— Ну, у Чаза Перроне было много возможностей попрактиковаться. — Корбетта Уилера уже предупредили, что фальшивое завещание составил зять Мика Странахэна и подписал сам Странахэн с намеренными, но неочевидными искажениями. Как и Странахэн, Корбетт играл собственную роль.
— Джои не оставила бы Чазу ни цента. Можете мне поверить.
— Хотелось бы, — ответил детектив.
— Хотите сказать, у вас недостаточно улик, чтобы его арестовать?
— Верно.
Корбетт Уилер пожал плечами:
— Жаль. Но знаете что? Я твердо уверен: чему быть, того не миновать.
Ролвааг подумал о том, как опасен для Чаза Ред Хаммернат, но смолчал.
— Вы не против, если я приду на службу?
— Завтра в полдень. Приглашаю. — Корбетт Уилер склонился ближе. — Безутешный вдовец произнесет панегирик.
— Жду с нетерпением.
Брат Джои встал и крепко пожал Ролваагу руку:
— Спасибо, что пытаетесь.
— К сожалению, дело трудное.
— Поверьте мне, то, что произошло на круизном лайнере, — это не несчастный случай. Этот гнусный дерьмовый яппи выбросил мою сестренку за борт.
— Я тоже так считаю, — ответил Ролвааг. — Но хрен докажешь.
Он проводил Корбетта Уилера в приемную, которую оккупировала экскурсия бойскаутов. Ролвааг в детстве сам был скаутом, еще в городах-близнецах. Самым незабываемым был день, когда он чуть не отрезал себе большой палец, выстругивая миниатюрный тотемный столб.
— Скажите, а в Миннесоте есть овечьи фермы? — спросил Корбетт Уилер.
— Да, думаю, что есть.
— Вам стоит попробовать, Карл, если когда-нибудь устанете от полиции. Ягненок — универсальный символ невинности, знаете ли.
С этими словами брат Джои Перроне поднял каповый посох, открыл дверь и ушел.
Переспав с Миком Странахэном, Джои заключила, что ее физические отношения с Чазом Перроне были отнюдь не столь исключительны, как она прежде считала. Мик не такой механически стойкий, как ее муж, зато куда внимательнее, нежнее и инициативнее. Для Джои это, в общем, стало откровением. Мик не поглядывал украдкой в зеркало на свои напряженные ягодицы, не советовался со своим членом, не орал победно, как на родео, когда кончал. В объятиях Чаза Джои то и дело ощущала себя аксессуаром из секс-шопа, резиновой вагиной, какие продаются по почте. С Миком она поистине участвовала в процессе, она была любовницей. Оргазмы с Чазом были сокрушительны, но сразу после он требовал, чтобы она описала свои ощущения — его всегда больше интересовали обзоры, нежели сама близость. С Миком кульминации были не менее интенсивны, но гораздо приятнее после них, потому что он никогда не портил настроение просьбами выставить ему оценку. Дело не только в том, что он старше Чаза Перроне и менее эгоцентричен. Нет, у Мика хорошие манеры. Он знает, как остановить мгновение.
Джои положила голову ему на грудь:
— Как мило со стороны Корбетта оставить нас одних на весь день.
— Весьма почтенный и просвещенный джентльмен[62], — сонно пробормотал Странахэн.
Корбетт Уилер отправился на «Бостонском китобое» на Вирджиния-Ки. Оттуда автосервис доставит его в Форт-Лодердейл на встречу с детективом Ролваагом. Джои предложила Корбетту ключи от «сабурбана», припаркованного на Коконат-Гроув, но Корбетт отказался. Он боялся, что может убить или покалечить кого-нибудь в дорожной сваре.
Как только ялик скрылся из виду, Джои и Мик прыгнули в постель и надолго окопались там. Они лежали, уютно сплетясь, даже когда шквальный ветер налетел на залив, хлопая покоробившимися деревянными ставнями и задувая дождь через москитную сетку.
— Я могла бы остаться тут навсегда, — сказала Джои потом, когда вновь выглянуло солнце, — но я на приглашение не напрашиваюсь.
— Считай, что ты приглашена, — ответил Странахэн, — но сперва хорошенько подумай.
— Ты меня не хочешь?
— Я тебя хочу больше всего на свете. Просто здесь особо нечего делать. Некоторым людям мало морского бриза и кодаковских закатов.
— Некоторым женщинам, ты хотел сказать, — уточнила Джои.
— Черт, да у меня даже спутниковой тарелки нет!
— Ну тогда все, дружище. Мы расстаемся навсегда! — Странахэн притянул ее к себе и поцеловал в переносицу.
— Хорошенько подумай, — повторил он. — Пожалуйста.
— Чудак.
— Кстати, хотел тебе сказать. Это было очень храбро — вернуться на корабль.
Джои велела ему не уходить от темы.
— Впрочем, признаю, ты чертовски сексуально смотрелся в своем синем блейзере.
— Исторический момент, — сказал он, — который никогда не повторится.
— О, я ценю твою жертву.
— Ты тоже в этой своей шелковой тряпочке была пикантна.
— Грязный старикашка, — парировала Джои.
Возвращение на «Герцогиню солнца» было неприятным и даже зловещим. Палуба ниже той, с которой Чаз ее сбросил, но смотреть вниз так же страшно. Джои до сих пор удивлялась, что пережила свой прыжок в море. Она никогда не была религиозной, но с той ночи существование доброго и всевидящего Бога уже не казалось ей столь уж невероятным.
— Я до сих пор иногда ощущаю руки Чаза на своих лодыжках.
