Приглашение короля равно приказу. Официальный прием. Свита. Ужас! Я тут же вспомнила, что сейчас у меня нет ничего, кроме простого дневного платья, даже гребень и шпильки придется везти из дома! Но слуга тотчас сообщил, что готов доставить записку в наше городское жилище и привезти оттуда все необходимое и даже наших личных слуг. Облегченно вздохнув, я завозилась, выпутываясь из простыней, пока Базилиус с каменным лицом приказывал лакею явиться за письмом через полчаса. Потом муж сдернул меня с кровати и потянул в купальню.
– Вдвоем будет быстрее, – уверял он, но вышли мы оттуда только через час, расплескав воду не только на пол.
Галерея предков представляла собой самую древнюю часть королевского дворца. Огромный круглый зал, разделенный арками, напоминал белоснежный трехъярусный торт. Гладкий молочный камень не пачкался даже копотью древних факелов, а поцарапать его не удавалось и стальным инструментом.
Все арки первого яруса были дверями, ведущими в другие помещения дворца. На втором ярусе двери чередовались с окнами такого же размера. Третий ярус напоминал ажурный каменный колпак, накинутый на зал. Он состоял из одних окон, затянутых тончайшими пластинами горного хрусталя.
Когда мисс Уиткроф под руку с королем вошла в галерею, в воздухе раздался легкий звон, похожий на эхо гонга. Гул множества голосов, ожидающих аудиенции горожан и придворных немедля стих, зато через секунду свежим ветром пронесся изумленный вздох. Нервничая, Полин посмотрела на Бенедикта, он успокоительно сжал ее руку:
– Ничего не бойтесь, Полин, сейчас я представлю вас предкам и можно будет заняться делами.
Король неторопливо провел свою визави вдоль висящих на стенах разнообразных портретов древних королей, изредка комментируя:
– Прижизненный портрет Айрсана Второго. Судя по летописям тех времен, был жутким собственником. Скопил самую большую сокровищницу, собрал половину нынешних земель королевства, пережил трех жен. А этот портрет написан по воспоминаниям современников, король Лонгвин Первый правил всего четыре месяца, но успел оставить о себе добрую память.
Рассматривая картины, мозаичные панно, гравюры и акварели, Полин совершенно забыла о придворных и просителях, наполняющих зал. И только увидев два кресла, стоящих на небольшом возвышении в центре зала, она опомнилась и придала лицу отстраненно-сдержанное выражение.
Вид с возвышения открывался удивительный. Должно быть, так влияла магия этого зала, что Полин без напряжения видела людей находящихся за двадцать-тридцать саженей от нее. И не просто видела, а словно ощущала эмоции окружающие просителей. Вот заплаканная женщина в потертой юбке переминается рядом с высоким худым мужчиной в грубой одежде. Женщина излучает надежду, а мужчина – обреченную усталость. Вот ярко одетый молодой человек нервно кусает губы и расхаживает перед мозаичным полотном, рассказывающем о последней битве короля Рахентура. Его фигура излучает неуверенность и боль.
Полин не успела разобраться с новыми впечатлениями, как ее руку накрыла ладонь короля, а над залом разнесся зычный голос глашатая:
– Его Величество готов выслушать просителей!
Тотчас толпа прихлынула к возвышению, выплеснув на мраморный островок перед ним полного, одышливого человека:
– Ваше Величество, – склонился он в поклоне, – я прошу у вас милости для своего сына. Я больной человек и нуждаюсь в его опеке.
– Так в чем дело? – Бенедикт Четвертый спокойно смотрел на толстяка, утирающего багровое лицо.
– Его забирают в армию! – воскликнул горожанин. – А я болен, мне нельзя оставаться одному!
Полин прониклась сочувствием к просителю, было видно, что он не врет, но король пожелал увидеть молодого человека лично. Через пару минут к возвышению подошел молодой фатоватый юноша в военном мундире. Его лихо закрученные усы, слишком широкие штаны и едва не чиркающая пол шпага соответствовали последней моде среди бретеров. Король задал юноше несколько вопросов, а потом объявил свое решение:
– Молодой человек отправляется к месту распределения, но треть его жалования будет передаваться в монастырь добрых сестер, дабы одна из милосердных служительниц ежедневно навещала престарелого родителя.
Обратившийся с просьбой отец застонал, а вот юноша явно был доволен. Полин предвидела, что, несмотря на все стенания, отец быстро смирится с отсутствием сына, а юный щеголь превратится в недурного воина.
Следующие просители небогатые горожане в основном ждали справедливых судебных решений. Их просьбы король разобрал быстро, изредка обращаясь за советом к придворному в мантии законоучителя.
Потом горожан оттеснили в сторону, а к возвышению потянулись дворяне. Почти каждого просителя сопровождали свидетели, юристы и родственники. К исходу третьего часа Полин уже тонула в подробностях очередного дела, нудно излагаемого писцом. Бенедикту Четвертому тоже надоела эта тягомотина: он коротко глянул на двух петушащихся юнцов, еле стоящих на ногах от потери крови. Вокруг скакали маменьки, а отцы бросали друг на друга суровые взгляды.
