Г. У.)… Совсем другое, когда к нам поднимался отец. Правда, это было раз в неделю по воскресеньям.
Дома мы мало видели отца, впрочем, так же, как и мать. Мы жили совсем обособленно в своей детской наверху… Только после того, как нам исполнилось восемь лет, мы спускались вниз в столовую к завтраку в 12 часов и к обеду в пять. Человек 18 сидели за столом.
Всей прислуги у нас, с двумя дворниками… было человек 20, не считая их детей. И всем этим штатом единовластно управляла моя мать… Был у нее и управляющий… Но это был безличный, безгласный исполнитель материнских распоряжений. Мать принимала у него счета и проверяла их каждый день. Она сама вникала во всё и всем распоряжалась.
Дети с малолетства приучались к ежедневному труду, сначала занимались с учителями дома русским, французским и немецким языками, Законом Божиим и арифметикой, затем обучались в гимназиях. Дочь Екатерина вспоминала, что дети только позже узнали, что сама «мать писала с трудом, делала орфографические ошибки, так как никогда систематически не училась», но «тем не менее ее письма были очень живы, всегда немногословны, но содержательны». Природный ум служил основой ее деловой репутации. Она много общалась с представителями образованного общества — такие знатоки русской речи, как писатель П. Д. Боборыкин, адвокат князь А. И. Урусов, архитектор Н. В. Султанов, очень ценили ее чисто русскую образную манеру выражать свои мысли. «Иногда они спрашивали, как можно понять то или другое народное выражение и в каком смысле употребить».
Внучка Андреевой Маргарита Сабашникова написала, что четкость в руководстве своей жизнью проявилась даже в том, что «бабушка сама во всех подробностях распорядилась об устройстве своих похорон: назначила священников, которые должны служить заупокойные обедни, указала, в каком садоводстве заказать пальмы для украшения церкви, составила меню поминального обеда». Андрееву многие в Москве уважали и пришли проводить в последний путь — похоронная процессия растянулась на километр. Сабашникова вспоминала, что когда прохожий спросил ехавшего с Маргаритой в одном экипаже дядю-дипломата: «Кто вы и кого хороните с такой помпой?», то дядя ответил: «Хороним сапожницу, а мы — ее дети».
В 1911 году Московская городская дума, согласно завещанию Андреевой, приняла 200 тысяч рублей на благотворительные учреждения в память ее родителей — Михаила Леонтьевича и Татьяны Андреевны Королёвых. Из них 100 тысяч предназначались на постройку корпуса в Преображенской психиатрической больнице, а другие 100 тысяч — на устройство «учебного заведения, имеющего целью подготовлять лиц для педагогической деятельности».
Корпус на девяносто кроватей по проекту архитектора Ивана Машкова в Преображенской больнице (сейчас психиатрическая больница № 4 имени Ганнушкина по адресу: Москва, улица Потешная, 3) был открыт в ноябре 1913 года. Там была учебная аудитория для студенток Высших женских курсов, обучавшихся на врачей-психиатров. На другую часть пожертвования, предназначенную для педагогических курсов, было устроено здание на Миусской площади в Москве, где сейчас находится Российский государственный гуманитарный университет, в советские годы — Высшая партийная школа, а еще раньше, до 1919 года, — в одном крыле Педагогические курсы имени Королёвых, а в другом — Народный университет Шанявского.
Педагогические курсы, устроенные на деньги Андреевой, предназначались для обучения лиц со средним образованием, желавших повысить квалификацию, но не имевших денег для обучения в государственных вузах. Слушать лекции можно было за символическую плату: посещение занятий на два часа в неделю стоило 60 копеек за полугодие, четыре часа — 1 рубль, 20 часов (полный курс) — 6 рублей. (Для сравнения — в те годы тушка курицы на рынке стоила 60 копеек.) 75 % слушателей педагогических курсов имени Королёвых были учителями начальных школ Москвы. На курсах читал лекции звезда тогдашней педагогики — известный теоретик воспитания Павел Блонский, там же молодые мужчины-учителя и девушки-учительницы могли общаться на профессиональные темы и просто найти близких по духу людей.
Предпринимательниц, подобных Андреевой, в России было немало. Первая всеобщая перепись населения, проведенная 28 января 1897 года (определившая, что население Российской империи составляло 125,7 миллиона человек), показала, что среди лиц, имевших самостоятельные занятия торговлей, женщины составляли 13,3 % — 35 694 человек из 267 989 коммерсантов. Из них 166 женщин возглавляли крупнейшие фирмы.
Мария МорозоваМать Саввы Морозова
Мария Федоровна Морозова (1830–1911), мать знаменитого промышленника и мецената Саввы Морозова, происходила из старинного купеческого рода, основателем которого был ее прадед Андрей Симонов. Предки ее проделали типичный путь из крестьян в купцы. Как указывают ревизские сказки, Андрей Симонов (ок. 1733–1815) в 1781 году поступил в 3-ю гильдию московского купечества, прибыв «вдовствующей ея сиятельства графини Настасьи Степановны Головиной Гуслицкой волости деревни Борнышевой из крестьян по отпускной» (возможно, писарь ошибся, и речь идет о нынешней деревне Барышово. — Г. У.), то есть происходил из окрестностей нынешнего Орехово-Зуева. Именоваться фамильным прозвищем Симоновы ему и семейству было дозволено в 1802 году. До этого Симонов было указанием на имя его отца Симона.
