Нет! Лучше не думать!
Я напрягся, пытаясь сделать мозг тугим мертвым куском, - заболели надбровья. Теперь мозг действовал как плохонькая, разбитая ударом ЭВМ. Я установил связь с гномами, снова положил кусок Первичного Ила в анализатор. Тот же ответ, тысяча триста шестьдесят пятое подтверждение, что он мертвый.
А датчики?
Я ходил от прибора к прибору: мертво, мертво, мертво… Я убил, а виновата охота.
Любовь к ней у меня в крови. Охота!.. Когда я вспоминаю долгий ряд своих предков, то вижу их уходящими во тьму лесов (их звали странным словом «тайга»). Предки были русскими, они всегда охотились.
Приметалась к нам только кровь бабки Мод, саксонки с золотистыми волосами. Но руки ее предков тоже в звериной крови; они охотились в Африке, Индии, по всему свету.
И в душе бабки не умирало стремление к охоте. Именно из-за Мод нас изгнали с Цезарины. Мод сняла ружье со стены и прикончила одним выстрелом всем осточертевшего филартика, шатавшегося по окрестностям, нарушавшего покой, грабившего сады. Заряд ее ружья настиг его в момент, когда он уходил.
Я могу себе представить его перевоплощение в смерти! - из зверя в сплетение зеленых и желтых нитей, искривших электрическими разрядами.
Никто на свете не знал этого - до выстрела моей бабки в грабителя-филартика. Казалось, должны сказать спасибо.
А что получилось?.. Филартика увезли в Институт, бабку и деда вышвырнули на Глан: убит запретный зверь!
Дед поселился в том месте, откуда был хорошо виден Гавриил Шаров, высеченный из целой горы каким-то сумасшедшим. Около и был наш дом.
Великий астронавт смотрел на дом, на равнину, сам из красного выветривающегося песчаника.
Под его взглядом я бил фиглей из рогатки и мечтал быть великим охотником.
Да, руки мои в крови той дичи, что так скупо водилась на Глане. Этим они походили на сильные руки предков, бывших великими охотниками: один охотился на китов с ручным гарпуном. А другой?
Сначала он добывал слоновую кость, потом сел хранителем африканского заповедника. А если я поднимаю древнюю память (мучительнейшая процедура, рождающая тяжелые головные боли), то вижу других, на костре обжигавших концы копий, чтобы охотиться успешно, с упоением и сладостью.
Или погибнуть на охоте.
И уж конечно, я знал о мечте клана. Судьба же меня гнала в сторону от охоты. И хотя я вопил, что буду, буду, буду охотником и поеду на планету Фантомов, я кончил сельскохозяйственный институт. И если сейчас вы едите сытный хлеб, розовый и немного странного привкуса, значит, в нем есть зерно так называемых «шагающих» пшениц. Те, что слоняются всюду, где есть хоть крупинка жирной земли, а ко времени обмолота приходят обратно.
Я был счастлив только с ружьем в руках. Но охотились теперь лишь на вновь достигнутых планетах.
Кровь предков гоняла меня по диким планетам, пока я не попал на Маб и там не встретился с Сергеевым. Он был дальним родственником и врачом. Он знал решение и законы клана. И даже брался вывести страсть к охоте из меня простейшей операцией. Мы спорили, так как я не соглашался.
Это было неплохое время: Сергеев сидел у камина в том минимуме одежды, который разрешала носить жена. На его груди рыжая шерсть горела в отсветах камина. Надежда колдовала с кастрюлями, пытаясь соорудить нам приличный ужин, я глядел на стену, которую Сергеев увешал древним оружием. У него было даже пулевое ружье!..
А потом Сергеев умер и завещал это ружье мне.
И тогда-то я доказал, что цепь охотников шла ко мне, что она замыкалась только мною, вспыльчивые, небрежно одетым агрономом, человеком с покатым лбом мечтателя, который нигде не приживался, не заводил семью, мотаясь от одной пограничной планеты к Другой.
Я добился, чтобы меня послали на планету Фантомов наблюдателем.
Трава - высокая - прикрывала зверя своей тенью. Но когда зверь двинулся, я удивился, что не видел его. От травы была в нем только полосатость, а все остальное совсем, совсем другое. Например, шкура красная…
Тигр шел ко мне… Ближе, ближе… Я кричу, а на меня с дерева глядит обезьяна.
Это огромная белая обезьяна. Вокруг снег, шерсть обезьяны заледенела, волосы торчат козырьком над круглыми голубыми глазами.
Почему крадущегося тигра сменила эта обезьяна?
А вот я на каре повышенной проходимости. Прыжок через пропасть! Кар повис в прыжке, колеса его медленно вращаются. Впереди же белые, черные, рыжие ящерицы. Они образуют тесный, слитый боками узор.
Я бегу, бегу от них аллеей, усыпанной листьями, красными, бурыми и желтыми, на меня глядит каменный космонавт Шаров, и варгус поднимает крылья, заслонив тучи. В моих руках ракетное тяжелое ружье. Я прищелкиваю к нему магазин, вскидываю - ствол его гнется.
- А-а-а!
- Ну, браток, - говорит, склоняясь ко мне, бортрадист, курносый Альберт. - И спишь же ты.
- Сплю?..
- Спишь ты слишком шумно.
Значит, сплю… Я прихожу в себя и определяю свое место. Теснота. Серые баллоны - это кислород. Подвесные койки. Откидной стол.
