Даже не знаю, есть ли еще в Пеструхине погреб, который может поспорить с теткиным за звание образцового? Тут мне подумалось, что у занудного Семена Бурякова, наверное, банки с вареньями и соленьями расставлены по оттенкам, как в дизайнерской «Библии цвета». Зато в теткином погребе я превосходно ориентируюсь с детских лет, когда мы с Митяем и отрабатывали навыки спортивного ориентирования на местности, богатой вкусным съестным.
– Вон там, – в приступе ностальгии я указала на картонный короб, – сухофрукты: сушеные сливы, яблоки и абрикосы. А на той полке под бумагой – домашняя пастила. Яблочная! Вкусная, как райская амброзия! Ты не представляешь, чего только мы с Митяем не придумывали, чтобы забраться в этот погреб! Такие сложные операции разрабатывали – Суворов со своим переходом через Альпы отдыхает!
– А теперь тебя просят принести пастилы, а ты кочевряжешься, – упрекнула меня Лизка.
– Да никому там не нужна пастила, – отмахнулась я. – Думаешь, зачем тетка Вера нас сюда отправила? Чтобы показать тебе товар лицом, впечатлить фамильной хозяйственностью и обильными припасами. Ты же как бы товар, а Митяй – купец, вот, видишь, богатенький…
– И что в этом плохого? – Подружка неожиданно рассердилась. – Чего ты ерничаешь? Хозяйственность на шесть баллов из пяти, припасов внукам и правнукам хватит, твоей тете есть чем гордиться! А что до моего товара, так слава богу, что появился шанс его удачно пристроить.
– Лиз, ты чего? – От неожиданности я с размаху села на мешок с орехами, и он ворчливо затрещал. – Ты всерьез, что ли, думаешь об отношениях с Митяем?
– А почему нет? – Лизка тоже опустилась на тугой мешок, судя по нежному хрусту – с сушеным шиповником. – Или ты думаешь, что я для твоего брата недостаточно хороша?
– Да ты что! – Я замахала руками и едва не сдернула гирлянду сушеных грибов. – Ты красотка, умница, обеспеченная и состоятельная дама, это Митяй тебе в подметки не годится.
– Не обижай моего будущего мужа! – Подружка погрозила мне пальцем. – Митюша – золотой человек, правда-правда. И хозяйственный, и заботливый, и душевный, и в постели, чтоб ты знала, очень даже орел. А какие у него глаза! Как незабудки! – Лизка завела к потолку собственные очи – обычные, серые. – Вот представь, будет у нас с ним девочка с такими голубыми глазами…
Я поперхнулась – успела уже вытащить из-под себя и раздавить в ладонях тонкокорый грецкий орех.
– Или мальчик, – мечтательно продолжила Лизка. – С волосиками беленькими, легкими, головушка-одуванчик…
– М-да. – Я откашлялась и встала. – Теперь мне ясно, что все очень серьезно. Что ж, если тебя интересует мое мнение, то я не против. Женитесь и размножайтесь! Из меня такая классная тетка, как из теть Веры, вряд ли получится, но обещаю, что буду стараться.
– Из теть Веры получится суперская бабушка. – Мечтательности в голосе подружки не убавилось. – Классическая деревенская бабуля с натуральными продуктами и носками домашней вязки…
– А какая из нее выйдет свекровь! – поддакнула я.
– М-м-м? – насторожилась Лизка.
– Митяй у нее под правым каблуком, а ты под левым будешь, – напророчила я.
– Не-а, мы купим землю у твоих соседей, Буряковы как раз половину участка продают, и построим себе домик рядом с твоим! – огорошила меня Лизка.
– Митяй скопил деньжат? – удивилась я.
– Я скопила, – горделиво вздернула нос подружка. – Хотела дачку купить, но так даже лучше получится. Мою городскую квартиру мы сдадим, будем здесь жить – у Мити служба, а мне до города по трассе на машине всего сорок минут ехать, это пустяки. Потом уже, когда детки вырастут и их учить надо будет, в город переберемся…
– Это ж на сколько лет вперед вы с Митяем стратегические планы составили? – восхитилась я. – На двадцать?! За каких-то полдня? И еще сексом заняться успели?
– Да, мы такие! – Лизка кокетливо похлопала ресничками, потупила глазки и ковырнула утрамбованный земляной пол носочком.
– Де-э-эвочки, утка ждет-скучает! – свесившись в люк, игриво позвал нас Митяй.
– Уже летим! – Подружка подхватилась, вспорхнула с мешка и с дробным топотом умчалась вверх по лестнице.
Я набрала в решето орехов, сверху положила пластину пастилы и, покачивая головой, покинула волшебный чертог своего детства. Правда, как все меняется… Меня уже не соблазняют домашние сухофрукты, а Лизка не ждет принца на белом коне, ей, оказывается, вполне достаточно участкового на синей «девятке»…
К утке тетка Вера подала смородиновую наливку, и потом Митяй не позволил Лизке сесть за руль «лягушонки», которую подруга непременно желала определить на ночевку ко мне во двор, к себе под окошко. Брат сам повел зеленую машинку, мы же с Лизкой были в ней пассажирами.
Я бы предпочла после сытного ужина никуда не кататься, а улечься на гостевой диванчик тетки Веры и отключиться до утра, но долг хозяйки требовал заботливо определить гостей на постой – хотя бы чистое постельное белье и полотенца им выдать. А еще – подкупить сладким кусочком теткиной утки кота, чтобы он не слишком возмущался несанкционированной заменой на поле.