Его сын (дед М. Ф. Морозовой) Иван Андреевич Симонов был уже купцом 2‐й гильдии и владел вместе с братом Семёном, а потом единолично фабрикой шелковых материй близ Таганки в Москве. На фабрике производилась плотная шелковая ткань типа тафты под названием «гарнитур». Она пользовалась успехом у покупателей, ее брали и на платья, и на обивку мебели, и на шторы. Фабрика Симоновых была крупной — например, в 1805 году здесь было «сработано» и продано 32 тысячи аршин, или почти 23 тысячи метров, «гарнитуру и цветного атласу» на 35 тысяч рублей.
Предприятие унаследовал отец нашей героини — Федор Иванович Симонов (ок. 1805–1846), который широко развернул производство, купив еще две фабрики в Рузском и Подольском уездах Московской губернии. В 1840‐е годы Ф. И. Симонов владел тремя предприятиями с общим числом рабочих более 1300 человек.
В 1829 году Федор Иванович Симонов женился на Марии Солдатёнковой и тем самым породнился с известной семьей московских фабрикантов-старообрядцев Солдатёнковых. Солдатёнковы, как и Симоновы, были выходцами из старообрядческого района на востоке Московской губернии. Они переселились в Москву из деревни Прокунино Коломенского уезда и в 1788 году основали в Москве шелковую фабрику. Уже в 1810 году Солдатёнковы имели собственный дом и торговали изделиями своей фабрики в Гостином дворе Китай-города.
Фабрики Симоновых и Солдатёнковых в Москве располагались по соседству. Таким образом, любви сопутствовал деловой расчет: семейный союз помогал выработать согласованную стратегию производства и сбыта.
У Федора и Марии Симоновых родились трое детей. Любимицей всей большой родни стала старшая — бойкая кареглазая Маша. С детства она отличалась упрямым характером и стремлением к учебе. К девочке приглашали на дом лучших московских учителей: особенно легко ей давались математика и языки (немецкий и французский). Жизнь купеческой семьи шла благополучно. Но неожиданно Федор Иванович скоропостижно скончался. Маше в тот момент было шестнадцать лет.
В восемнадцать Маше пришло время выйти замуж. Жениха подыскивали, чтобы он был, во-первых, богатым фабрикантом-текстильщиком, и, во-вторых, старообрядцем. Дядя Маши — Козьма Терентьевич Солдатёнков, крупнейший фабрикант, банковский деятель и легендарный меценат — своих детей не имел. Он и расстарался для любимой племянницы в поисках удачной партии. Женихом Маши Симоновой, а затем и горячо любимым мужем, стал 25-летний наследник самой знаменитой текстильной династии России Тимофей Саввич Морозов.
Родоначальник фамилии Морозовых — проживший девяносто лет Савва Васильевич (1770–1860) — был самым крупным производителем хлопчатобумажной пряжи в России. В 1860 году, в последний год своей жизни, он настоял на том, чтобы семейное дело приняло форму торгового дома «Савва Морозов с сыновьями». Совладельцами фирмы стали: сам Савва Васильевич, его сыновья Тимофей и Иван, племянники Абрам Абрамович и Давид Абрамович. Капитал фирмы составлял более 4,5 миллиона рублей.
Однако уже через год столь же властный, как и покойный отец, Тимофей Саввич стал фактически единолично руководить торговым домом, а родственники-партнеры удовлетворились положением вкладчиков. В 1869 году при перерегистрации фирмы основной капитал был повышен до 5 миллионов рублей, из них на долю Тимофея приходилось 3 миллиона. В 1871‐м Тимофей Саввич разделился с двоюродными братьями Абрамом и Давидом, отдав им Тверскую мануфактуру, а себе забрав фабрики в Зуеве. Фирма стала называться торговым домом «Саввы Морозова сын и Ко».
Высокое деловое реноме Т. С. Морозова отразилось и на его общественном положении. В 1868–1876 годах он избирался председателем Московского биржевого комитета, одновременно в 1869–1874 годах состоял главой совета крупнейшего банка — Московского купеческого общества взаимного кредита.
Немаловажную роль в его успешной карьере играло наличие крепкого семейного тыла, и, прежде всего, жены-единомышленницы, поддерживавшей мужа во всех его начинаниях. Тимофей Морозов был старше Марии Симоновой на семь лет. Оба были с независимым и властным характером. Тем удивительнее, что супружеская жизнь Тимофея и Марии была счастливой. Это был тот редкий случай, когда две личности с сильным характером не боролись за лидерство, а дополняли друг друга. В счастливом браке с 1849 по 1862 год родились девять детей, из которых трое (два мальчика и девочка) умерли в раннем детстве. После четырех дочерей последними (восьмым и девятым по счету) Мария Федоровна родила долгожданных сыновей: в 1860 году — Сергея и в 1863‐м — Савву. Савва стал любимцем матери и отличался хорошими деловыми качествами.