Я в тесной ракете, в каюте на двоих, куда пришлось всунуть третьего - меня. Остальное место в ракете занимает аппаратура в ящиках, роботы, которые со мной будут обследовать планету.
- Весь день спишь. Ужинать пора.
Звонят часы: «Ужин!»
И мы едим из хлебных стаканчиков морковное пюре и жареную котлету. Съедаем стаканчики и запиваем соком. Ребята теперь сыты и начинают бурно жалеть меня. Более жалостливых людей я еще не видел, им бы идти в похоронщики.
- Свинство посылать на такую планету одного человека!
- Я бы отказывался.
- Сам хотел.
- И глуп же ты, парень!
- Считай, твоя жена вдова.
- Не увидишь детей!
Ни о чем другом они говорить не в состоянии: семья, жена, дети. Это работяги космоса, и словарь их прост.
- Нету там, парень, воздуха.
- Куда же делся?
- Был, да вышел, - смеются они. - Не было его, закись азота. Ну, в кресла - сейчас гравикокон.
Вот карта, которая дается только пилотам. Я вижу на ней очень ровную поверхность: рек нет и леса тоже. Карту делал мой предок - Изобретатель, она точная.
- По лоции там что-то вроде мелких болот, - вздыхает пилот. - Такие дела. Увязим костыли, перерасходуем горючее, - ворчит он.
Мне абсолютно плевать на огорчения пилота.
- Конов! Ты будешь третьим на планете, вон навигационный справочник, читай!
Лоция не врала - всюду топкие болотца с тонким слоем воды и студенистым илом. Кислород есть, но слишком много закиси азота. И до черта ксенона, гелия, криптона. Вот и станция Изобретателя. Чертов лжец! Где здесь охота?
Мы разобрали ящики, и роботы встали, все. Вернее, стояло семеро, маленькие коренастые роботы-гномы.
А два робота, те лежали. Один был шар, его я должен пускать на аэростате, другой - зонд для бурения.
Дали мне небольшую ракету: пейзаж планеты обогатился.
Мы починили домик типа глубинной батисферы, стоявшей на трех ногах. Затем пилоты жали мне руки.
Смущенные, они говорили, чтобы я не психовал, что каждый год поблизости будет проходить космический зонд и брать мою информацию. Если я заболею, он возьмет и меня.
Затем они (с облегчением) влезли в свою ракету. Люк захлопнулся, ракета ушла.
И лишь тогда я отчетливо понял, что я обманут предком. С этим ничего не поделаешь. Поделом мне, слишком доверчивому!
Я стоял в мокроступах и легком скафандре. Мимо на тележке проехали роботы-гномы, ставить наблюдательные станции. Ладно, тогда работа! Я утыкаю планету датчиками.
Гномы, мчавшиеся на тележке в бурунах желтого ила и воды, вернутся через несколько дней. Другие станции я поставлю сам. Согласен, попался…
Следующие несколько недель я много работал, мотаясь по планете, и ставил датчики для наблюдений. И всюду видел одно и то же: Первичный Ил в глинистых ячейках, под тонкой пленкой соленой воды, настоящей аш два о. Сделал анализы воды. Она как моя кровь, в ней все, кроме белых и красных кровяных телец. Ил тоже содержал полный набор аминокислот.
Отчего нет жизни на такой планете? Все здесь подготовлено к ее появлению.
Или споры жизни, что несутся во вселенной, задержал гравикокон? Конечно, охотиться здесь не придется. Но что мешает потренироваться в стрельбе?
Я взял ружье, обоймы, банки из лаборатории предка и долго стрелял навскидку.
Приятное занятие! Робот швыряет банку, и ракета уходит за ней, пускает легкий дымок. Взрыв! Банка с наклейкой (буква М) - вдребезги, все прокисшие от времени химикаты разлетаются к чертям!..
Одно меня огорчало: ракеты самонаводящиеся, и кто попал в цель, я или они, понять было мудрено. Я соорудил и стальной арбалет: были инструменты, станок, металлы… Я нарисовал на бумаге голову оленя и стрелял в нее.
Я поражал мишень, а робот бегал за моими стрелами и приносил их мне.
Как-то я обрабатывал дневные данные. И не поверил себе - кислород! А закись? Ее совсем мало.
Чудеса?.. Или мне врут приборы?..
Я надел скафандр и вышел. Ночь, дует ветер. Я отвернулся от него и щелкнул зажигалкой. Помню, в день приезда я долго щелкал ею, но пламя не держалось. Сегодня фитиль горел. Я нашел в кармане и зажег бумагу - она сгорела весело и быстро.
Итак, кислорода двадцать процентов, как на Земле. Но маску снять я все же не решился и, входя в шлюз, выдул весь здешний воздух. Ну, спать, спать.
Я разделся и подошел к иллюминатору. Постучал в него (зачем?). И вдруг с той стороны к нему прислонилась рука. Она долго царапала бронестекло, затем стала кивать мне пальцем.
Манить? Угрожать?
Я находился в самом дурацком положении - снаружи этот предмет, а здесь я - и волосы дыбом. Схожу с ума? Быть может, некий токсин (закись азота?) меняет химию моего мозга, внушая галлюцинации? Это легко проверить. Я включил наружный свет и выключил внутренний. И долго всматривался в иллюминатор. Ничего!
Выходит, галлюцинация…
Я нашел аптечку и список лекарств. Так, так, антигалл, номер тридцать девять. Я сжевал таблетку. Но спать мне не хотелось, и я съел недельный запас сладкого, чтобы напитать мозг. Затем лег, бормоча: