Крупнейший по объемам производства винокуренный завод находился в Шлиссельбургском уезде и принадлежал Агафоклее Полторацкой (1737–1822), супруге действительного статского советника. В 1795 году предприятие произвело 26 300 «ведер» (или 323 490 литров), из которых 26 тысяч было продано по контракту «в казну», в том числе 19 тысяч ведер — «в Придворную контору», в ведении которой был Императорский Двор. Получение многолетнего выгодного контракта свидетельствовало о больших связях Полторацкой при дворе и ее личной предприимчивости.
Многое о Полторацкой известно главным образом по мемуарам, и особенно из‐за того, что в русской литературе осталось имя ее любимой внучки Анны Петровны Керн. А многое абсолютно неизвестно — например, были у нее упоминаемые мемуаристами несметные богатства или нет? И откуда взялись деньги? После изучения документов в архивах оказалось, что она делала по контрактам огромные поставки спирта и водки ко двору.
Агафоклея Александровна Полторацкая, урожденная Шишкова, родила 22 ребенка. И при этом славилась не только как мать семейства, но и как властная правительница своих имений. Одна из красавиц пушкинской поры Анна Петровна Керн, которой А. С. Пушкин посвятил строки «Я помню чудное мгновенье…», в написанных в старости мемуарах оставила яркий портрет своей бабушки:
Была так умна и распорядительна, что, владея 4000 душ, многими заводами, фабриками и откупами, вела все хозяйственные дела сама без управляющего через старост. Этих старост она назначала из одной деревни в другую, отдаленную, где у них не было родни.
По воспоминаниям внучки, стиль управления делами был весьма строгим, даже самодурным. Помещица Полторацкая, почти постоянно проживавшая в своем имении Грузины в Тверской губернии, во дворце, по легенде, построенном по проекту Растрелли, «всякую зиму лежала в постели и из подушек ее управляла всеми огромными делами, всё же лето она была в поле и присматривала за работами». Ложе себе она устроила в большом зале, отделанном розовым мрамором, и там принимала управляющих. По словам внучки, «в этой комнате было две картины: Спаситель во весь рост и Екатерина II». Полторацкая была столь преданной поклонницей императрицы, что «купила после ее смерти все рубахи и других уже не носила».
Биографы Полторацкой писали, что к концу жизни у нее были 13 тысяч душ крепостных, а хозяйство ее неуклонно крепло. Муж Полторацкой служил директором Придворной певческой капеллы в Петербурге и не касался хозяйственных вопросов, поскольку даже не имел прав на имущество супруги. К тому же, по свидетельству внучки, «энергическая личность бабушки стушевывала его личность». Но при этом у любимой маленькой внучки Анны она могла спросить, что ей подарить, куклу или деревню? (Ребенок по возрасту выбрал куклу.)
Полторацкая не терпела прекословий. Внучка вспоминала: «Она была очень строга и даже жестока», «когда бывала она недовольна кем-нибудь из детей, то проклинала виновного и называла его Пугачевым». Когда она узнала, что ее сын промотал переписанное ею на него имение в 150 душ, то по прибытии к ней сына на разговор вскочила, когда он вошел в комнату. Ей в это время делали прическу. Присутствовавшие, видевшие ее в гневе, запомнили, что якобы «седые ее волосы стали дыбом, она страшно закричала, изрекла несколько проклятий и выгнала». Уже на следующее утро, будучи отходчивой, она разговаривала с ним как ни в чем не бывало, хотя сын продолжал пребывать в сильном потрясении. Он боялся, что страшный крик означал лишь одно — ему придется окончить жизнь в нищете.
О деловых качествах и стратегическом уме Агафоклеи Полторацкой свидетельствует написанное ею в восемьдесят два года завещание (фрагменты его я обнаружила в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки. — Г. У.), в котором она распределила нажитое имущество между многочисленными детьми и внуками, подробно перечисляя села и деревни в трех губерниях (Петербургской, Тверской и Полтавской), имена крепостных крестьян, названия построек, лесов, пустошей и все капиталы. Любопытно, что Полторацкая, помня наизусть десятки имен крепостных, перебрасывала их семьями из имения в имение, из губернии в губернию, чтобы уравнять имущество и количество «крепостных душ» между детьми по только ей самой понятной «справедливости» и по степени благосклонности к родным отпрыскам.
Винокуренные заводы остальных владелиц из Петербургской губернии были гораздо меньше по размерам. Они принадлежали супруге генерал-поручика Елене Ребиндер, графине Саре-Элеоноре Стенбок-Фермор, супруге майора Анне Рыкачевой, а также Елизавете Аничковой, Агафье Корсаковой и Марье Хвостовой.
