На основании этого в Берлине решено приостановить процесс революционизации и финансировать только небольшие акции, вроде пропагандистских изданий, агитирующих за заключение сепаратного мира или движения за независимость.
Немецкий посол в Копенгагене Брокдорфф-Рантцау докладывает 23 января 1916 г. в Берлин о переправленных МИДом через Парвуса денежных средствах и о его информации. Тот уже определил январь 1916 г. началом акции, благодаря которой должна была вспыхнуть революция.
Сомнения нынешнего госсекретаря фон Ягова подтвердились: он никогда не был высокого мнения ни о Парвусе, ни о его плане. Гораздо серьезнее ему казался Кескюла; его не только подкупил образованный эстонец, который, в противоположность Парвусу, не посягал на личное обогащение и к тому же не ставил своей целью тщеславные замыслы, он бы довольствовался независимостью Эстонии.
Кескюла убеждал сдержанными предложениями, связанными со сравнительно скромными финансовыми запросами, и осторожными оценками, которые, в противоположность оценкам Парвуса, оказались правильными.
Так, например, в своем докладе из Стокгольма в конце 1915 года, перед началом январских событий 1916 года, Кескюла предупреждал, что в России в настоящее время революционная ситуация не сложилась. Более того, среди социал-демократов и революционеров умеренное крыло меньшевиков пользовалось большим успехом, а также из-за сильной поддержки со стороны состоятельных еврейских кругов располагало и большими деньгами; они, в отличие от окружающих Ленина большевиков, разумеется, не поддерживают «пораженческую» политику, а в большинстве своем выступают за защиту отечества. Поэтому преждевременно произведенный переворот пошел бы на пользу умеренным революционерам, которые, очевидно, объединились бы с «кадетами» (конституционными демократами) — самыми сильными патриотами страны. Тогда бы вопрос об окончании войны сепаратным миром, которого хочет Германия, даже не возник. Тем самым Германия поставила бы не на ту лошадь и, совершив большие финансовые затраты, не получила бы желаемого результата — мира на Восточном фронте.
(…) кредит (…) истощился…», — сообщает немецкий посол Ромберг 8 мая 1916 г. МИДу в Берлин из Берна, запасной арены встреч немецких дипломатов с русскими революционерами. Эстонец Кескюла, через которого идут деньги на пропаганду в Россию, намного скромнее Парвуса.
И не в последнюю очередь эта оценка впоследствии, после несостоявшейся в январе 1916 года революции, приведет к ослаблению, если не сказать к прекращению, немецкой активности по развязыванию революции. В самом Берлине образовались два лагеря мнений — за продолжение политики революционизации или за ее отсрочку и вместо этого за возобновление усилий по заключению мира. Результат: в ближайшие месяцы Германия находится на распутье; канцлер Бетманн-Хольвег, во всяком случае, принял предложение шведского министра иностранных дел Валленберга: представить на рассмотрение через его посла в Петрограде предложение о мире.
Что касается фронта подрывной деятельности, то на этом этапе Берлин оплачивает только небольшие позиции: пропаганду печатных изданий, прежде всего, для поддержания движений за отделение в Финляндии и на Украине; текущие расходы агентов информационных и курьерских служб; перевод протоколов заседаний Думы и прочее.
Еще одним новым важным информатором становится русский эмигрант в Швейцарии Евгений Шивин — псевдоним «Вайс». Он происходит из круга социал-революционеров, возглавляемых Виктором Черновым, он производит хорошее впечатление на немецкого посла в Берне, фон Ромберга. С августа 1916 года его используют на немецкой службе как надежного информатора о положении в России, дав ему второе имя Артур Кёлер (или просто «Вайс»). Чернов и Бобров организуют поездки агентов в Россию, которые тайно переправляют в страну финансовые средства. Шивин ездит туда с разными паспортами и возвращается обычно хорошо осведомленным и нередко со списком новых агентов. Все происходит по плану Парвуса и, отчасти, с его агентами.
В докладе русского агента за рубежом своему руководству в Петрограде от марта 1916 г. речь идет о том, что правительство Австро-Венгрии с момента начала войны поддерживало русских эмигрантов деньгами и фальшивыми паспортами, чтобы те осуществляли в России революционную пропаганду для дестабилизации царской империи.
В мае этого же, 1916 года, начальник контрразведки, Штайнвакс, предъявляет в Германской дипломатической миссии в Стокгольме финансовый отчет за текущий период. Здесь речь идет только о мелочах:
«Предоставленный мне МИДом в конце 1915 года кредит в размере 130 000 марок на пропаганду в России согласно финансовому отчету от 28 апреля 1916 года не только полностью израсходован, но и закрыт с дефицитом (…).
Поэтому я прошу Ваше Высокоблагородие о разрешении и предоставлении следующих сумм:
1. Кескюла, остаток за март, апрель, май, июнь М(арк) — 70 000.
