Четыре долбанных года, в течение которых я не познал ничего, кроме горечи потери. Неужели мне потребовался столь долгий путь, чтобы получить свою силу? Силу Разума, свои проклятые двести единиц по стандартной шкале.
Я сидел на полу, скрестив ноги, и сцепив пальцы в замок, и медленно дышал. Закрыл глаза, открыл, и снова увидел их — нити. Они были повсюду, стены словно состояли из них. Впрочем, а ведь так оно и было, эти стены укрепил мастер Лоран. Здесь он проводил свои изыскания, так же проверяя свои способности на добровольцах. Здесь он создал подавитель, спасение и проклятие лисьего рода. Мы стали слишком сильно зависеть от этих полосок ткани, на которые был силой Разума нанесен узор. Даже лучшие из лучших среди мастеров не видели их структуры, и только копировали их.
Я же мог видеть. Видел переплетение нитей, что складывались в прекрасный строгий узор, видел, как часть этих нитей сращивалась с нитями разума тех лисов, что их носили. По сути, это был симбионт, полуразумный симбионт. Или все же паразит? Он не подавлял эмоции, он ими питался, впитывал в себя. Фундаментальная ошибка, совершенная мастерами. И эмоции не блокировались, а просто высасывались. Организм привыкал к отсутствию потрясений, и как только снимался ошейник, испытывал шок от их возвращения. Поэтому среди лисов все чаще рождались дефектные, неспособные испытывать эмоции. Уничтожалась сама лисья природа…
Поняв это, я сразу уничтожил вязь подавителя у себя на шее, хотя это было и не обязательно. Паразит попытался проглотить слишком много и умер, подавившись. О да, я ведь демон, даже мои эмоции ядовиты настолько, что умирают всякие вредные твари. Попытались бы у меня-биджу блохи поселиться.
Неужели мы, лисы, пошли ошибочным путем? Вместо того чтобы обуздать свои эмоции, сделать их своими союзниками, мы попытались избавиться от них. Преподнесли на блюдечке созданному Лораном подавителю, загнали себя в рамки правил, структур, уподобились волкам. Но ведь именно потому мы и выжили, разве нет? Расы, что пытались остаться самими собой исчезли, были истреблены идеальными солдатами — волками. А мы, лисы, выжили.
С другой стороны, выживали же лисы как-то и без подавителей. Что мне известно о том времени? Да ничего почти, и никто не знает, как же лисам удалось продержаться. Ведь мы уступали во всем, и физически, и технически, и численно. Но ведь мы держались! Наверняка ведь благодаря мастерам Разума, больше просто некому было сдерживать волны вражеских солдат.
А потом появился Лоран со своими подавителями. Обычный рыжий лис с силой разума аж в 120 единиц — огромная сила. Сейчас, не считая нас с Новой, самым сильным был лис Ордан, у него было 103 единицы. И то, он видел лишь нечто, смутно напоминающее многоцветные ауры, на которые он мог влиять на расстоянии. Нити видел только я.
Я вышел из комнаты, вдохнул полной грудью. Покосился на Нову, что спала, обняв какую-то огромную снайперскую винтовку. Судя по внешним признакам, в прошлом это была 23-мм пушка… Вот ведь сумасшедшая любительница калибра побольше. Я фыркнул, и потряс волчицу за плечо.
— Тебя выпустили? — она открыла глаза и посмотрела на меня. Я фыркнул еще раз.
— Попробовали бы не выпустить, я бы им тут локальный пиздец устроил. Как ты?
— Пузо мне зашили, все там зажило, а значит, нормально, — Нова повела плечами, хрустнула шеей и встала. Уперлась в потолок, замерев в довольно нелепой позе. — Что ж у вас потолки такие низкие…
— Просто кое-кто слишком много ел.
— Между прочим, у меня отличное соотношение роста и веса.
— Ага, два с половиной метра и двести с гаком кило.
— У меня кость тяжелая, — волчица фыркнула и встала на четвереньки. Я с гиканьем запрыгнул ей на спину.
— Н-но! — я «пришпорил» свою импровизированную лошадку пятками, отчего Нова издала странный кряхтящий звук.
— Спокойным ты мне нравился больше, — пожаловалась она, но послушно пошла к выходу. Прямо так — на четвереньках и со мной на спине.
— А мне нравится быть живым! Не представляешь, насколько!
— Ох, увидит тебя Алика, хвост-то надерет…
— Но-но, мой хвост — моя гордость!
— Вот за гордость твою тебя и оттаскают.
Вот так, перекидываясь всякими глупостями, мы и покинули здание командного центра. В лифт Нова не влезала даже без меня, так что, пришлось ей спускаться по лестнице. Опять же со мной на загривке, слезать я не собирался.
А на улице мы столкнулись с Аликой. Она приподняла бровь, склонив одно ухо набок, что в ее исполнении было равносильно отвалившейся челюсти и круглым глазам.
— А мы тут херней страдаем! — радостно выпалил я, мысленно продумывая план отступления. Шутки шутками, а я хвост только недавно расчесал.
— Я вижу. Ладно он, — лисица кивнула в мою сторону. — Ты-то чего?
— Подчиняюсь вожаку, — не слишком убедительно протянула Нова, не спеша, впрочем, разгибаться в вертикальное положение. Я немного подумал, и все таки слез с волчицы, после чего та рывком встала на ноги.
