ке насыщались уже драматическими, глазами ребенка, событиями, как то: завладеть, усесться не на несчастного дельфина, а на доброго ослика или замечательную собачку. Детские споры, капризы, желания по этому поводу утихомиривали мамы и папы, обещая в следующий раз посадить ревущее чадо на хребет именно той животине, на которую указал крошечный перст.
Эта детская карусель с возможностью побороться за объект оседлания, за зверька, который послушно прыгает под твоей попкой, давала первый опыт борьбы за лучшее место, за исполнение прихоти.
Карнавальная карусель, как символ безумной гонки, борьбы за место под солнцем… Вскочить на несущегося зверя (какого – не до выбора), оседлать его и не сорваться в ходе бешеной скачки. Но вот пройдет первый круг, за ним – второй, третий, и вдруг осознаешь, что обманут и будет только лишь бег по кругу. Даже если сумеешь на ходу выбить соперника и оседлать его зверя.
…Фирменный поезд прибыл в Киев минута в минуту. По украинскому времени. Мы подхватили свои сумки и ступили на перрон. Раздумывать было некогда. Может быть, вслед за мной уже летела грозная депеша: немедленно арестовать Раевского-Кузнецова и экстрадировать в кандалах в Россию.
Таксист привез нас в международный аэропорт Борисполь. Впереди было католическое Рождество, и я всерьез опасался, что украинские католики раскупят все билеты, предпочтя для празднества Таиланд. Самолет компании «Аэросвит» вылетал в два часа дня.
Нам опять повезло. Как раз оставалось два последних билета на борт, которые мы выкупили, предъявив свои паспорта. Туристическую визу сроком на 15 дней с возможностью продления граждане России имели право получить по прибытии в Таиланд. Единственное условие – надо было иметь оплаченный обратный билет. Так что мне пришлось раскошелиться и на него. Паттайя возвращаться в Россию не собиралась. Я тоже не торопился.
Оставалось еще три часа. В Киеве на улице Лесной в районе Печерских Лавр жила моя бывшая жена Ольга с моей дочерью. Я мог бы навестить их. Но короткая встреча принесла бы одни проблемы. Я напугал бы дочь чужим лицом и прежним голосом (если она еще помнила его). Ольга, конечно, припомнила бы фотографию неизвестного мужчины по фамилии Кузнецов, которую ей показали в МВД Украины. И последовавшие затем отбор крови у дочки для ДНК-анализа, чтобы изобличить страшного человека, который убил ее непутевого папу… Закончилось бы это истерикой и вызовом милиции. Хоть бы одним глазочком глянуть на дочку – единственное, что связывало меня на этом континенте.
Не судьба…
После процедуры регистрации билетов и багажа, таможенного досмотра мы прошли через «кишку» прямо в брюхо «Боинга-767».
По расписанию ушли в небеса. Публика была разношерстная: брюнеты и блондины, длинновласые и лысые, как помидоры, выщипанные фрау и кавказцы, волосатые по-обезьяньи. Ортодоксальные католики не наблюдались. Слышалась русская, украинская, английская, немецкая речь. Лететь среди этой какофонии предстояло не менее четырнадцати часов. Выплыла стюардесса – предвестница затяжного алкогольного возлияния. Она везла передвижной столик, заставленный спиртными и прочими напитками. Я попросил бутылку виски, лед и содовую. Выпили за взлет: я – неразбавленный, а Паттайя добавила себе содовой. «Вискарик» согрел, и мы задремали… Потом мы просыпались на кормежку, пили за предстоящее путешествие, за самих себя.
Под нами в разрывах туч проплывали страны эсэнговии, Афганистан и его величественный горный хребет Гиндукуш, сияющий вечными снегами. Такой же далекий, как уже забытая афганская война.
Мы летели навстречу солнцу – над Пакистаном, Индией, Бирмой, как будто перелистывали страницы огромного атласа.
Во время полета Паттайя рассказывала мне о своей стране – загадочном Сиаме. Мои познания о Таиланде были весьма поверхностны, как и у большинства моих сограждан. Праздность располагает к поглощению, но только не информации. Мне же в Сиаме приходилось бороться за выживание. Я знал, что тайцы – почти поголовно все буддисты, весьма трепетно относящиеся к своей религии. Встречающиеся на каждом шагу изображения Будды, бесчисленное количество храмов, построенных даже в почти необитаемых уголках страны. И целая армия монахов, в соотношении к населению, вероятно, занимающие передовое место в мире. Я решил бесповоротно стать «щирым» тайцем. И тут моя красавица не преминула преподнести «сюрприз»: все тайские буддисты мужского пола, начиная с 20 лет, отбывают хотя бы раз в жизни «духовную повинность» – становятся монахами на срок от двух недель до трех месяцев. Мужчина должен стойко вынести все тяготы аскезы. Упражнениями по системе йогов послушник отрешает себя от мира и переходит в состояние нирваны, в соединение с Буддой. Повторение мантр, концентрация внимания на предметах, уход во внутреннее самосозерцание… Но есть и положительные стороны бытия: особо почетный статус монахов запрещает им заниматься производительным трудом. Они живут фактически на иждивении у граждан Таиланда. Каждому, кто подаст монаху, это благое дело зачтется в будущей жизни. Так что и подающий и принимающий в результате квиты и остаются довольны друг другом. Поэтому для себя я сделал вывод: на самый крайний случай можно побрить голову и пойти в монахи. Но Паттайя категорически не согласилась, так как мое предложение о женитьбе тут же теряло смысл.