2. Личев, май, июнь, июль — 18 000.
3. Клайн, апрель, май, июнь (зарплата, организация книга) — 7000.
4. Типография в Стокгольме май, июнь — 2000.
5. Доклады в Думе — 10 000.
6. На мелкие акции, поездки, небольшие печатные издания — 23 000.
130 000.
Нижайше прошу Ваше Высокоблагородие перевести их в депозитную кассу А, в Дойче Банк.
Как упомянуто выше, в германском МИДе и политическом отделе Генерального штаба переводят доклады заседаний в русской Думе, чтобы вовремя на них отреагировать. Так, депутатам дают взятки, чтобы они срывали определенные решения — например, такие, которые полезны для успешного ведения войны или способствуют тому, чтобы успокоить ситуацию в стране. Так как представители РСДРП — (умеренные) социал-революционеры и большевики — тоже сидят в Думе и одинаково заинтересованы в ослаблении России, как и немецкий военный противник, то этот метод тоже действует.
Так, например, предложенная министром сельского хозяйства Александром Кривошеиным реформа в области сельского хозяйства по улучшению продовольственного положения и ситуации с крестьянским сословием была подобным образом сорвана. В конце концов, Парвус использует недовольных крестьян как инструмент для революционной пропаганды и как статистов в армии повстанцев. Как и бывшему начальнику Кривошеина, убитому в 1911 году министру внутренних дел и премьер-министру Петру Столыпину, который начал проводить аграрные реформы по социальной и материальной независимости крестьян, так и министру сельского хозяйства стало ясно, что продолжение социальных реформ является лучшим средством для консолидации положения в стране и даже могло бы лишить назревающую революцию почвы. Параллельно с этим усиливается вербовка агентов в Скандинавии.
В финансовом отношении имперское правительство добивается пополнения. С помощью банкира Макса Варбурга. — состоящего в родственных отношениях с Яковом Шиффом — оно берет кредиты в США.
Постепенно проведение революционизации России переходит из компетенции Министерства внутренних дел в компетенцию политического отдела Генерального штаба. Генштаб наряду с собственной стратегией проводит и ту, которую предложил Парвус или еще предложит. Так, например, вербуются финны и засылаются через Швецию в Германию для обучения. Затем их или набирают в немецкий пехотный полк, или делают агентами, или обучают на экспертов по взрыванию мостов. Некоторых обучают тому, чтобы захватывать из России дезертиров и вербовать их или использовать в качестве агитаторов в немецких лагерях для русских военнопленных.
Но и без этих консультативных контактов Парвус строит свои отношения с Берлином оригинальным образом. 11 февраля 1916 года он ходатайствует — редкий случай в истории русских революционеров — о получении немецкого гражданства.
Уже в 1914 году в одном интервью на вопрос, чувствует ли он себя русским или немецким революционером, он утвердительно ответил на последнее и объяснил, что является «сторонником германской культуры» и его судьба «неразрывно связана с судьбой немецкой партии». Согласно его curriculum vitae (лат. — «краткая биография». — Пер.), приложенному к ходатайству, он принадлежал «Германии почти на протяжении всей Жизни по воспитанию, образу мыслей и жизнедеятельности».
Однажды он уже при встрече с унтер-штатс-секретарем Циммерманном в Берлине ходатайствовал об этом. Теперь же через своего лучшего друга, посла Брокдорффа-Рантцау, вновь обращается с прошением и просит «ускорить его рассмотрение». Он обосновывает свою просьбу «возможностью большей свободы действий», с помощью которой он смог бы «оказывать больше услуг» Заканчивает он так: «…Если я сейчас возобновляю ходатайство о предоставлении мне прав немецкого гражданства, я делаю это (…) потому, что у меня есть потребность в том, чтобы духовные узы, соединяющие меня с немецким народом, формально тоже были признаны равно как и из политических соображений…»
При этом Парвус видит очевидную разницу между прусским и немецким гражданством. К последнему он стремится, в то время как первое вызывает у него отвращение.
Но желаемого немецкого гражданства он не получает и вынужден довольствоваться прусским паспортом. Для его практических нужд этого достаточно — главное, его уже нельзя выдать охранке, если он зайдет в своих действиях слишком далеко, а его пребывание в Германии наконец-то будет узаконено — «лишено позорного пятна эмигранта и сомнительного запаха его политического прошлого», как выразился критик Максимилиан Гарден.
Парвус пытается и внешне быть достойным своего нового статуса. Кроме копенгагенской резиденции, он имеет элегантное место жительства на берлинской Тиргартенштрассе. Тем не менее он по-прежнему иногда ненадолго останавливается в отеле «Кайзерхоф» и устраивает там встречи. Помимо этого, он упорядочивает и свою личную жизнь. Теперь он ограничивается одной подругой, Марией Шиллингер; через год она родит ему еще одного сына, которому он даст фамилию своей жены и свое собственное имя Александр.