Лис поднял стакан, выпил. Я повторил, чуть поморщился от не самых приятных ощущений — все же я привык к вину, ну или пиву.
— Это он должен был быть главнокомандующим, а не я. Но он любил корабли, открытую воду… Мечтал о том, что станет адмиралом и будет командовать флотом.
— Адмиралом? — осторожно спросил я. Не хотелось сбить лиса с настроя или показаться невежливым. Не сейчас.
— Да… старая система званий. Это сейчас флотские упразднили, для удобства и упрощения структуры. Хотя, ты должен был понять — моряки все еще пользуются старой системой.
Я кивнул и тут же вспомнил Джею. Она была лейтенантом-канониром… Я пропустил проводы. Умерших не хоронили, а сжигали, прах развеивали. Я не мог присутствовать, был без сознания, но все равно чувствовал себя виноватым.
— Он мечтал быть адмиралом, но я считал, что ему место в штабе командования. Он был гениальным тактиком, стратегом, хотя и утверждал, что я — лучше.
Неожиданно Юджар с грохотом ударил стаканом по столешнице.
— Это он должен сейчас сидеть здесь! Он! А не я! Это я разменял двести тысяч жизней на одну, это я отдал приказ подорвать термоядерные бомбы!
Я отшатнулся, выронив стакан. Тот выдержал, но звук удара заставил старика замолчать. Он осунулся, дрожащей рукой налил в стакан водки. Посмотрел на меня. Я торопливо поднял свой и поставил его на стол.
— Это на моих руках кровь миллионов… Миллионов лис, понимаешь? Я — главнокомандующий. Я должен был тщательнее оценивать возможные последствия. Но я ухватился за шанс окончить войну одним махом, и потерял все.
Я не донес стакан до губ. Прижимая уши, я смотрел на Юджара, а тот лишь хмыкнул, подперев голову рукой.
— Да, Курама… Это был план моей разработки. Это я отправил всех вас тогда в наступление. Я виновен во всех этих смертях. Убьешь меня?
Я отрицательно замотал головой, круглыми глазами смотря на лиса. Тот вздохнул, прикрыл глаза ладонью и мелко затрясся.
А я сидел, сжимая полный стакан в руке, и не знал, что мне делать. В голове было пусто, а в груди вновь что-то сжалось, словно от холода.
Я совершенно не знал, что мне делать.
Прошло… сколько прошло? Неделя, две, может больше. Я не следил за временем.
У лисов нет траура. Нет поминок. Равно как и нет праздников, исключая день рождения. Когда-то, давным-давно отмечали Новый год, но прекратили — смысл? Каждый год похож на предыдущий, все та же война, все те же проблемы. С тех пор у лисов не осталось праздников. Нет памятных дат. Только одна проклятая бесконечная война, с каждым годом становящаяся все более и более вялой. Не потому что сторонам она надоела, нет — ресурсов нет. Лисы исчерпали наступательный потенциал, а у волков его просто не хватит. Использовали бы они флот — наступил бы лисам конец, а так…
С каждым прожитым годом я убеждаюсь все больше в том, что у нас, лисов, фактически нет шансов. Мы проигрываем по всем пунктам. Мы потеряли инициативу, мы потеряли солдат, технику, у нас слишком мало ресурсов. Наши корабли еле тащатся, так как им не хватает топлива. Штаб окончательно перенесли в Айронстоун, лисы перебираются в города поближе, бросая те, что стоят на окраине нашей территории. Корабли ставятся на прикол, но не для модернизации.
Линкор хотят разрезать на лом, так как содержать его уже нет возможности, а металл можно использовать для армии. И что самое ужасное, что заставляет меня поджимать хвосты — предложили это сами моряки. А ведь этот корабль для них — настоящая легенда, жемчужина флота. Насколько же отчаялись лисы?
Насколько отчаялся я, если начал экспериментировать на добровольцах? Одного я уже убил, случайно разрушив его разум своим воздействием. Это произошло настолько неожиданно, что ни я, ни Нова не успели среагировать. Лис умер, к счастью, без мучений. Я надеюсь, что без мучений.
Помимо собратьев я экспериментировал на животных из леса. В наспех сооруженном зверинце содержалось десятка полтора зверушек, была и тройка лис. Не знаю, зачем я пытаюсь воздействовать на них… Только время трачу.
— Бессмысленно, — пробормотал я, почесывая лиса за ухом. Тот жмурился и урчал, иногда повизгивая, да и вообще был игривым и веселым. Правда, Нову он не любил — постоянно кусался и огрызался.
— В принципе, бессмысленно все, — волчица отодвинула стол к стене и накрыла его пленкой. — Жизнь, смерть, война. Все.
— Тогда зачем мы все это делаем?
— Я живу, чтобы служить вожаку.
— И все? — я мотнул головой в сторону, намекая на ее многочисленных, хм, партнеров.
— Ты часами сидишь в тире. Алина может сутки напролет лежать на крыше с одной кобурой на бедре. Юджар любит вино. Гордон постоянно сидит в мастерской.
— Я понял, — я посадил лиса в корзинку и накрыл ее пледом. Звереныш пошуршал подстилкой, поскреб стенки корзинки когтями и затих. — Каждый развлекается, как может.
— Именно, — Нова надела плотные перчатки. Ей часто приходилось ползти на четвереньках, так как абсолютное большинство коридоров были для нее слишком низкими, вот она и стала носить перчатки.
— Так получается, смысла жизни нет?
— Смотря что ты вкладываешь в эти слова. Кто-то видит смыслом жизни поиск нового. Кто-то — как я — служение кому-то. А что видишь смыслом жизни ты?
— Окончание войны.