— Хотел бы я заставить тебя забыть, — произнес Странахэн.
— Такие холодные, как будто он их держал в ведерке со льдом, — сказала она. — Мик, этот наш гениальный план сработает? А то я уже как-то не уверена.
— Еще не поздно дернуть стоп-кран. Судя по тому, как Чаз выглядел в каяке, он уже здорово выбит из колеи. — Странахэн нежно перевернул Джои на спину. Оперся на локоть и посмотрел на нее: — Мы можем завтра утром сходить к детективу. Попытать счастья в суде.
Она покачала головой:
— Я не могу рисковать. Чаз — очень скользкий тип.
— Он мог обмануть меня.
— Посади пару женщин-присяжных и посмотри, что будет, — сказала она. — Он привык вешать лапшу на уши прекрасному полу. Я — живое доказательство — едва живое доказательство.
— Хорошо, — согласился Странахэн. — Тогда действуем по плану.
— Да.
Но Джои подташнивало от неуверенности. Что ее муж сделает, когда увидит ее? Попытается отбрехаться? Сбежит? Упадет и зарыдает как ребенок? Загнется от остановки сердца?
Нападет?
Реакцию Чаза невозможно предугадать, но Джои точно знала, что скажет, какие вопросы терзают ее с той самой долгой ночи в море. До нее дошло, что это ярость держала ее на плаву все эти долгие часы, заставляла цепляться за мешок с травой — ярость на Чаза, ярость на себя, на то, что вышла замуж за такое чудовище.
— Я тебе рассказывала о стихотворении? — спросила она Странахэна. — Это было в тот вечер, когда он сделал мне предложение. Мы готовили ужин у меня дома. Он принес мне любовный стих и клялся, что сам его написал. А я, как классическая тупая блондинка, ему поверила.
— Дай попытаюсь угадать, у кого Чаз его спер, — сказал Странахэн. — Шелли? Китс?
— Посерьезнее, Мик.
— Шекспир — слишком очевидно.
— Как насчет Нила Даймонда?[63] — спросила Джои.
Странахэн замер в притворном ужасе.
— Да, Чаз был умен, — продолжала она. — Знал, что для фанатки Даймонда я слишком молода.
Смеясь, Странахэн упал на подушку:
— Какая песня? Стой, сейчас угадаю: «Я есть, сказал я». Очень похоже на Чаза.
— Нет, хочешь верь, хочешь нет — песня «Глубоко в себе», — с сожалением сообщила Джои. — «Дай мне стать тем, кто… ла-ла-ла». Помоги мне бог, я в то время решила, что это очаровательно. Он написал стихи на обороте этикетки от вина, которую сохранил с нашего первого свидания. Невероятно.
Она повернулась на бок, и Мик прижал ее к себе.
— Через пару месяцев я разговаривала с бухгалтером в казино моих родителей, — как говорят, шикарной старой шлюхой. Она хотела все знать о моем новом муже, и я рассказала, какой он романтичный, как написал мне стихотворение для вечера помолвки. И Инес, так ее звали, говорит: «Куколка, вот бы мне послушать». Ну, я достала этикетку из ящика, где у меня валялся всякий сентиментальный хлам, и вслух прочитала ей стихи по телефону. И, естественно, Инес давай хохотать, совсем как ты, и рассказала мне о легендарном Ниле, которого видела на концертах раз десять, не меньше. Можно и не говорить, что она, блин, знала все его песни наизусть.
— И что сказал Чаз, когда ты его расколола? — спросил Странахэн.
— Я его не расколола.
— Ах, Джои.
— Я не могла, — объяснила она. — Дело сделано, мы женаты. Я убедила себя, что, значит, он очень сильно меня любит — не поленился даже украсть стих у древней поп-звезды. Я сказала себе, что он, должно быть, сотню песен прошерстил, прежде чем нашел подходящую. Намерение ведь считается? Если он украл стихи, это еще не значит, что он неискренен. Так я себя и уговорила промолчать.
— Ты боялась, что он придумает новую ложь, если ты поймаешь его на этой, — сказал Странахэн.
Джои мрачно кивнула:
— Именно. Я не хотела дать ему шанс солгать. Хотела верить, что это случайность.
— И вот куда это тебя завело.
— Да, и вот куда это меня завело.
Странахэн легонько поцеловал ее в затылок.
— Как ни жаль, я тоже не умею писать стихи.
— Мик, почему ты не отпускаешь меня на службу?
— Потому что ты — любимая и оплакиваемая. Все думают, что ты мертва.
— Но я могу замаскироваться, — возразила она. — Ну ладно тебе, я хочу послушать речь Чаза.
— Я захвачу магнитофон. Может, на этот раз он украдет что-нибудь из «Сержанта Пеппера».
Джои вывернулась из объятий Мика и перебралась на край постели.
— Этот лживый фальшивый ублюдок, — проворчала она, — заставит всех рыдать.
— Только не меня, — пообещал Странахэн и снова притянул ее к себе.
Двадцать шесть
Странахэн добрался до Бока в старой «кордобе», которую выкупил со штрафной стоянки за три сотни баксов. Он оставил машину возле универсама в паре кварталов от церкви, чтобы никто не видел, как они с братом Джои вместе из нее выходят. Странахэн собирался надеть коричневый, как мех выхухоли, шиньон, который Джои купила ему в «Галерее», но передумал. Он хотел, чтобы Чаз Перроне сразу же узнал своего знакомца по прогулке в каяке. Пускай Чаз переполошится.