ихаил Задорнов с Михаилом Шуфутинским».
Ужинали с Таничем. Объелись. Кто-то сказал:
– Пора подумать о горячем.
Танич тут же ответил:
– Но только подумать.
Губернатор своим подчинённым дал квартиры, машины, дачи и говорит:
– Надо теперь и о людях подумать.
– Да, – говорят подчинённые, – мы уже давно хотели к вам обратиться, нам бы душ по тридцать.
У доктора искусствоведения Ю. Дмитриева, говорят, диссертация по цирку начиналась словами: «XIX век в России прошёл под знаком конного цирка».
Стояли мы как-то со Славой Войнаровским на улице. Войнаровский – мужчина представительный, 140 килограммов. Он поёт в Большом театре и в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. И за границей поёт. А в 80-х годах ещё и подрабатывал у Петросяна. Играл в миниатюре «Спокойной ночи, малыши!» Хрюшу. Мы стоим, подходит мальчик и говорит: «Дядя, я вас знаю, вы по телевизору Хрюшу изображали». Войнаровский грустно посмотрел на мальчика и сказал мне: «Вот и слава пришла».
Мы ездили с «Аншлагом» по Волге на теплоходе. Жили на теплоходе, а в Дома культуры нас возили на машинах. И вот еду я на «Волге», слева – шофёр, справа – открытое окно. А параллельным курсом едет «мерседес», в нём тоже открытое окно, за рулём крутой мужик из «новых русских». Вдруг я слышу, в «мерседесе» звонит мобильник. Я решил пошутить и говорю:
– Если меня – меня нет.
Мужик берёт мобильник и говорит:
– Его нет.
Он приехал в Москву из Баку. Там он был эстрадным автором и конферансье. Работал в азербайджанском эстрадном оркестре.
А до этого подрабатывал переводом фильмов.
Он приехал в Москву и стал писать для Петросяна. Номера были очень смешные.
Он и сам их читал очень хорошо. Однако я проходил лучше. Мог спокойно идти за ним и всё равно проходил. Я никак не мог понять, почему так: номера у него были часто смешнее, чем у меня, и читал он не хуже, а я всё равно проходил сильнее. И только повзрослев, я понял, в чём дело. Понял тогда, когда молодые ребята стали выступать лучше меня. Хотя с моими текстами артисты имеют куда больший успех. То есть тексты крепкие. Всё дело в энергетике исполнителя.
Гриша Минников и в жизни говорил очень остроумные вещи. Когда-то мы приехали на гастроли в Калугу. Пошли в ресторан. Гриша сел за стол, открыл меню и сказал:
– Посмотрим, чем здесь отравили Циолковского.
Году в 1978-м мы поехали выступать в Ереван. Нас повезли смотреть церковь в скале в Гарнии. На выходе из церкви все подходят к кустарнику и привязывают кусочки ткани, загадывая желание, и мы сделали то же. Потом отъехали километра три, сели в шашлычной, и нам подали такой шашлык, какого я никогда в жизни не ел. Гриша съел свой шашлык и сказал:
– Поеду развяжу свою ленточку, у меня желание уже сбылось.
Он очень много рассказывал мне о своей службе в послевоенном Берлине. Это были замечательные, очень колоритные рассказы. Я уговаривал его всё это записать. Увы, он этого не сделал. Такие бы были интересные мемуары о Берлине 1945–1946 годов!
Гриша в нашем цеху был самый старенький. Когда мне было тридцать пять, Хайту – тридцать восемь, Арканову – сорок три, Грише уже было пятьдесят три.
Я слушал, как он выступает, видел его успех и радовался, значит, и в 53 ещё можно хорошо писать.
А ведь бытует устойчивое мнение, что юмор – это дело молодых.
Сорокалетний Ильф писал: «Рудники нашего юмора стали иссякать». А ведь они с Петровым были уникально одарёнными писателями.
Популярный в 70-х годах артист Леонид Каневский (майор Томин из сериала «Следствие ведут знатоки») приехал однажды в гости к своему брату Александру Каневскому в Киев.
Зайдя в троллейбус, он начал шутить и всячески обращать на себя внимание. Дошутился до того, что водитель троллейбуса сказал по радио: «Развязно себя ведёте, Соломон».
Весь кураж у Л. Каневского тут же и закончился.
Мы были на гастролях в Перми. Вадим Дабужский обычно лежит в постели до двенадцати.
– Что, лежит и думает? – спросил меня Л. Новоженов.
– Да нет, просто лежит.
Когда-то, в 80-х годах, мы с куплетистом Вадимом Дабужским выступали в городе Белая Церковь. Моё было первое отделение, у Вадика – второе. Когда Вадим выступал, я пошёл на улицу. У афиши, где была написана моя фамилия, стояли два парня. Один спросил:
– Измайлов – это кто такой?
Второй ответил:
– Ты что, не знаешь Измайлова? Он же пишет Жванецкому.
Сижу дома, никого не трогаю. Звонок:
– Олю можно?
– Нет здесь таких, – вешаю трубку.
Снова звонок. Тот же голос:
– Слышь, мужик, не вешай трубку, это у меня последняя монетка. Оля – это моя жена, будь другом, запиши её телефон, позвони, скажи, что я сегодня ночевать не приду.