– Но ты же не буддист, поэтому такая перспектива тебе не грозит. Ты, кажется, хотел заняться бизнесом: для русских дураков устроить тайский экстрим?
– Кстати, с буддийской аскезой тоже неплохая идея. Бреем наших бездельников и на весь срок турпутевки окунаем в нирвану. Научим жизни. А жизнь по философии буддизма – это страдание, а выход из него – только в углубленном размышлении и познании… Всех – в нирвану!
Патка, слегка охмелев, хмыкнула совсем по-русски и поучительно сказала:
– Ни фига ты не знаешь! У нас умеют радоваться жизни. Вы «русские» – хмурые нытики. А у тайцев знаешь какой общий жизненный девиз?
– Бороться, искать, найти и не сдаваться?
– Нет.
– Всегда готов?
– Это ты про что? В общем, не знаешь. Наш жизненный девиз обозначается всего одним словом «санук». В русском языке, я пыталась найти, нет такого слова. Но перевести примерно можно как «всласть повеселиться», «получить удовольствие».
– Значит, последний раз «санук» у нас был в поезде? – предположил я.
– Сообразительный юноша, – похвалила меня Паттайя. – Но вообще-то у нас это стиль «жизни с улыбкой». Но не такой, как у американцев, – фальшивой и натуженной: «Все – о’кей!»
Она скорчила гримасу.
– Американцы – редкостные засранцы! – поддержал я так, что на меня стали оборачиваться. Впрочем, сочувствующих «звездно-полосатым» не нашлось, и я продолжил тему: – Есть такое слово у русских: «кайф»!
– Знаю, – скривилась Патка. – Оно у вас всегда с водкой связано.
– Я вижу, ты хорошо постигла нюансы русского языка.
– А вот тебе придется изучать тайский, чтобы добиться успеха в бизнесе.
– Под твоим руководством: сначала «санук», потом – урок.
– Наоборот!
Так мы ворковали на протяжении всего полета. Пару раз мы попадали в зону турбулентных потоков, нас швыряло, кидало в воздушные пропасти, и отслуживший свое в американской авиакомпании старичок «Боинг» стонал, трещал, скрипел всеми своими суставами, жалуясь на проклятых украинских буржуев, ждущих его погибели. Но эти невзгоды преодолевались, снова сияло солнце, и попутные ветры прибавляли скорости.
…Мы мечтали, что у нас будет свой дом с маленьким садом, в котором обязательно по тайской традиции поставили бы разукрашенный всеми цветами радуги «домик духа» – чтобы заманить его, затейливого, под свой кров.
– В Таиланде, – пояснила Паттайя, – очень уважают духов, боятся рассердить и выпрашивают у них милости. Дух охраняет территорию. А чтобы он не спал и был добрым, ему приносят еду и питье, цветы и ароматные палочки.
Мы договорились, что выпрашивать милости будет Паттайя, а я – задабривать подарками…
Наконец нам объявили, что мы прибываем в международный аэропорт «Утопао». «Боинг», тряхнув стариной и пассажирской начинкой, приземлился и покатил по бетону аэродрома.
Раздались привычные аплодисменты, кто-то пытался спровоцировать нестройное «ура».
– Что-то мне не нравится название аэропорта «Утопао»: напоминает «утопаю»! – заметил я, не подозревая, что злой рок еще припомнит мне этот каламбур.
Наконец мы ступили на благословенную землю. И если Создатель оставил что-то на Земле от рая, то это Таиланд.
За вход в рай мне для начала предложили заплатить 1000 бат что было в принципе пустяком – около 25 американских долларов. Это была стоимость визы, тут же меня и сфотографировали на память. Мы прошли паспортный контроль, таможню; стеклянные двери раздвинулись перед нами, и мы ступили на другую планету. Мы окунулись в горячий пряный воздух, насыщенный неведомыми запахами, будто очутились под куполом гигантской бани. Единственное, что напоминало матушку-Европу, – горячий асфальт под ногами. Маленькие, как компакт-диски, тайцы для европейцев – сущие инопланетяне, они сновали с муравьиной сосредоточенностью и подвижностью.
Я вспомнил, что Таиланд – страна улыбок, и тут же ощерил зубы. Что касаемо Паттайи, то ей и не надо было напрягаться. Она сияла: живой вернулась из холодной России, откуда ее едва не привезли в виде горстки пепла. Согласитесь, разница существенная, что бы там ни проповедовало буддийское учение. И мне тоже захотелось полюбить от всего сердца эту маленькую страну, прижать ее к себе и почувствовать взаимность. Мне захотелось полюбить короля и королеву Таиланда, почитать и членов его семьи. И никогда, даже мысленно, не пытаться к ним прикоснуться, ибо это страшное оскорбление. (Об этом предупреждают туристов.)
Хотя никто не может так обидеть, как ты сам себя…
Я предложил Паттайе немедленно отправиться в небольшое путешествие. Сесть на кораблик, катер, джонку и поплыть по каналам, созерцать Бангкок, все его пригороды, плавучие рынки, деревни. Паттайя была не против. Она сказала, что ни разу не плавала по каналам. Этим увлекаются бездельники-фаранги (то есть европейцы). Я ей ответил, что это характерно для всех жителей курортных городов: они не купаются в море, не катаются на каруселях, не питаются в ресторанах, не ходят на стрип-шоу. Они круглые сутки зарабатывают деньги на туристах.