Ролвааг, отвратительно безразличный к оскорблениям, произнес:
— Можете оставить его себе, Чаз. У меня есть копии.
В комнату вошел Тул, его щеки блестели от жира аллигатора. Тул поинтересовался, о чем сыр-бор.
— Я немного расстроил мистера Перроне, — пояснил детектив, — но он уже успокоился.
— Не особо, — буркнул Чаз.
— Док, ты выглядишь как дерьмо на палочке, — сообщил Тул.
— Спасибо, что заметил. Можем мы с детективом немного поговорить наедине?
Когда они снова остались одни, Ролвааг сказал:
— Я спросил вас про подпись.
— Она похожа на подпись Джои. Довольно похожа, — ответил Чаз. — Тот, кто ее подделал, хорошо постарался.
Лицо Ролваага не дрогнуло.
— Давайте убедимся, что я вас правильно понял. Вы обвиняете меня в том, что я фальсифицировал завещание, чтобы впутать вас в дело об исчезновении вашей жены?
— Ну а то.
— Но вы упомянули слово «шантаж». Я не понял.
— Посмотрите в словаре, — отрезал Чаз, подумав: «Ублюдок хочет, чтоб я извивался, как уж на сковородке, — нет уж, не дождется».
Ролвааг секунду подумал, затем продолжил:
— То есть план таков: вы даете мне взятку, а я ликвидирую ваш тринадцатимиллионный мотив. Миссис Перроне исчезает окончательно.
— Именно. И не забудьте про вашего фальшивого свидетеля.
— Что? — Детектив склонил голову набок, будто прислушиваясь к еле различимой трели редкой певчей птицы. Такое неуловимое движение, и оттого так ужасающе убедительное.
— Что еще за свидетель? — спросил он.
Желудок Чаза сделал кульбит. «Боже святый, или этот парень действительно хитер, или я сделал худшую ошибку в своей жизни».
— Что за свидетель? — повторил Ролвааг.
Чаз слабо засмеялся.
— Я просто пошутил. — Такого разговора он не репетировал.
— Это не было похоже на шутку.
— Но я все-таки шутил, — упорствовал Чаз. — Вы наверняка скандинав.
Ролвааг тихо закрыл портфель.
— Я вас не шантажирую, мистер Перроне.
— Разумеется, нет.
— Но вам все равно следует вести себя осторожнее, — сказал детектив, вставая. — Осторожнее, чем вы вели себя до сих пор.
Восемнадцать
Джои сражалась со списком требований шантажиста, но на самом деле она от Чаза Перроне хотела — не считая вечных адских мук — ответов на два вопроса:
а) Почему ты на мне женился?
б) Почему ты пытался меня убить?
— Выбери число, — посоветовал Мик Странахэн. — Предполагается, что мы вымогаем у него деньги, так? Сколько он вообще сможет наскрести?
— Чтоб я знала. — Джои отвернулась и уставилась в окно.
Фламинго — лагерь рыбаков в Национальном парке Эверглейдс, на южной оконечности материковой Флориды. Только одна дорога вела сюда, двухполосная, щебеночно-асфальтовая, она прорезала тридцать восемь миль нетронутых кустарников, кипарисов и зарослей меч-травы. Хотя они мчались в полной темноте, Джои ощущала биение невидимой жизни со всех сторон. После Майами тишина казалась такой мягкой, а ночь такой всеобъемлющей, что Джои не могла сосредоточиться на деталях шантажа. Чем глубже они въезжали в Эверглейдс, тем меньше и абсурднее казался ей Чаз Перроне.
Странахэн оставил «сабурбан» рядом с пучком капустных пальм возле палаточного лагеря у пристани. Было уже около десяти вечера, и большинство туристов, спасаясь от насекомых, ретировались в свои спальные мешки. Мик попытался настроить радио в машине, но сигнал шел с помехами.
Джои рассказала, что никогда раньше не была в парке.
— Чаз не хотел меня брать. Говорил, это слишком напоминает ему работу. Думаю, на самом деле его пугали насекомые.
— Насекомые.
— Особенно москиты, — продолжала она. — И еще проблемы со змеями — он боялся, что его укусит мокасиновая змея. Дома он тренировался впрыскивать противозмеиную сыворотку в грейпфруты.
— Слушай, он неправильно выбрал работу, — заметил Странахэн. — Ты когда-нибудь спрашивала почему? Как он вообще дошел до жизни такой?
Джои всегда считала, что ее муж заблудился в магистратуре.
— Я хотел спросить, — сказал Странахэн, — кто такой Сэмюэл Дж. Хаммернат?
— Какой-то богатый деревенщина, приятель Чаза. Я видела его на свадьбе, — ответила Джои. — А что? Он-то тут при чем?
— Я сделал пару звонков по поводу «хаммера». Это «Фермы Хаммерната» купили его твоему муженьку.
Джои не знала, с какой стати мистер Хаммернат купил Чазу новехонький внедорожник.
— И ты только сейчас мне об этом сказал? Кому ты звонил?
— Друзьям, которые занимаются такими вещами — проверкой бумаг. Друзьям из правоохранительных органов, — ответил Странахэн. — Помнишь, я говорил, что все беды от жадности? Думаю, Чаз заключил какую-то грязную сделку с Хаммернатом, а ты, возможно, перебежала им дорогу.
— Но как? Что я сделала?
Странахэн изложил Джои свои догадки; она заинтересовалась, но не поверила.
— Кто-нибудь когда-нибудь слышал о биологе-жулике? — спросила она.
— Кто-нибудь когда-нибудь слышал о биологе, у которого есть телохранитель? — возразил он.