Обнаружив в моей кровати – Шуруппак, кстати говоря, считает ее нашей общей – Лизку с Митяем, мой ласковый и нежный зверь мог повести себя очень некультурно. Однажды он уже написал Лизке в туфли, и мне не хотелось повторно переживать этот драматический момент.
Накормив кота, я объяснила ему ситуацию и увела зверя подальше от спальни, в порядке исключения открыв ему дверь в мой чердачный кабинет. Это помещение для любознательного Шуруппака магнетически притягательно, почти как теткин погребок для нас с братом в годы детства. Можно было надеяться, что на манящих просторах чердака Шура потеряется на всю ночь и не станет третьим лишним в постельных игрищах Лизки и Митяя. Потом я выдала гостям комплект белья и полотенца, предложила им чувствовать себя как дома и отправилась ночевать к тетке.
Но ушла я недалеко. Ночь была темная, теплая, тихая и мягкая – бархатная. Крупные звезды на небе подрагивали, сияли и искрились, как знаменитые алмазные подвески Анны Австрийской. Цветочки в амазонских джунглях бабы Дуси пахли так, что голова шла кругом – а может, это я слегка перебрала смородиновой наливки.
Так или иначе, в столь дивную ночь хотелось совершать романтические глупости и подвиги во славу любви. С любовью у меня как-то не складывалось, но за глупостями дело не стало. Я почему-то решила, что настал идеальный момент для успешного поиска безвременно покинувшего меня любимого бокала, и ничтоже сумняшеся полезла в пахучие дебри соседской клумбы.
В близком контакте аромат настурций усилился настолько, что это уже было похоже на газовую атаку. Я хоть и не отключилась, но через некоторое время поймала себя на том, что сижу в цветочных кущах с закрытыми глазами и улыбаюсь, как дурочка. Хотя бокал-то не нашла!
Потом где-то близко что-то громыхнуло, и досадливый голос Семена Бурякова распорядился:
– Давай живо, туда и обратно!
Цокая когтями и шумно сопя, в паре метров от меня в заросли врубилось небольшое плотное тело. По характерному похрюкиванию я опознала свиновидного песика Бусика, по всей видимости, выпущенного на короткий вечерний променад.
– Шевели своей толстой задницей, сукин сын! – подтверждая мою догадку, грубо поторопил собачку Семен.
И тут же до меня донесся недовольный голос бабы Дуси:
– Не обижай моего зайчика! Одна-единственная у меня родная душенька…
– А я тебе чужой, да? – закономерно обиделся Семен. – Типа, не думаю о бабке, не забочусь?
– Да как ты заботишься, так лучше не надо!
Я совсем притихла, понимая, что стала свидетелем семейной сцены, и не желая, чтобы это обнаружилось. Буряковы, как на грех, выясняли отношения, стоя в сенях у двери, приоткрытой в ожидании возвращения Бусика.
– Конечно, лучше сдохнуть, чем лечиться!
– А ты меня спросил, хочу я лечиться за такие деньги? Триста тыщ, боже ж ты мой!
– Я нашел тебе деньги! Чего еще?!
– А меня ты спросил?! – Похоже, бабка пошла на второй круг. – Я б тебе, дурню, объяснила, что почем!
Значит, Семен самолично, не посоветовавшись со старухой, решил продать Лизке с Митяем часть их с бабкой земельного участка, сообразила я. А баба Дуся его самодеятельность не одобряет… Считает слишком низкой назначенную цену… Или не хочет тратить триста тысяч на свое лечение?
Не поняла я, признаться, чем конкретно недовольна соседка. По ступенькам опять зацокало-захрюкало – Бусик, сделав свои дела, поспешил домой, и дверь закрылась, не дав мне дослушать чужой разговор. Ну, не больно-то мне это было нужно. Убедившись, что в подлунном деревенском мире вновь установилась сонная тишь, я выбралась из клумбы и пошла к тетке – спать.
А тетка встретила меня неласково, с боевым полотенцем в высоком замахе:
– Явилась, не запылилась! Где ты шастала, гулена? Митяй уже звонил, тебя спрашивал!
– Чего это он меня спрашивал? – удивилась я. – Мы расстались четверть часа назад!
Можно подумать, ему там заняться нечем!
– А того он тебя, Ляся, спрашивал, что беспокоится! Волнуется, как добралась!
– У нас от дома до дома метров двести, не больше!
– Вот именно! – Тетка Вера подбоченилась. – И возникает вопрос: что ж ты, девка, так долго добиралась? Не ползла же эти двести метров на пузе улиточкой?
Я посмотрела на полотенце в нервно подрагивающей руке родственницы. Искусством воспитательного бития полотенцем тетка Вера в совершенстве владела еще лет тридцать назад, и не думаю, что сейчас потеряла навык. А полотенце-то у нее сегодня льняное, туго накрахмаленное – твердое. От его встречи с мягким местом ощущения яркие, запоминающиеся, я их за тридцать лет не забыла…
Так почему бы не признаться?
– Я в клумбу лазила, бокал там искала.
Тетка Вера моргнула, села на табуретку, опустила руку с полотенцем на колени и призналась:
– Что-то я не поняла… Ты это… спрятаться и выпить хотела? – Рука с полотенцем самопроизвольно начала подниматься, точно шлагбаум. – Ты не сдурела, девка? Пить в одиночку да тайком – распоследнее дело, это, Ляся, женский алкоголизм, а он не лечится!