— Вожаку, значит, — Алика посмотрела на меня, тянущего лыбу и мысленно уже паникующего. Потом посмотрела на мой хвост, который я старательно прятал за спиной. — Подойди ближе, Курама.
Я замотал головой, прижимая уши. Лисица скрестила руки на груди. Я беспомощно посмотрел на Нову, но та одним взглядом сказала: «я предупреждала». Опустив голову, я подошел к Алике, и в следующую секунду чуть не поцеловал носом асфальт — она нехило так треснула меня по затылку. Видение включилось автоматически, и когда я выпрямился, почувствовал, как защемило сердце.
Нити, что опутывали лисицу, были изорваны, завязаны в узлы, спутаны. Вместо плотного клубка я увидел какую-то мешанину. Концы оборванных нитей вяло шевелились, некоторые касались друг друга и пытались связаться в узелок, но очень быстро распутывались обратно. Я вытянул руку, желая коснуться этих нитей, но Алика отшатнулась от меня. Моргнув, я перестал видеть нити, и с недоумением посмотрел на лисицу.
— Твои глаза покраснели.
— Я использовал видение, — я все еще держал руку вытянутой вперед, и Алика подошла ко мне, позволив коснуться ее плеча. — Мне надо кое-что рассказать мастерам. Это касается подавителя.
— Что-то важное?
— Важнее даже моей жизни, Алика. Даже моей жизни.
Разговор с мастерами вышел короткий, намного короче, чем я ожидал. Стоило мне рассказать о своих наблюдениях и выводах, как мастера сразу принялись совещаться. Всего за час было принято решение постепенно отказаться от подавителей, а новорожденным вообще их не давать — учить контролировать свои эмоции. Как мне пояснили чуть позже, проблема дефектных встала невероятно остро, но никто попросту не знал, почему такие лисы рождаются вообще. И мое короткое выступление стало тем мелким камешком, что стал причиной лавины.
Еще одной новостью стала победа в осаде Айронстоуна — волки отступили, не сумев прорвать оборону города-крепости. Число трупов перед стеной было настолько велико, что было решено просто залить все специальной огнесмесью, а всем лисам выдать по противогазу. Потери среди лисов были незначительными, удалось просто отсидеться за стеной. Впрочем, тут скорее спасла передислокация почти всей оставшейся артиллерии, да и гарнизон Айронстоуна составлял нынче аж триста тысяч лисов — все выжившие в наступлении части. Правда, о каких-либо наступательных операциях в ближайшее время все равно можно было забыть.
Впрочем, так ли нужны нам полноценные наступательные операции? Бесполезно бороться с волками за территорию, бесполезно убивать — их просто-напросто слишком много, и они слишком быстро восстанавливают свою численность. Сейчас по улицам столицы бродило от силы три десятка тысяч лисов. После наступательной операции нас осталось около семисот тысяч. Половина. Волкам придется заплатить огромную цену, чтобы разрушить Айронстоун, но кто сказал, что они не смогут этого сделать? Они — идеальные солдаты, которые не остановятся ни перед чем, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу — зачистить всю планету.
Я лежал на своей койке в выделенной квартире, на соседней мирно спала Алика. Нова улеглась прямо на полу, обняв свою винтовку, с которой она даже в туалет ходила. А я… я смотрел в потолок, изучая нити, что тянулись вдоль проводов, смотря на клубки тех, что жил выше. В правой руке извивались ничейные нити, просто созданные мною с нуля. Они ластились к моим пальцам, извивались, обвивались вокруг ладони. Все нити были белыми, а эти были теплого оранжевого цвета. Я чуть улыбнулся, чувствуя в своих руках некое подобие жизни.
Да… похоже, я и правда могу что-нибудь, да изменить. Обязан.
Глава 8. Жизнь
— Уеб…е их, бл…ь! Срочно! — прорычал я, вжимаясь в землю в маленьком овражке. Вокруг свистели пули, некоторые — к счастью, пока винтовочные — стучали по броне.
Громыхнула пушка Новы, которую лишь по недоразумению назвали тяжелой винтовкой, следом застучал тяжелый пулемет. Пара минометных взрывов прозвучали совсем рядом. Я выругался.
Классическая засада, ками их сожри. Мне головы поднять не давали, даже сила Разума была сейчас бесполезна — я мог воздействовать на связи в радиусе аж в двести метров, но вот сейчас как раз ни одной нити вокруг не видел. Волки тупо давили огнем из пулеметов, не давая высунуться, а я носил не штурмовую броню, чтобы спокойно бежать на крупнокалиберные пулеметы.
Вообще, по-дурацки как-то попались. Привыкли, что стоит мне добраться до нитей, как все, волки тут же начинают сражаться на нашей стороне. Да, я не мог пока удержать больше восьми тактических вожаков, да и то, лишь в течение суток. Нет, они не начинали стрелять в спину, но лишенные прямого командования, тактические вожаки, несмотря на наличие полноценного разума, были напрочь отучены проявлять инициативу. В итоге, если я терял контроль над нитями, они выполняли последний полученный приказ, а выполнив его, окапывались. Хорошо хоть, по лисам не стреляли, я попросту изменял в их разумах понятия враг/друг на диаметрально противоположные.