— Кто его знает. Их там двое было на дамбе.
Бродяга кивнул.
— До того, как я решу, что с тобой делать, мне надо задать тебе пару вопросов. Ты не против?
Чаз решительно согласился:
— Все, что угодно. Только забери меня из этой проклятой богом дыры.
— Ты понимаешь, что я не совсем здоровый человек? Я сейчас борюсь с тяжелым заклятьем, — сообщил мужчина. — Например, у меня есть подозрение, что на самом деле ты ничуть не похож на Г.Р. Халдемана[80]. Боб, так его звали в Белом доме.
Чаз сказал, что не знает, о ком речь.
— Высокомерный лживый подонок, кусок дерьма, помеха правосудию, который работал на тридцать седьмого президента США, прирожденный аморальный козел, — довольно вспыльчиво отреагировал бродяга. — Как бы то ни было, когда я смотрю на тебя, мне кажется, что я вижу Боба Халдемана. Так что имей это в виду. Кроме того, в голове у меня, как товарный поезд, гудит прескверный дуэт — «Хей, Джуд» в исполнении Бобби Джентри и Пласидо Доминго[81]. Чудо, блин, что я еще сам себя не выпотрошил.
— Как тебя зовут? — Чаз старался сохранять спокойствие, говорить дружелюбно и казаться невинной овечкой.
— Просто зови меня капитаном. Но вопросы тут задаю я, понял?
Чаз помахал руками в знак согласия.
— Отлично, — сказал мужчина. — Тогда начнем с базовых сведениях о твоей личности.
— Хорошо. Меня зовут Чарльз Перроне, у меня докторская степень по экологии болот. Я работаю в Отделе по контролю за использованием водных ресурсов Южной Флориды.
— И что ты делаешь, мистер Перроне?
— Доктор Перроне. — Чаз надеялся, что значимость его титула нейтрализует его жалкий вид. — Я работаю в основном здесь, в Эверглейдс, определяю уровень фосфора в воде, — сказал он. — Это часть большого правительственного проекта восстановления болот.
Бродяга не выказал ни удивления, ни почтения, как рассчитывал Чаз. Старик вынул свой искусственный глаз и истертым карманным ножом соскреб присохший клочок водоросли с полированного стекла.
Потом засунул глазное яблоко на место и переспросил:
— Как бишь тебя зовут?
— Перроне, — произнес Чаз.
— Да нет, чувак, имя, а не фамилия.
— Чарльз. Но все зовут меня просто Чаз.
Бродяга поднял голову:
— Чад?
— Нет, Чаз. «З» на конце.
Это вызвало необъяснимый смех.
— Тесен мир, — произнес мужчина в купальной шапочке.
— В смысле? — спросил Чаз, хотя уже подозревал, каким страшным будет ответ.
— Как-то ночью я тут встретил твою подружку, — объяснил мужчина.
Желудок Чаза резко накренился, язык превратился в наждачную бумагу.
— Ее звали Рикка, — продолжал бродяга. — Она рассказала мне престранную историю.
Чаз слабо улыбнулся:
— Да, у нее богатое воображение.
— Серьезно? Думаешь, она навоображала себе дыру тридцать восьмого калибра в ноге? — Бродяга порылся в штанах, сначала в одном кармане, потом в другом. Он хмыкнул, найдя пулю, и протянул ее Чазу для изучения в перламутрово-розовом утреннем свете.
— Я вынул ее рыболовным крючком, — сообщил мужчина, — и парой острогубцев. Чертовски больно, но девчонка — отличный парень. — Он выбросил изуродованную пулю в воду.
Чаз Перроне был слаб и беззащитен в своем поражении. «Какие такие флуктуации в стратосфере, — думал он, — привели к тому, что этот полудряхлый одноглазый мужик — тот самый, который спас Рикку?»
— Позвольте, я проясню пару вопросов, мистер Перроне, — предложил бродяга. — Во-первых, я не настолько стар, чтобы не сломать тебе шею голыми руками. Во-вторых, это не проклятая богом дыра, а мой дом, и я, между прочим, считаю его раем на земле. И в-третьих, если ты настоящий ученый, то я — Голди Хоун[82].
Чаз монотонно изложил название своего университетского диплома. Бродяга сощурился с откровенным недоверием.
— Вы бы не хотели послушать мою версию истории, капитан? Пожалуйста! — Чаз с трудом узнавал свой голос.
Сумасшедший закинул голову и нахмурился при виде встающего солнца.
— Пора двигаться. Думаю, за тобой скоро придут.
— Я не хочу, чтобы меня нашли.
— Тогда пойдем, молокосос. На сожаления нет времени.
С тупой покорностью Чаз последовал за одноглазым отшельником с тенистого холма в жаркую и плоскую саванну. Меч-трава резала тело Чаза с каждым шагом, но он больше не ощущал боли. Невдалеке тот же участок болота пересекали две кремовые змеи, толстые, как буксирный канат, они текли плавно и бесстрашно, их возбуждало новое окружение, в то время как Чарльза Региса Перроне оно приводило в ужас.
— Я понял, что был настоящим дураком, — крикнул он вслед бродяге. — Но люди меняются, если дать им шанс.
— Халдеман не изменился, — бросил мужчина через плечо. — Кроме того, не думаю, что ты — дурак обыкновенный, Чаз. Я думаю, ты — полное ничтожество.
Чаз не совсем понял, о чем речь, но, учитывая контекст, предполагал худшее. Рикка несомненно нарисовала максимально нелестный портрет.
Чем глубже они заходили в негостеприимную глушь, тем тяжелее на плечи Чаза ложился свинцовый груз осознания его положения. «Боже, — думал он, — никакой передышки, чтобы спасти жизнь. В прямом смысле».
Где-то через час изгой в купальной шапочке перестал маршировать и достал помятую флягу, которую Чаз схватил без малейшего зазрения совести. Жадно глотая воду, он сообразил, что седой бродяга, возможно, точно знает, сколько именно пенисов у самца аллигатора.
Еще один вопрос, на который нет утешительного ответа.
И еще такой вопрос: что со мной будет?
Такое впечатление, что сумасшедший бродяга читал его мысли.
— Ты когда-нибудь читал Теннисона? Думаю, вряд ли, — произнес он. — «Природа, чьи клыки в крови»[83]. Очень знаменитая строчка.
Ничего хорошего это Чазу не сулило.
— Я что, не возвращаюсь в Бока-Ратон, да?
— Нет, доктор Перроне, не возвращаетесь.