Несколько слов о личной жизни Надежды Алексеевны. В 1835 году, в возрасте 20 лет, Н. А. Яковлева вышла замуж за поручика лейб-гвардии Конного полка Александра Стенбок-Фермора — потомка шведского генерала графа Стенбока. Свекор Надежды Иоганн Магнус Стенбок в 1825 году за пресечением рода Ферморов получил разрешение взять фамилию матери, Сары-Элеоноры, урожденной Фермор, — единственной дочери российского полководца (с шотландскими корнями), генерал-аншефа Уильяма Фермора.
Итак, с 1862 года делами заводов всецело занялась Надежда. Жена ее внука Мария Барятинская в своих мемуарах, написанных уже в эмиграции на английском языке, характеризовала старую графиню так: «У нее был уникальный характер. Ей был присущ исключительный ум, и своими делами она управляла с огромным искусством».
«Справочная книга» (о лицах, получивших на 1869 год купеческие свидетельства по 1‐й и 2‐й гильдиям в Петербурге) скупо сообщает о Н. А. Стенбок-Фермор:
Стенбок-Фермор, урожденная Яковлева, Надежда Алексеевна, графиня, в купечестве состоит с 1867 года. Жительство имеет в собственном доме на углу Вознесенского проспекта и Адмиралтейской площади. Содержит железные и медные заводы в Пермской губернии, а контору Васильевской части 2‐го участка в собственном доме № 18 по набережной Малой Невы. Имеет каменные дома в разных частях города.
В изданных в 1864 году «Материалах для географии и статистики России, собранных офицерами Генерального штаба» сообщалось, что наследникам корнета Яковлева принадлежит на Урале пять «дач» (крупных земельных владений) с одиннадцатью заводами. Общая площадь владений составляла 596 119 десятин (то есть 7881 квадратный километр, что можно сравнить с девятикратной площадью современной Москвы в пределах МКАД). Однако, по уточненным архивным данным, обнаруженным историком Неклюдовым, площадь принадлежавшего Н. А. Стенбок-Фермор Верх-Исетского горного округа была еще больше и в 1850‐е годы составляла 701 273 десятин.
В начале 1860‐х годов только на одной из «дач» — на принадлежавших Н. А. Стенбок-Фермор Верх-Исетских заводах — работали 9 тысяч приписных «заводских» рабочих и 3,5 тысячи вольнонаемных, всего же 12,5 тысячи человек. Площадь Верх-Исетской дачи, где находились крупнейшие металлургические заводы, составляла 125 243 десятины (в современных мерах 1368 квадратных километров — для сравнения, чуть меньше площади нынешнего Петербурга). На этой огромной территории находились металлургические заводы (в каменных корпусах, крытых железом), рудники, каменоломни (где добывался плитняк), золотые прииски, лесные угодья, откуда поступали сосновые, еловые и пихтовые дрова. В год содержание производства — зданий, плотин, оборудования, а также заработной платы, медицины для работников — обходилось в 579 тысяч рублей, причем 430 тысяч уходило на «провиант», то есть обеспечение рабочих съестными припасами и денежной платой. Для осуществления полного цикла расходовалось оборотных средств 1,5 миллиона рублей серебром в год, с полным оборотом в течение двух с половиной лет.
Продукция была разнообразной: чугун (он составлял по весу 66 % всей продукции заводов Стенбок-Фермор), кровельное железо (23 %), котельное и сундучное железо, железные сковороды, гвозди, чугунные печки и очажные доски (2 %), штыковая и листовая медь. Листовое железо и медь продавались главным образом в Петербурге и на Нижегородской ярмарке (куда доставлялись водным транспортом). С заводов готовые изделия перевозились на подводах до Шайтанской пристани и далее шли водой на судах по рекам Чусовой, Каме и Волге, причем, с учетом зимнего замерзания рек, транспортировка могла продолжаться год.
Стенбок-Фермор занимала второе место среди российских производителей (после Демидовых) по выплавке чугуна (в 1867 году — 12,6 тысячи тонн, что составляло 5,2 % общероссийского объема производства) и по производству железа (14,4 тысячи тонн, что составляло 7,5 % общероссийского объема производства). Ей также принадлежали медеплавильные заводы, в 1865 году на них было выплавлено 512 тонн, что составило 11,4 % общероссийского объема производства.
Надежда Алексеевна также владела золотыми приисками на Урале. В 1866 году там трудились 1577 рабочих. Годовая добыча в 1866 году составила 572 килограмма золота, что дало 31 % добычи уральских частных приисков и 2 % общероссийской добычи. Золото доставлялось в Петербург и сдавалось в казну, что приносило Стенбок-Фермор значительный доход.