От королевского взора волосы молодых лордов встали дыбом, потом та же участь постигла вычурные прически матерей. Последними встали дыбом по-военному короткие стрижки отцов. Усталым, даже каким-то бесцветным голосом король заговорил:
– Лорд Узиер нанес рану в бедро лорду Баймаю в тоже самое время, когда клинок Баймая пронзил его руку. Схватка была обговорена заранее, претензий друг к другу лорды не имеют.
Карие глаза короля смотрелись настоящими провалами, когда он перевел взор на матерей:
– Леди Узиер и леди Баймай сами убедили сыновей бросить вызов, считая себя оскорбленными. – Обе дамы тотчас закатили глаза, пытаясь изобразить дурноту, а король уставился на лордов: – Причиной стали высказывания лордов в семейном кругу.
Мужчины мрачно посмотрели друг на друга, потом на жен и сыновей, а Его Величество завершил магическое обследование:
– Несколько лет назад лорды поссорились. – (Хмурые взгляды отцов семейств скрестились в поединке тяжеловесов.) – В этом причина всех трений, возникших между этими семействами! – еле договорил Бенедикт Четвертый.
Все присутствующие в зале зашушукались, а король жестом подозвал к себе секретаря и законоучителя. Пока мужчины совещались, Полин с нарастающей паникой смотрела на заострившиеся черты лица его величества. В конечном итоге, решившись, она подозвала лакея и коротко распорядилась подать горячего вина. Она бы, пожалуй, не удивилась, если бы ее просьбу проигнорировали, но слуга не стал спорить – поклонился и поспешно вышел.
Пока завершались бумажные дела: секретарь объявлял королевский указ о примирении, лорды подписывали отказ от претензий друг к другу, а публика довольно громко обсуждала применение Его Величеством родовой магии – лакей вернулся с вином. Телохранитель коснулся кубка амулетом, одобрительно кивнул и слуга почтительно вручил заказ мисс Уиткроф. Немного стесняясь того, что привлекает к себе всеобщее внимание, Полин протянула теплое золото королю:
– Выпейте за мое здоровье, Ваше Величество, – попросила она.
Казалось, все невольные зрители замерли от такого неожиданного действия женщины.
– Только если вы разделите этот кубок со мной, – моментально нашелся Бенедикт, целуя руку Полин и ясно давая понять окружающим, что это вино – символ разделенной страсти.
Слегка пожав плечами, – телохранитель ведь уже проверил кубок! – женщина отхлебнула вкусное сладко-пряное вино и вновь протянула кубок его величеству.
Бенедикт выпил все до дна, удерживая своей рукой ее пальцы:
– Благодарю вас, леди, – проговорил он, и Полин с радостью отметила, что вокруг черного провала зрачка вновь появился ободок цвета некрепкого чая.
– Стоило ли так напрягаться, Ваше Величество? – спросила она, кивая в сторону уже примирившихся семейств Узиер и Баймай.
– Слишком много народу они втянули в свой конфликт, – ответил Бенедикт Четвертый. – Уже пострадали горожане, да и этим оболтусам повезло, что он слишком молоды и не знают, что отцы не поделили женщину.
– Женщину? – Полин изумленно посмотрела на немолодых и не слишком привлекательных лордов.
– Женщину, – подтвердил король. – Точнее, первую супругу лорда Баймая. Ее любили оба лорда, но она сделала свой выбор, а потом умерла от родильной горячки. Узиер не простил соперника, пару раз побил, а потом и вовсе обвинил в смерти жены.
– Но неужели они теперь примирятся? – удивлению мисс Уиткроф не было предела.
– Конечно, – король уже вернул себе нормальный цвет лица и даже сумел улыбнуться. – Мой дар показывает истинные причины и намерения. Если я считаю, что конфликт исчерпан – значит, это так и есть, просто лорды вызвали своим гневом волну, которую не могли остановить самостоятельно.
Полин была поражена до глубины души:
– И все же…
– А еще лорды подписали бумаги, в которых сказано, что зачинщик следующего конфликта между семьями будет казнен без суда, – улыбнулся Бенедикт. – Иногда угроза смерти неплохо остужает горячие головы.
– Да вы большой интриган, Ваше Величество! – Полин, к собственному удивлению, улыбнулась.
– О, да, леди Владир! – Король вернул ей улыбку и продолжил: – На сегодня с приемом прошений покончено, приглашаю вас прогуляться перед обедом.
Полин заколебалась – приготовленное мадам Фонтенет фиолетовое платье было строгим и великолепным, но вот туфли на высоком каблуке совсем не годились для прогулок по песчаным дорожкам. Однако времени на размышление ей не дали – едва они с королем сошли с возвышения и распорядились подать уличную обувь, к наставнице подскочила сияющая Владира и жарко расцеловала в щеки:
– Полин! – шептала она, краснея. – Ты сегодня очень красивая!
В сознании мисс Уиткроф засиял красный огонек – с воспитанницей что-то было не так! Но тут она увидела, как у молодой леди Кармель вспыхнули уши, когда лорд Кармель спокойно положил руку жене на талию, и все встало на свои места. Его Величество тоже отметил бурное настроение Владиры и предложил супругам присоединиться к прогулке.