Когда Чаз сбросил трусы, Медея сказала:
— Привет, малыш!
— Я же говорил, что мы по тебе скучали, — с невыносимым самодовольством заявил Чаз.
— Сюда. — Медея похлопала по кровати. — Давай-ка я тебя разотру.
— Не надо. Я и так расслаблен.
— Нет-нет, не спорь. Мамочка лучше знает.
Джои зажала рот руками, чтобы не засмеяться.
— Но я уже готов, — нетерпеливо возразил Чаз.
— И ты по-прежнему будешь готов, когда мы покончим с растиранием, — сказала ему Медея, — и я тоже буду готова. А сейчас будь настоящим бойцом и полежи тихо, пока я разогрею масло.
— Сладенькая моя, не надо. Эти простыни — из чистого шелка.
— А ну замолчи.
Чаз растянулся на кровати, и пружины запищали, словно воробьи. Джои занервничала: сколько может весить Медея? Икры вроде не толстые, но это еще ничего не значит. И что за здоровенный мужик бродит по дому? Джои не слышала, о чем они с Чазом говорили в кухне, но отнюдь не исключала, что ее муж наконец собрался осуществить давно лелеемую фантазию и заняться любовью втроем.
«Прискорбная ирония судьбы, — подумала Джои, — если кровать сломается и меня до смерти раздавит оргия».
— Ух ты, — услышала она голос Медеи.
— Ага, — гордо согласился Чаз.
— Это нормально?
— Только не говори, что тебе не нравится.
— Нет, просто он… — Медея запнулась, — я что-то не припомню, чтобы он был таким…
— Счастливым.
— В точку.
«Чаз умер и попал в рай для свиней, — подумала Джои. — Он может трепаться о своем члене всю ночь напролет».
Джои съежилась, когда Медея забралась на кровать, но никаких сейсмических последствий это не возымело. На минуту или две разговор затих, но потом Чаз внезапно застонал:
— Боже, ты меня прикончишь!
— Почему ты так напряжен? — спросила Медея ровным голосом инструктора по йоге. — Расскажи мне, что не так, сердце мое.
— Мне кажется, ты пытаешься открутить мне ногу. Может, пропустим эту часть?
— Пропустим нашу разминку? Ни за что, милый.
Джои пожалела, что лежачее положение не позволяет ей взглянуть в зеркало на стене.
— Разминка нужна только одному органу, — говорил тем временем Чаз, — а не то он взорвется.
— Хорошо, хорошо. Расслабься.
Общение между Чазом и Медеей становилось все менее вербальным, и вскоре возня наверху приняла знакомый воинственный ритм. Но ревность Джои или отвращение скоро были вытеснены ее опасениями за свою жизнь. Чаз налегал все сильнее, и Джои ладонями и коленями подперла крестовины кроватной рамы. Опыт говорил ей, что эта стадия займет от десяти до двадцати минут, в зависимости от того, сколько вина выпил муж. Джои закрыла глаза и постаралась отрешиться от того, что происходило на расстоянии вытянутой руки. Ее план требовал трезвого расчета. Она дождется, пока Чаз окажется на грани кульминации, и выскочит, как чертик из табакерки; сигналом будет низкий волчий вой, который всегда предшествовал его эякуляции.
Летучая нестройная мелодия неслась с кровати и струилась по комнате — Медея мурлыкала, Чаз решительно хрюкал, изображая перкуссию.
«Интересно, это какая-то чудная тантрическая мантра, — думала Джои, — или просто фальшивое исполнение по-настоящему кошмарной песни?»
Внезапно ее муж прохрипел:
— Черт, почему я ничего не чувствую?
— А? — Мурлыканье оборвалось.
— Я сказал, что ни черта не чувствую! — яростно выпалил Чаз.
— Не смей останавливаться. Давай, давай, мой сладкий. — Кроватные пружины печально скрипнули, когда он слез.
Джои представления не имела, что пошло не так — уж если ее муж начал, только взрыв атомной бомбы не даст ему закончить.
— Я одеревенел, — пожаловался он.
— Ой, да все нормально. Давай, продолжай, — взмолилась Медея.
— Тебе, может, и нормально.
— Давай я тебе помогу, милый…
— Нет! Не надо!
— Да господи боже. — Безмятежная Медея начала злиться.
Что-то приглушенно хлопнуло, и Джои увидела босые ноги Чаза — он решительно освободил кровать.
— Что это за духи? — спросил он.
— Я ничем не душилась. Это масло или, может, черничные свечи.
— Эти чертовы свечи тут ни при чем. Я слышу запах духов, — заявил Чаз. — Тех самых, которыми пользовалась моя жена.
Ледяная тишина, затем:
— Твоя жена?
— Покойная жена, — быстро поправился Чаз.
— А почему ты никогда не говорил мне, что был женат?
Джои начала болеть за Медею. «Скажи ей правду, ты, трус».
— Это очень болезненные воспоминания, — объяснил он.
— Когда она умерла, Чаз?
Повисла тишина иного рода, но такая же неуютная. Джои все бы отдала, чтобы увидеть, какое у Чаза лицо.
— Я бы не хотел об этом говорить, — сказал он. — Это очень меня расстраивает.
— Очень, но явно не слишком, — съязвила Медея. — Вижу, ты все еще готов к бою.
— Ну да, у него отдельное мнение на этот счет.
Ему не удалось развеселить Медею.
— Я же говорю, я не пользуюсь духами. Если ты что-то слышишь, это твое воображение.
