– Нет, именно он, – сказал Ванька. – Известный театральный режиссер.
– Поразительно! – вздохнула Белгородская и снова потерла переносицу мизинцем. – Уверена, для Антона встреча с сыном тоже станет сюрпризом. М-да… Что же, давайте вернемся назад, перейдем в другой флигель и перекусим. В правом крыле располагалась представительская часть конезавода. Кабинет хозяина, где он принимал партнеров и покупателей, смотровая зала для демонстрации лошадей клиентам. Мы переоборудовали ее в столовую. Там же кухня, кабинет врача и другие подсобные помещения. К слову… – Донателла обернулась и посветила фонариком падчерице в лицо. – Криста, милая, тебя с дочкой мы определим там. Будешь жить с малышкой в комфортных условиях, в кабинете графа. Надеюсь, никто не возражает? – Женщина окинула всех долгим взглядом.
– Я возражаю, – буркнула Кристина. – Мне и здесь неплохо.
– Тебе, может быть, и неплохо, но речь не о тебе. Не будь эгоисткой. Грудному ребенку в конюшне не место! – с раздражением заметила Дона и пошла за Хлебниковым, который уже несся в направлении кухни, мечтая поскорее перекусить.
По правому флигелю болтался Лукин, на удивление спокойный и расслабленный.
– Офигенно все! – поприветствовал он друзей, таращась на своды потолка. В правом флигеле было светло, прохладно и дышалось легче.
Смотровая зала, где некогда демонстрировал клиентам племенных лошадей граф Беркутов, выглядела как приемная королей, только трона не хватало. Высокие своды потолка, стены украшены живописью, паркет. В центре залы сейчас стояли длинный обеденный стол, а вокруг него стулья с высокими спинками, вдоль стен изящная мягкая мебель, обитая шелком и бархатом. Здесь героям шоу предстояло проводить большую часть времени – принимать пищу, решать поставленные перед ними задачи и общаться.
– Действительно офигенно! – согласился Терехин с Сеней.
Роскошь прошлых веков, тайны конезавода, призраки, прекрасная Донателла, ужин при свечах, звезды в готических окнах… Ванька вкушал атмосферу старины и аж жмурился от удовольствия.
После ужина и восхитительного французского вина всех разморило. Друзья молча разбрелись по своим «стойлам». Даже у Кристы не было сил спорить, она подхватила Чебураху, пожелала всем спокойной ночи и тихо удалилась в кабинет графа. Ванька поплелся следом, но Донателла его остановила, уперев пальчик ему в грудь, в районе сердца – сердце в ответ совершило кульбит и застряло где-то в горле.
– Мальчикам в другой флигель, – проворковала женщина ему на ухо. Он почувствовал ее горячее дыхание и с трудом устоял на ногах.
– Помочь хотел, – хрипло выдавил Ванька, топчась на месте и косясь на Донателлу, как испуганный конь.
– Я помогу Кристе, если понадобится. Моя комната по соседству. Идите спать, Ванечка, – сказала красавица.
И Терехин пошел.
На всю конюшню раздавался заливистый храп Павлуши, что пробудило Ваньку от «сомнамбулического сна». Быстро же Хлебников освоился, и десяти минут не прошло. В соседнем с Пашиным блоке шептались Галочка и Лукин. Судя по интонациям, парочка опять ссорилась.
«Милые бранятся, только тешатся», – недовольно фыркнул Ванька и поплелся в самый дальний денник, чтобы не слышать раскатов Хлебникова и бурчаний сладкой парочки. Криста не слишком проницательная провидица. Два ее предсказания потерпели полный провал. Во-первых, так ссориться могут только влюбленные – зря готка на Галочку поклеп возводила. Во-вторых, Донателла не способна никому причинить зла. Ну не может она быть убийцей! Она такая… она…
Хлопнула дверь одного из блоков. По коридору прошлепали шаги. Скрипнула дверь по соседству. Взвизгнула молния спальника. Охнула надувная кровать. Снова скрипнула дверь. Мимо Ванькиного денника прошлепали шаги в сторону лестницы, сверху что-то тяжелое грохнулось на пол. Ясно: неугомонный Сеня поперся исследовать второй этаж.
– Никакого покоя! Сволочи блудливые! – проорал Ванька, забрался с головой в мешок, закрыл ладонями уши и зажмурился.
Даже здесь ему не удавалось побыть одному. А хотелось! Хотелось подумать и разобраться в очень важных вещах, в себе и своей голове. Башка походила на новогодний стеклянный шар со снегом, только вместо снежинок в ней плавали звезды. Они собирались в причудливые узоры, как в калейдоскопе, танцевали, стрекотали кузнечиками, ржали конями и хихикали.
– Что ржете, блин? – обиделся Терехин. – Вон пошли! Хочу Донателлу! Донателлу хочу…
Глава 10ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
– Ванечка, солнце, веди себя прилично, – сказали звезды и со всей дури треснули его по морде.
Терехин открыл глаза и часто-часто заморгал. Готические окна в деннике сочились солнечным светом, вместо звезд перед глазами плавали пылинки и трагично-печальное лицо бывшей. Позади Галочки зависли, как в «Матрице», опухший Лукин и сияющий Хлебников.
– Ларису Ивановну хочу! – хохотнул Пашка.
– О нет! Блин, блин, блин… – скривился Ванька, нацепил очки и сосредоточился: утро подкралось незаметно.
