожника, Чаз не особо расстроился. Желтый, судя по всему, нравился девчонкам.
Он вылез из машины и тут же был пожран москитами. Ворча и отмахиваясь, он с боем засунул себя в тяжелые резиновые болотные краги, купленные по профессиональному охотничьему каталогу. Суматоха спугнула со скалы черепаху, Чаз обернулся на всплеск и уставился на предательские круги на воде. Когда ему было семь, мать за бесценок купила ему в подарок детеныша водяной черепахи; Чаз назвал его Тимми и позже смыл в туалет в наказание за напруженные где ни попадя лужицы.