Отработанным движением я достал новый подавитель и заменил начавший выгорать. Такими темпами мне их не хватит, и придется просить у других. Вообще, в этот раз они работали намного активнее, отсекая буквально все эмоции, отчего я чувствовал себя этаким автоматом, что наводит пушку, жмет на педаль спуска, ищет цели, снова наводится и так далее. Не сказать, чтобы это было плохо — я был наводчиком единственной надежды на быстрый прорыв, маленькой, но удаленькой танкетки МТС2 «Ракушка». Мне сейчас нельзя было поддаваться эмоциям. Но, честно, мне нравилось быть живым, чувствующим, а не деталькой к автоматической пушке.
Долгие полчаса мы прорывались к стоящему в конце улицы пятиэтажному зданию. Это была самая высокая точка в городе, строение устояло только благодаря своей конструкции — оно изначально строилось как опорный центр обороны. А ведь нас атаковали еще и с флангов, из зданий, даже из-под земли — диггеры не справлялись с задачей, и в данный момент отступили для перегруппировки и пополнения запасов взрывчатки и специальных гранат. Связь удалось восстановить достаточно быстро — второй взвод шестой роты совместными усилиями уничтожил волчью станцию глушения.
Одну из танкеток нашей роты уничтожили, как и оба сопровождающих его отделения. По нашей «Ракушке» так же попали один раз, но, к счастью, по касательной — была повреждена ходовая. Пришлось перенатягивать гусеницу, несколько ее траков тупо сплавились от кумулятивной струи, да и катки менять пришлось. Хорошо хоть, запас запчастей для ходовой танкетки возили с собой, сзади. В процессе я, мехвод и еще пара лисов из первого отделения знатно измазались в масле, но зато наша главная огневая мощь была снова на ходу.
А вот с патронами были проблемы. Для пушки осталось где-то четверть боекомплекта, для пулемета — и того меньше. Пулеметчик из моего отделения пообещал поделиться пулеметными лентами, но у него самого их оставалось две с половиной штуки, считая резервную, которую он обмотал вокруг пояса еще на базе.
Вообще, мы потихоньку выдавливали волков из пункта, методично зачищая территорию. Потери были, но безвозвратных — не так уж и много. Ведь для нас главное что? Дожить до медика, а там либо на лечение, либо в принудительную кому и на смену тела. Поэтому мы до сих пор держимся, несмотря на преимущество волков в восстановлении своей численности. Но это осознание этого факта никак не помогало мне, если быть честным. Когда на моих глазах лису из моего отделения отстрелил ногу снайпер, мне потребовался новый подавитель. Его унесли очень быстро, медики шли буквально по пятам, оттаскивая раненных и убитых.
— Отделение, закрепиться на позиции! Ждем подкреплений! — прокричал Энцо, постоянно поправляя повязку напротив левого глаза. Случайный осколок лишь чудом застрял в кости черепа, а не проник в мозг, однако, лис отказался от госпитализации, лишь накачавшись обезболивающим.
Лисы вяло отрапортовали о получении команды и расползлись по укрытиям, я откинулся назад, насколько это было возможно в тесной башне.
Бой опустошал, как физически, так и морально. Казалось, что сложного — сиди да постреливай, но нет… каждую смерть среди этих, в общем-то, малознакомых лисов я ощущал очень остро. Словно умирал друг, пусть будущий, но тем не менее! Безвозвратные потери среди наших двух отделений составили шесть единиц. Единица… как обезличено называли солдат в нашей армии. Специально так сделали, чтобы командирам было проще отдавать приказы, каждый из которых практически всегда приводил к смертям.
Я пальцами нащупал подсумок с подавителями. Три штуки осталось, после чего придется искать замену. В начале наступления у меня их было десять. Наступление длилось полтора часа. Что-то около тринадцати минут на подавитель, чуть меньше. Зато я сохранил холодный рассудок тогда, когда это действительно было нужно.
А каким был бы этот бой, если бы я не сидел на месте наводчика танкетки? Я бы точно так же боязливо жался к укрытиям, боясь высунуть и уха, стрелял вслепую, просто чтобы обеспечить плотность огня? Так же вздрагивал бы от каждой пролетевшей мимо пули, как это делали молодые солдаты из обоих отделений? Скорее всего, так. Я уже давно изменил свое мнение о «Ракушке», это была простая, надежная, крепкая машинка, отлично справляющаяся со своей задачей. Словом, именно такая, какой была и вся техника лисьей армии. Заметив подаваемые Энцо знаки, я откинул люк и спрыгнул на землю, пошатнувшись — от долгого сидения затекли ноги.
— Так, отделение, — сержант отложил рацию в сторону. — Перерыв на перекус. Смочите пасти из фляг, погрызите энергетические батончики, но пайки не вскрывать! Чем более пустым будет желудок, тем меньше шанс заражения, если попали в живот.
— Сержант, вот надо было вам аппетит испортить? — проворчал я, откладывая так и не вскрытый энергетический батончик.
— Знаешь, если это спасет кому-нибудь из вас жизнь — я и не такое вам расскажу, — пообещал мне лис и, словно издеваясь, с аппетитом вгрызся в батончик. Я сглотнул, чувствуя бунт в животе, и отошел подальше. Вот ведь… стальное пузо, чтоб его.
— Бя, что туда напихали? — лисица, свесив язык и скривившись, посмотрела на батончик. Я посмотрел состав.
— Белковые структуры, клетчатка, сухое молоко, яичный белок, витамины десяти видов. Э… простите, целлюлоза? — я круглыми глазами посмотрел на лисов и лисиц, разом побледневших настолько, что было видно даже под мехом. Только сержант остался с мордой-кирпичом, правда, батончик все-таки отложил и вчитался в состав на упаковке. А потом дал мне крепкого подзатыльника.
— Дурак ты, Курама, и шутки у тебя дурацкие.
— У меня так написано, — обижено пробурчал я, потирая затылок и прижимая уши. Энцо посмотрел на состав моего батончика и очень подозрительно хрюкнул.
— Ыть, какая милая опечатка. Включили в состав самого батончика состав упаковки.
— Две шерстинки с одного хвоста, — лисица — хотя какое там, лисичка, рост метр сорок с копейками — показала нам с сержантом язык. В ответ я скорчил гримасу попротивнее, но, кажется, получилось посмешнее, ибо отделение дружно заржало.
— Да вы кони, а не лисы, — я надулся, скрестив руки на груди и смотря на веселящихся товарищей исподлобья.
— Ладно, отделение, повеселились и хватит, — все еще посмеиваясь, произнес сержант, и все тут же успокоились. — Языки все смочили? Скоро до нас подкрепление доберется, и да, Курама, тебя заменят.
— Да я не против, — я фыркнул, дернув ухом.
— Нашим коробочкам отводится решающая роль в штурме объекта Цитадель, мы же должны прикрывать их от волков с противотанковым, ну и обеспечить свинцовый шторм. Патронов не жалеть! Чем плотнее мы прижмем противника, тем проще ударной роте будет проникнуть на объект!
— Так точно! — уже более синхронно ответило все отделение, после чего я услышал шорох позади.
— Свои! — раздался женский голос из-за обломков, на которые тут же нацелились все автоматы и пулемет.
— Свои в такое время дома сидят, хвосты вычесывают! — крикнул в ответ Энцо, за что заработал крайне удивленные взгляды. В ответ он знаком приказал опустить оружие.
— А мне этого и не надо, мой хвост и так круче, чем твой! — из-за обломков вышла лисица в тяжелой броне штурмовика, под мышкой она держала шлем с защитным забралом. Из-за плеча торчал толстый ствол.
Шлем у меня в свое время вызвал множество вопросов — у него был визор из прозрачного полимера, покрытого с внешней стороны отражающим материалом. Все бы ничего, но этот визор на взгляд простреливался даже из автомата. Только потом я понял, что штурмовикам в голову даже снайперы редко стреляют, слишком велик шанс попасть в толстенный титановый шлем. К слову, броня штурмовиков была единственной в армии лисов, снабженной активным экзоскелетом, а потому любой штурмовик мог на кулаках положить парочку волков.
Было бы у нас этих костюмов не полторы тысячи, а хотя бы десять — хана была бы волкам, а так… К слову, устав предписывал делать что угодно, но костюм возвращать, пусть даже и по частям — производить их мы пока не могли по причине отсутствия каких-то там материалов или датчиков. Даже один в хлам убитый экзоскелет — это как минимум запчасти для других.
Пока я предавался размышлениям о том, как было бы круто надеть такую броню и кулаками выбивать зубы волкам, лисица-штурмовик приблизилась к нашему сержанту, резко притянула его к себе и потерлась носом о его нос. Да, это вам не людские слюнявые поцелуи, у нас, лисов, все по-другому.
— А я тебе говорила — носи нормальный шлем с забралом! Вот будешь теперь одноглазым всю жизнь! — лисица была очень недовольна, а я неожиданно понял, что она не носит ошейника — ворот был опущен, и было видно ее шею.
— Ой, да ладно тебе, сделают мне новый глаз, будет круче прежнего! — сержант фыркнул.
Я открыл рот, думая задать терзающий меня вопрос, но потом передумал. Однако мои метания лисица заметила мгновенно.
— Чего тебе? Спрашивай, я не кусаюсь.
— Эм… а все штурмовики подавителей не носят?
— О, заметил? А ты сам как думаешь?
— Ну, менять сгоревший будет неудобно, — осторожно сказал я, чувствуя себя несколько странно. Словно столкнулся с кем-то очень сильным, не физически, а волей.
— В точку. Хм, где-то я твой запах чуяла, — лисица подошла ко мне и довольно бесцеремонно ткнулась носом мне в шею. Я замер, не зная, как себя вести. — А ты не Алики-ли подопечный? Курама, так?
Я круглыми глазами посмотрел на лисицу, чувствуя, как у меня отваливается челюсть. Штурмовик самодовольно оскалилась, задорно поставив уши торчком.
— Я тебя потом на базе найду, жди.
— Эй, мне начать ревновать, или уже поздно? — весело поинтересовался Энцо, отвлекшись от разговоров с новым наводчиком.
— Да ну тебя, сержант, — я фыркнул. — Шуточки у тебя дурацкие.
— Зато я — не дурак, — рассмеялся лис, а я вдруг понял, что он чувствует огромное облегчение. Но не от того, что его лисица ко мне ничего не питает, а от самого факта ее присутствия. Кажется, она для него была важнее целого взвода, что пришли вместе с ней.