Однако Надежда Алексеевна не удовлетворилась только уральскими владениями, решив получать прибыль еще и в Петербурге. В 1854 году Н. А. Стенбок-Фермор купила у деверя (по слухам, запутавшегося в долгах) «Пассаж» на Невском проспекте — одно из самых дорогих торговых помещений Петербурга (по официальной оценке, в 1874 году он стоил 528 855 рублей, в 1899 — 612 899). Примечательно, что после смерти графини, будучи завещанным одиннадцати персонам из числа детей и внуков, «Пассаж» через два года снова числился в «чисто женском» владении, принадлежа дочери завещательницы — княгине Надежде Барятинской и трем внучкам — Анне и Ирине Барятинским, а также Надежде Безобразовой (выкупившим у родственников остальные доли). После Н. А. Стенбок-Фермор, которая умерла в 1897 году, осталось одно из самых крупных в истории России личных состояний, оценивавшееся в фантастическую сумму — почти 41 миллион рублей.
Анализ этого завещания, составленного 81-летней графиней за год до кончины, показывает объем имущества, постоянное округление которого было смыслом ее жизни. Заводы, земли и дома Надежда Алексеевна разделила между тремя здравствовавшими детьми — сыном Алексеем, дочерьми Надеждой Барятинской и Марией Стенбок и внуками от двух умерших детей — сына Владимира и дочери Анастасии Гагариной. Заводы и склад железа на Васильевском острове были разделены между тремя здравствовавшими детьми и наследниками сына Владимира. Дом же на Адмиралтейской площади, где жила сама Н. А. Стенбок-Фермор, отдан был всецело
дочери моей Наденьке в полную собственность со всем в нем находящимся в комнатах и кладовой, все мои бриллианты, жемчуга, дорогие украшения, серебро, бронзу, шали, меха, словом, все, что только окажется в шкапах, сундуках, в комодах, должно перейти сполна дочери моей Наденьке княгине Барятинской.
Каждому из внуков, внучек и невесток следовало получить «на память» по 100 тысяч рублей, все остальное денежное имущество в наличности и ценных бумагах следовало разделить между тремя здравствовавшими детьми и наследниками скончавшихся сына и дочери. Внукам и внучкам также отходило имение в Новгородской губернии и дача в Стрельне.
Завещательница оставила 372 тысячи рублей на различные благотворительные цели, включая содержание двух устроенных ею благотворительных учреждений: Надеждинского приюта детей-калек и Надеждинского убежища малолетних в Петербурге.
Надежда ПоловцоваТайна рождения и госзаказ на рельсы для Транссибирской магистрали
Еще одна дворянка-предпринимательница — Надежда Михайловна Половцова (1843–1908) — была приемной дочерью и единственной наследницей управляющего Государственного банка России (в 1860–1866 годы) барона Александра Штиглица (1814–1884), огромное состояние которого оценивалось современниками в гигантскую сумму, в разных оценках от 38 до 150 миллионов рублей. Впрочем, по слухам, распространявшимся в придворных кругах, Надежда могла быть внебрачной дочерью великого князя Михаила (брата императора Николая I).
По легенде, ходившей в Петербурге, шестимесячная красивая девочка в рубашечке из тончайшего батиста была обнаружена 10 июня 1844 года подброшенной под кустом цветущей сирени в саду богатой дачи барона Штиглица на Каменном острове. Найденному младенцу была дана фамилия Июнина (Юнина), а барон удочерил ребенка. В обнаруженной современным историком П. В. Лизуновым в архиве рукописи воспоминаний сына Н. М. Половцовой было сказано, что за бароном Штиглицем «послал государь Николай Павлович и просил его взять девочку на воспитание, говоря, что знает, кто ее отец». Отцовство великого князя Михаила подтверждал якобы и слышавший об этом князь К. А. Горчаков, сын канцлера. Но Михаил Павлович скончался в 1849 году, когда девочке было пять лет, поэтому вопрос о его отцовстве нельзя было ни подтвердить, ни опровергнуть. Сын Половцовой писал, что «сходство лица моей матери с лицами некоторых членов императорской семьи укрепляет это предположение», тем более что барона Штиглица Надежда звала только «дядей», но никогда отцом. Других детей у барона Штиглица не было.
В семнадцать лет Надежда вышла замуж за 29-летнего Александра Александровича Половцова, служившего в Сенате и имевшего хорошую перспективу придворной карьеры (отец его был министром государственных имуществ, а мать принадлежала к знатному роду Татищевых). В 1885 году Половцов достиг высшей позиции Табели о рангах, став действительным тайным советником, в 1883–1892 годах занимал пост статс-секретаря императора Александра III, одновременно был членом Государственного совета и Комитета финансов.
Казалось бы, Надежду Михайловну вполне могла устроить роль светской дамы. Но муж и жена решили иначе. В 1884 году на ее имя были приобретены горные заводы Богословского горного округа в Пермской губернии на Урале. С 1885 года Надежда Половцова стала брать гильдейское свидетельство для управления купленными на ее имя предприятиями.
Владение было приобретено именно на ее имя потому, что в 1861 году Государственный совет разрешил «женам служащих чиновников вступать в гильдию и заниматься торговлею», если они при записи в гильдию представят два документа, во-первых, удостоверение «от мужа, что они будут производить торговлю на собственный, свой, независимый от мужа, капитал», и во-вторых, удостоверение от начальства мужа, что муж-чиновник «по роду службы своей не может иметь влияния на торговлю своей жены». Эти правила были призваны предотвратить лоббирование мужьями коммерческих интересов жен, как бы сейчас сказали, «задействовав административный ресурс».