– Пошли быстрее, героев привезли. Это, Ваня, полный аут! Белые вороны осматривают достопримечательности. Донателла их обрабатывает. Теперь они точно никуда не денутся, – заорал Хлебников и подпрыгнул.
– Почему не разбудили?! – возмутился Ванька, услышав ласкающее слух имя.
Всю ночь он пытался избавиться от озвездения и воскресить в памяти ласкающий мозги образ прелестной, очаровательной, обворожительной, потрясающей, ослепительной, божественной Доны, но так и не смог справиться с засильем небесных светил в голове.
– А Криста где? – спросил Ванька и широко зевнул. На самом деле, где его фиктивная женушка, Терехина мало волновало.
– Понятия не имею. Я ее не видел еще, – отмахнулся Лукин, взял под локоток Галочку и вынес ее из стойла.
Поэтесса обернулась и, бросив на Ваньку многозначительный взгляд, удалилась. Сценка напомнила кадры из немого кино, когда героиня уходит, сжигая за собой мосты. Терехина разобрал нервный смех. Вдруг Кристина права, и бывшая все еще испытывает к нему симпатию? Глупости. Он бы почувствовал. Впрочем, какая разница? Теперь это не имело никакого значения. Ну, да, роман у них с Галочкой был горячий. Поцелуи, объятия, нежности на ушко, завтраки в постели, последние кресла кинотеатров, горячие ладони и губы, прогулки по Москве, знойные ночи, пылкие признания в любви. Но теперь страстно хотелось запереть воспоминания на дальней антресоли мозга и потерять ключ.
– Идем быстрее, – поторопил Пашка, прыгая вокруг Терехина с расческой, как заботливая мамаша. – Прикинь, Мотя явно что-то прочухала. Она приехала в «Алое» в платье прошлого века! В том самом, в котором отплясывала фокстрот на свадьбе у сестрицы. Ты въезжаешь? Казик – предатель!
– Может, просто совпадение, – успокоил друга Ванька.
– А я тебе говорю, что предатель! Наверняка не удержался и растрепал Мотьке о скорой встрече. Иначе с какого перепугу она напялила эту рухлядь? Никакого сюрприза не вышло, блин!
– Какая разница, встретились, и слава богу. – Ванька сладко потянулся и вышел из денника вместе с Хлебниковым. Пашка от нетерпения то забегал вперед, то возвращался и тянул его за рукав.
– А чего Чебураха так надрывается? – спросил Терехин, уловив, как радар, отголоски плача Офелии из правого флигеля.
– А я знаю! Спроси у молодой мамаши, почему она дочь унять не может. Офелина с раннего утра орет, как потерпевшая, – раздраженно обронил Павлуша. – Так вот, слушай дальше про Тетюмотю. Казик, когда ее увидел, то…
Не дослушав Хлебникова, Ванька сорвался с места и рванул в сторону кабинета графа. Сердце стучало в висках, заглушая топот его ног, очки запотели. Он сорвал их на бегу, хотел протереть, но уронил, плюнул и побежал дальше. Ближе к представительскому флигелю вопли Офелии слышались все пронзительней – сердце ухнуло куда-то вниз.
Запыхавшись, Ванька влетел в представительскую залу. За длинным столом сидела пестрая толпа и оживленно общалась. Терехин сощурился, но лица все равно сливались в одно. Вякнув «здрасьте», он торопливо засеменил в сторону кабинета графа. Перед ним, словно из тумана, появилась сияющая Донателла. Ванька затормозил, но остановиться не успел и чуть не сбил жену Белгородского с ног. Лицо ее побагровело, сморщилось и стало таким безобразным, что Терехин отпрянул.
– Простите, – задыхаясь, выдохнул он, зажмурился, потряс головой и с опаской взглянул на Дону.
Уродка исчезла, перед ним снова стояла умопомрачительная красавица с безупречными манерами. В ее волосах, собранных в конский хвост, запуталось солнце. Короткий кремовый пиджак и светлые жокейские бриджи соблазнительно облегали стройную фигурку. Белгородский идиот! Такую женщину нельзя отпускать от себя ни на шаг! И сам он тоже идиот, придурок, тупица, что по уши втрескался в жену спонсора.
– Ванечка, за тобой, что, дух графа Беркутова гонится? – рассмеялась она, одарив его кокетливым взглядом темных колдовских глаз.
Ванька удивился. Вчера вечером ему показалось, что глаза у Донателлы светлые. А в школе им говорили, что сочетание светлых волос и темных глаз и наоборот называется генетическим уродством… Ха!
– Ха-ха-ха! – сказал Терехин. – Духи графа и Ко за мной всем скопом гонятся, – пошутил он и фамильярно подмигнул. Скорее это был нервный тик. Близость красавицы нервировала и волновала до отупения.
– Пойдем, я познакомлю тебя со всеми. – Донателла схватила Ваньку под локоть.
– Я сейчас вернусь, – попятился Терехин и метнулся к кабинету Беркутова, откуда по прежнему раздавался плач Офелии.
– Криста, открой! – заорал он и забарабанил в дверь кулаками.
Чебурашка затихла, но через мгновение заголосила с новой силой. Створка медленно распахнулась, и в проеме показалась заспанная физиономия еще одного генетического урода – голубоглазой девушки с темно-каштановыми волосами, завитыми в мелкие спиральки. Она широко зевнула, потерла глаза и небрежно запахнула ворот шелковой белоснежной рубашки мужского к