«Это "Шанель"», — едва не прошептала Джои.
Перед отъездом с острова она невинно чуть-чуть подушилась за ушами. Очень важно, что Чаз разобрал ее аромат среди всех этих вонючих сладких испарений передвижной нарколавки Медеи.
— Все, я ухожу, — объявила Медея.
— Нет, давай еще раз попробуем.
— Мне не нравятся вибрации в воздухе, Чаз.
— Погоди секундочку. Останься. Пожалуйста.
В голосе Чаза звенело подлинное отчаяние. Увидеть, как его отшили, ничуть не хуже, чем выпрыгнуть из засады с обручальным кольцом, каковое действо Джои решила отложить на потом из симпатии к Медее.
Которая уже выбралась из постели и бодро собирала свечи и масла.
— Ты не можешь уйти. Ты не можешь, — умолял Чаз. — Только посмотри на меня!
— Очень впечатляет. Отлей его в бронзе.
— Хочешь принять ванну? Можно попробовать в ванне. — Он зажал ее в угол, их ноги почти соприкасались.
— Чаз, я сказала «нет».
— Ну давай. Не ломайся.
Джои услышала гортанный вскрик, который перешел в медленный мучительный стон.
— Хватит! — наконец выпалил Чаз.
— Ты определенно не умеешь слушать, — заметила Медея.
— Ты — делаешь — мне — больно!
— На курсах рефлексологии нам показывают специальные упражнения, чтобы руки были сильнее. Чувствуешь?
— О боже, — сказал Чаз.
— Спорим, я могу его сломать, как кусок хлеба?
— Прости, что не рассказал о жене. За все прости.
— Не надо давить мне на жалость, — произнесла Медея.
— Прекрати. Ногти…
— Длинные, правда?
— Я тебя умоляю. Я тебя умоляю, — хныкал Чаз.
Джои была в восторге. У девушки отличный стиль.
— Я ухожу, — продолжала Медея, — но если ты хотя бы качнешь этой штукой в мою сторону до того, как я выйду за дверь, я тебя так изуродую, что ты в жизни больше ни с кем не сможешь заняться сексом. Даже с самим собой. Усек?
— Да. Ой! Да!
Они оделись в полном молчании. Джои легко могла себе представить глаза мужа: ошеломленные, как у побитого щенка. Она уже видела такое, когда врезала ему за то, что он обозвал ее нехорошим словом.
— Ну, пока. — Медея остановилась в дверях. Джои заметила, что на Медее пеньковые сандалии.
— Прости за сегодня. Правда, — сказал Чаз. — Можно я тебе как-нибудь позвоню?
— Ты что, блин, серьезно?
И тут пол задрожал под Джои, будто с потолка свалился холодильник. Откуда-то из дома понеслись нечеловеческие вопли.
— О боже, — вяло произнес Чаз. — Ну что еще?
Медея уже бежала, когда Чаз нашел то, что искал, в прикроватной тумбочке. Джои Перроне подождала, пока он пробежит по коридору, выскочила из-под кровати и выглянула из-за угла. Столовый нож в руке казался хрупким и нелепым, но она не смела его бросить.
Шторы были опущены на всех окнах спальни, кроме одного.
Мик Странахэн заглянул в дом и был обескуражен тем, что увидел: здоровенного мужика, совершенного голого и с большущей бутылкой «Маунтин Дью» в зубах. Сначала Странахэну показалось, что на мужике грязный свитер, но, присмотревшись, он понял, что это поразительно развитый волосяной покров. Мужик сидел в одиночестве и смотрел по телевизору кантри-видеоклипы; ни следа Чарльза Перроне, кудрявой женщины или Джои. Странахэн присел под окном и обдумал свои печальные перспективы. Видимо, драка с громадным незнакомцем неизбежна, если Странахэн собирается обыскать дом.
Джои оставила запасной ключ торчать в задней двери, поэтому Странахэн просто повернул ручку и шагнул в дом. Он осторожно прокрался через пустую кухню в темный коридор. Остановился у гостевой комнаты, прислушался, затем вошел.
Гориллообразный мужик в недоумении сощурился, ручейки ядовито-зеленого лимонада потекли у него изо рта.
Странахэн выключил телевизор.
— Мне надо осмотреть дом, — прошептал он. — Вы мне будете мешать?
— Тупой вопрос. Еще как буду.
Из спальни Чаза раздавались приглушенные удары и устрашающее неблагозвучное мяуканье.
— Вы друг мистера Перроне? — спросил Странахэн.
— Его охранник. Я тя уже который день жду, — ответил волосатый незнакомец.
Он встал и вытолкал Странахэна из комнаты.
— Как думаешь, ты куда приперся? — спросил он. — Ты чё тут потерял?
Странахэн повернулся:
— Своего друга. Точнее, подругу.
Мужик задумчиво поскреб промежность.
— Давай, надери мне зад, — предложил Странахэн. — Я, наверное, заору как резаный, но хотя бы все перепугаются и выскочат, и я узнаю, кто тут кто.
— Ты чё, рехнулся? — спросил мужчина.
— План дурацкий, — согласился Странахэн, — но ничего лучше я придумать не успел.
Громила схватил его за шкирку и поволок к задней двери. Странахэн направил мужика в угол и врезал ему локтем в кадык. Мужик сразу не упал, и Странахэну пришлось добавить правый хук в основание шеи, вложив в удар весь свой вес. Громила повалился, вслепую размахивая кулаками. Дом содрогнулся до самого фундамента.