Супруга генерал-поручика Елена Ивановна Ребиндер владела двумя винокуренными заводами при мызе Войсковица, в 12 километрах от Гатчины. В 1795 году было получено 4190 ведер дистиллированной алкогольной продукции (в современных мерах — 52 375 литров), из которых отдано «в казну» 4000 ведер (в современных мерах — 49 200 литров) и оставлено для личного употребления 90 ведер (1107 литров). Елена Ребиндер имела в собственности 799 крепостных крестьян. В рассматриваемом случае собственницей вновь оказывается представительница высшего слоя аристократии. Вильгельмина-Елена (1744–1806), урожденная фон Штакельберг, была супругой генерала Ивана Михайловича (Рейнгольда-Иоганна) Ребиндера (1733–1792) и родила в браке с ним четырех детей. Муж ее принадлежал к старинному немецкому дворянскому роду, он был видным сподвижником императрицы Екатерины II, дипломатом, позже правителем Полоцкого наместничества, нижегородским и пензенским генерал-губернатором.
Графиня Сара-Элеонора Стенбок-Фермор (1740–1818), владевшая 237 крестьянами, производила на своем заводе (основанном в 1795 году) в Новоладожском уезде 750 ведер (9225 литров) в год, из которых в казну шло 650 ведер. Она была единственной дочерью видного военачальника — генерал-аншефа, генерал-губернатора Смоленска Виллима Фермора, шотландца по происхождению (на русскую службу в XVII веке поступил его дед). Мужем Сары-Элеоноры был Якоб Понтус Стенбок, российский генерал, происходивший из шведского дворянства, в браке супруги имели восемь детей.
Богатая помещица Агафья Григорьевна Корсакова (1748–1826) на заводе в поместье Верхоляне (Верхоляны), «в шести верстах от г. Гдова» (то есть на расстоянии 6,4 километра), производила 200 ведер в казну и 30 для себя. После смерти брата, погибшего в двадцать один год, Агафья осталась единственной наследницей своего отца Григория Коновницына, в наследство от которого получила значительные земельные владения и 3 тысячи крепостных крестьян. Вышла замуж в шестнадцать лет и родила четверых детей. В семейной генеалогии указано, что Коновницыны при Екатерине II «были в большой силе при Императорском Дворе», а дядя Агафьи Петр Петрович в 1786–1793 годах был губернатором Петербурга. По семейной легенде, «Агафья Григорьевна была красавицей собою, любила наряжаться, танцовать и веселиться».
В деятельности владелиц винокуренных заводов много сходных черт. Все они были помещицами, имевшими в своих поместьях стабильное хозяйство. Мужья их занимали высокие посты в военной и гражданской иерархии, служа генералами или губернаторами. Все эти предпринимательницы были замужем и имели детей.
Можно говорить о том, что винокуренные заводы являлись для них не только источником дохода (как мы помним, их продукция поставлялась в казну), но и хозяйственной необходимостью для собственного потребления. Алкогольные дистилляты использовали как горячительные напитки, а также для консервирования овощей и грибов, для медицинских целей (дезинфекция, компрессы, обертывания, лечение внутренних болезней). Промышленное винокурение для элиты дворянства стало своеобразной модой, давая дополнительный доход от поставок в казну и ощущение включенности в систему широких государственных и общественных связей.
Мария Посникова, Екатерина Уварова, Александра ЛубяновскаяКрупнейшие суконные фабрикантки
В 1832 году Министерство финансов упорядочило раздачу казенных заказов на изготовление сукон. Отныне она согласовывалась с мощностью фабрик. Каждый владелец фабрики получал точно определенное задание по количеству изготавливаемых армейских сукон для Военного и Морского министерств. Благодаря этой «раскладке» можно понять, как работали в этой сфере фабрики дворянок.
По статистике, из 92 выбранных казной фабрик-поставщиков во главе 25 были женщины. Им принадлежали предприятия во Владимирской, Воронежской, Вятской, Екатеринославской, Курской, Московской, Пензенской, Полтавской, Саратовской, Симбирской и Тамбовской губерниях. Подсчеты показали, что указанные фабрики производили в год 897 тысяч аршин (около 638 тысяч метров) «сукон отделанных, сукон суровых и каразеи» (по В. И. Далю, каразея — «реденькая и грубая шерстяная ткань, с косой ниткой, на подкладку под сукно»), что составляло 16 % всего российского производства армейских сукон.
Среди женщин-фабриканток была только одна купчиха — москвичка Марфа Часовникова с небольшим заказом на 12 тысяч аршин (8520 метров). Остальные владелицы фабрик принадлежали по преимуществу к высшей аристократии и часто были дочерьми или женами министров, губернаторов и генералов российской армии. В числе выбранных казной владелиц фабрик были графиня Анна Соллогуб (сестра канцлера Горчакова), княгиня Олимпиада Лобанова-Ростовская (супруга камергера), «генерал-майорша» Вера Ивашева (дочь симбирского губернатора А. В. Толстого, супруга крупного военного и инженера, мать декабриста). Такой сложившийся круг фабриканток свидетельствовал об олигархическом характере института поставок для армии.
Если взять трех крупнейших поставщиц — Марию Посникову (контракт на поставку 120 тысяч аршин, в современных мерах — 85,2 тысяч метров), Екатерину Уварову (контракт на 90 тысяч аршин, или 63,9 тысяч метров) и Александру Лубяновскую (контракт на 85 тысяч аршин, или 60,4 тысяч метров), — то очевидна их принадлежность к высшей знати.