Джои признала, что довод весомый. Ее удивил — и раздразнил — рассказ Мика о том, что теперь ее мужа защищают наемные мускулы.
— Слушай, бывают копы-взяточники, — продолжал Странахэн, — судьи, которые закрывают дела, врачи, которые химичат со страховками. Или ты хочешь сказать, что Чаз слишком невинен, чтобы продаться, — и это парень, который столкнул тебя в океан на верную смерть?
«Он прав, — подумала Джои. — Этот придурок определенно способен на что угодно». Она придвинулась ближе и положила руку на колено Мика. Он поцеловал ее в макушку, но она почувствовала, что он напряжен. Он показал на мотель:
— Твоя комната на втором этаже. Не выходи, пока не посвечу тебе фонариком.
— Три раза. Я помню.
Они наблюдали, как пара енотов проскользнула в лагерь и вынырнула оттуда через пару секунд с буханкой хлеба и пакетиком чипсов «Доритос».
— Мы же собираемся напугать его до полусмерти? — спросил Странахэн.
— Точно. Закрутить гайки.
— Ну так и черт с ним. Давай потребуем полмиллиона.
— О господи, — засмеялась Джои, — но у Чаза нет таких денег.
— Спорим, он знает кое-кого, у кого они есть?
Они взяли «гранд-маркиз»: Тул сказал, что «хаммер» почти светится в темноте. Ред велел им сохранять хладнокровие несмотря ни на что. Выслушать парня и пообещать, что подумают над его словами.
— Не умничай, — предупредил Ред Чаза. — И никого не трогай, — сказал он Тулу, — пока, во всяком случае. Как только выясним, чего хочет этот сукин сын, решим, что с ним делать.
Они собирались приехать во Фламинго пораньше и найти место, где Тул мог бы спрятаться, но задержались, поскольку до того, как они вырулили на основную магистраль, Тул опять сделал привал. Чаз не стал возражать. Он остался в машине, где тренировался выхватывать кольт из-за пояса, а Тул надел лабораторный халат размером с палатку и потопал в больницу «Неземное поместье».
Морин сидела и смотрела телевизор. Она причесалась и наложила капельку румян на щеки.
— Посмотрите, кто пришел, — обрадовалась она. — Возьми стул. Ларри Кинг берет интервью у Джулии Эндрюс[43]. Она просто куколка.
— Я принес тебе кое-что на ужин. — Тул поставил накрытую тарелку на тумбочку у кровати. — Не такое чтоб горячее. У них тут микроволновки нигде нету?
— Ерунда, спасибо, Эрл. — Морин подняла крышку. — Пахнет просто замечательно. Что это?
— Ээ-э, цыпленок. Называется «болотный цыпленок».
— Доктор сказал мне избегать жареной пищи, но я, честно говоря, не вижу в ней вреда. Я же все равно умираю, верно?
Она взяла кусочек жареного аллигатора и попробовала.
— Здорово, а? — спросил Тул.
Морин энергично покивала, продолжая жевать. И жевать.
— Та еда, которой нас тут кормят, просто сущий кошмар, — прошептала она. — Свежая птица — настоящее пиршество.
— Хорошо, что понравилось. Ладно, мне пора.
— Уже? Пожалуйста, останься, поговорим.
— У меня важная встреча по делам.
— Это ночью-то? Интересно, что за дело такое.
— Клиента охранять, — ответил Тул.
Синие глаза Морин заискрились:
— Это так интересно, Эрл. Ты каких людей охраняешь? Сановников? Дипломатов? Нет, наверное, дельцов от шоу-бизнеса, точно.
— Не то чтобы.
— А. — В ее голосе послышалось разочарование.
— Щас я доктора охраняю, — сообщил Тул, хотя сам считал, что с Чазом Перроне это просто халтура.
— Доктора? Вот это да!
— Тока он людей не лечит. Он это, типа, ученый.
— Наверное, очень важный человек, раз ему нужна личная охрана, — сказала Морин.
— Я б тебе порассказал.
— Он сейчас с тобой? Мне бы хотелось с ним встретиться.
— Он не чтоб хорош, — возразил Тул, — чесслово. Много о себе думает, но, етить, у ниггеров и мексов, которые для меня помидоры собирали, куда больше мозгов, чем…
Костлявый кулак Морин выстрелил Тулу прямо под дых. Он согнулся вдвое и выдохнул, как спустившее тракторное колесо.
— Эрл! Как тебе не стыдно! — воскликнула она. — Никогда не говори при мне таких отвратительных слов.
Он вцепился в перила кровати и медленно выпрямился.
— Что бы сделала твоя мама, — гнула свое Морин, — если б она была жива и это услышала?
— Она меня научила, — прохрипел он. — Она и папаша.
— Тогда им тоже должно быть стыдно. Вот, возьми, — она взяла со столика бумажный стаканчик, — попей воды. Полегчает.
— Етить, — сказал Тул и присосался к стакану. Чокнутая старуха его ударила. За всю свою жизнь он не мог припомнить случая, чтобы кто-нибудь врезал ему и не получил сдачи. Однажды он чуть не покалечил парочку несчастных мексиканцев только за то, что они странно посмотрели на него в винном магазине.
Сейчас, глядя на Морин, хрупкую и ломкую, точно осенний лист, Тул понимал, что может убить ее одним пальцем. Но вот что странно: он совсем этого не хотел. И не то чтобы ему приходилось сдерживаться, он просто не хотел причинять вреда этой женщине, несмотря на то, что она сделала. И он не злился, что еще больше сбивало с толку. Он ощущал — сам не зная отчего — только сожаление.