— Нет. Это цель, она конечна, и может быть достигнута. Смысл — это процесс, в основном бесконечный. Смысл жизни должен определять, ради чего ты живешь.
— Получается, что до сих пор я преследовал цели?
— Получается, так.
Я задумался, повел ушами.
Каков он, мой смысл жизни?
Я хочу вернуть эмоции Алике, но это — цель. Я хочу остановить войну, но и это — тоже всего лишь цель. А ради чего я живу? Ради достижения этих целей? А что будет потом? Чисто потенциально — я бессмертен, как и все лисы. Перенос разума — процесс возобновляемый и неограниченный. Как-то Юджар рассказал мне про «скуку бессмертия»: будучи бессмертным, ты можешь достичь любой цели, добиться чего угодно, но ради чего ты сохраняешь свое бессмертие? Достигнув всего, бессмертного обуревает скука. Он все получил. Он всего достиг. Но ему незачем жить.
— Я… Я живу, чтобы жила моя раса.
— Лисы?
— Не только, — задумчиво пробормотал я.
Если я попал сюда, значит, я когда-нибудь найду способ попасть и в родной мир, ведь так? Пусть мир шиноби мне отвратителен, но там живут другие биджу. Да, я живу ради своей расы. Но ведь я не только лис, частично я — биджу. Как знать, может, мои невероятные способности объясняются именно моей природой? Это очень красивая теория, но верна ли она? Узнать невозможно.
— Понятно, — Нова фыркнула, покосилась на корзинку. Судя по звукам, лис мирно спал. — Понесешь?
— Понесу, — я осторожно поднял корзинку и, стараясь не раскачивать ее сильно, покинул исследовательскую. С некоторых пор слово «лаборатория» вызывало у меня резко негативные эмоции.
Лиса я сдал на руки смотрителям зверинца. Тот совсем освоился и вообще вел себя так, словно это он — хозяин и глава всех вокруг. Хорошо хоть, он один такой, остальные звери как-то поспокойнее будут.
— Брат! — из-за грузовика, стоящего посреди улицы, выглянул Ли и призывно махнул рукой. Пожав плечами, я пошел к лису, Нова как обычно увязалась следом.
— Ли, — я улыбнулся другу, но улыбка вышла натянутой. Серый лис сразу это заметил и нахмурился, полуприжав уши.
— Кошмары?
— Видишь сквозь мех, — я вздохнул и потер глаза пальцами. — Не волнуйся, думаю, это пройдет.
— Ку, это пройдет, если ты с этим будешь бороться, — Ликор тихо фыркнул, скрестив руки на груди. — Нова, хоть ты ему скажи, что ли.
— Слова не имеют смысла, когда их не слышат.
— Брат, послушай, — Ли опустил руки мне на плечи и встряхнул. — Мы все теряли близких. Каждый проживший больше полусотни лет видел геноцид.
— Но ни один не видел резни, когда лисы рвут друг друга, — я отвел взгляд.
— Так, пошли, отойдем, — серый потянул меня за рукав куртки, я чуть не упал, но пошел следом. Нова осталась, обернувшись, я увидел, что она помогала с погрузкой каких-то ящиков.
Мы остановились возле скамейки, одной из многих, стоящих вдоль аллеи. Меня сильно удивляло то, что в Айронстоуне не было деревьев, да даже кустов — только клумбы, и те, словно на платформе.
— Брат, — Ли усадил меня на скамейку и сел рядом. — Прекращай.
— Я не могу прекратить, Ли, — я уперся локтями в колени и вцепился в уши. — Я ведь их убил. На моих руках их кровь. Они приходят по ночам, стоят вокруг и молчат.
— Я вижу, что ты не высыпаешься.
— Да черт с ним, со сном! — взорвался я. — Меня мертвые преследуют, понимаешь? Мертвые! Я…
Я не успел среагировать, и кулак Ликора влетел мне в скулу. Когда в глазах перестало двоиться, я с недоумением посмотрел на лиса. Тот демонстративно тер кулак.
— Лучше?
— Если бы прямой с правой был лечебным — у медиков поубавилось бы работы.
— Шутишь — это хорошо. Курама, если ты думаешь, что мне не понять, каково это — убивать тех, кто тебе близок, то ты глубоко ошибаешься. На войне, особенно такой, как наша, возможно все. Да, я не убивал сотен, но близкого друга — пришлось. Правда, не убить — добить. Так что, мои руки тоже в лисьей крови, брат. Но если ты зациклишься на этом — ты рискуешь пропустить жизнь. Пропустить те редкие мгновения, когда хочется жить даже в нашем проклятом мире. Призраки преследуют не потому, что ты их убил, а потому, что считаешь, что сделал это просто так, поверь моему опыту. Потому что считаешь, что умерли они ни за что. Но ведь это не так. Вспомни длинные очереди добровольцев. Вспомни, как они составили и подписали соглашение. Вспомни все это и пойми — за тебя отдадут жизнь многие. Потому что верят, что ты сможешь изменить существующее положение вещей. И я верю, Курама. Верю в тебя, твои возможности, твой потенциал. Не хорони его в своих страхах. Ради Алики, хотя бы.
Похлопав меня по плечу, Ликор ушел. А я сидел и боялся пошевелиться, прокручивая в голове его слова, от начала до конца, раз за разом. Я не ожидал от этого веселого, жизнерадостного и достаточно непосредственного лиса подобного разговора. В очередной раз мне показалось, что я совсем ничего не знаю о тех, кто меня окружает. Впрочем, а важно ли мне это знать? Важно ли мне было знать, что Ли когда-то добил своего друга? Важно ли знать, почему он это сделал?