Возле ЦУМа видел объявление: «Курсы ясновидящих». То есть можно заплатить деньги и стать ясновидящим. Как анекдот рассказал об этом своему знакомому. Он сказал:
– О! Это то, что мне нужно.
Заплатил 200 долларов. Без толку отходил три месяца. Я его спрашиваю:
– Ну что?
Он говорит:
– Зато я теперь ясно вижу, что я – идиот.
В 1989 году мы с женой ездили в Японию. Однажды нас повезли в шикарный отель на берегу океана. Во время обеда на сцене туземцы исполняли свои танцы и песни. Особенно выделялся один танцор с большим животом.
После обеда мы с женой пошли в фойе и сели в два кресла, покрытые белоснежными чехлами. Рядом стоял диван, покрытый таким же покрывалом. Вдруг я увидел того самого толстого туземца, который босиком шёл по полу. Он подошёл к нам и улёгся на белый диван прямо с ногами.
Я сказал жене:
– Ты посмотри, прямо босыми ногами на диван, придурок.
– Сам ты придурок, – сказал туземец по-русски.
Мы разговорились. Оказывается, наш русский матрос сбежал с корабля и теперь живёт здесь, исполняя местные танцы.
Мы с Дабужским и Лукинским выступали в ночном клубе «Макс». Я сидел в зале, а Лукинский на сцене в полутьме изображал Арлазорова. Он подошёл к какому-то зрителю и стал кричать на него голосом Яна Арлазорова. И вдруг мужик тихо, но зло сказал Коле:
– Отойди, а то башку оторву.
Коля сказал:
– Понял, мужик, всё, отхожу.
Я сидел в середине зала, мимо меня прошёл этот мужик, матерясь и угрожая. Это был амбал, у которого шеи не было видно. Голова в шрамах сразу переходила в плечи.
Мужик вышел, приблизился к Дабужскому и сказал:
– У тебя валидола нет? А то довёл. Так что щас башку оторву.
Вадик перепугался и побежал ко мне жаловаться. Когда я вышел из зала, Коля, который сам не слабый, мастер спорта по боксу, пытался извиниться перед этим амбалом. Он хотел сказать «Извини, я не хотел обидеть», но от перепугу не мог произнести двух слов.
Амбал, величиной со шкаф, сказал:
– Ну всё, башку отстрелю, – и ушёл.
Коля рассказал мне всю историю, сказал, что тот пообещал всех поубивать.
Я сказал:
– Да ладно, Коль, нас сюда пригласил Виталик, он чемпион по дзюдо, держит этот клуб.
Я позвал Виталика и сказал, что нам угрожают. Виталик, атлет в шикарном костюме, сказал:
– Кто? Что? Здесь, в этом клубе? Да кто посмел? А ну, покажи!
Коля подвёл нас к перилам, внизу стоял амбал и грозно матерился.
Виталик сказал:
– Ой, блин! Давайте я вас выведу через чёрный ход.
После концерта ко мне подошли два сибиряка и попросили сфотографироваться. Мы сфотографировались. Один из них сказал: «Ну вот, вас когда-нибудь в Сибирь сошлют, а у вас там уже друзья».
Однажды мы выступали в одном концерте с Л. Ярмольником. Мы с Лёней знакомы очень давно и всегда друг над другом подшучивали.
Вот и здесь, на концерте, Ярмольник, объявляя меня, сказал зрителям:
– А сейчас выступает Лион Измайлов, автор этого придурка из кулинарного техникума.
Он не успел отойти от микрофона, как я вышел и сказал:
– Хочу только добавить, что этого придурка я писал с Леонида Ярмольника.
Лёня открыл рот, да так с открытым ртом и ушёл со сцены.
Когда-то, году в 1986-м, мы с А. Трушкиным писали сценарий полнометражного фильма для Центрального ТВ. Сценарий наш приняли и уже искали режиссёра. Был один режиссёр К., который сам написал сценарий (отвергнутый), и он жутко поливал наш фильм.
Начальство для нашего фильма нашло режиссёра В. Алейникова.
Мы стоим в коридоре. Идёт К., здоровается как ни в чём не бывало и спрашивает:
– Ну, как дела?
– Да вот, – говорю, – режиссёра нашли, поскольку сценарий, ты сам знаешь, плохой – режиссёра взяли хорошего, а когда напишем хороший сценарий – позовём тебя.
А.Э. Бронштейн лет тридцать был директором ДК МАИ.
В конце войны он работал у коменданта Берлина. Рассказывал мне:
– Зашли мы в помещение банка, а там пол завален советскими облигациями трёхпроцентного займа.
– И вы их взяли себе?
– Те, кто их взял, уже давно в могиле. И ещё мы видели комнаты, заваленные драгоценностями.
– Вы что-нибудь себе взяли?
– Кто взял, тот уже давно в могиле. Но зато я ездил на шикарной машине.
– Привезли её в СССР?
– Тот, кто привёз, тот уже давно в могиле.
– Вы-то что привезли?
– Я привёз деньги, снял себе квартиру в Москве, поехал в Сочи, все деньги прогулял и, как видишь, жив до сих пор.