В Лисе поговаривали, что в те редкие моменты, когда бар пустовал, Рэй, как припадет охота, выходила на задний двор с ведром и выжимала в него смертельный салат, будто мокрую тряпку, а набрав полное ведро мочи Гроута, добавляла ее в пивные бочки, чтобы хватало на подольше. Обитавший на чердаке паба Айк лучше других знал, так сказать, кухню «Стилл-Кроссинга», чтобы принимать это обвинение на веру: он ни разу не видел и не слышал, чтобы хозяйка такое делала. Однако он отсутствовал по целым дням и не мог за всем уследить: откуда, скажите, взялись эти горчичные пятнышки, плавающие на поверхности жижи? Даже ничтожный риск хлебнуть пива, сдобренного мочой Гроута, был для Айка чересчур. Он отодвинул кружку.
Из-под куртки он извлек серебряный столовый набор – перечницу и солонку – и пододвинул хозяйке салуна. Набор завалялся в дальнем углу буфета в одном из брошенных таунхаусов возле Турмалайн и своей изысканностью мог оскорбить революционные вкусы некоторых горожан. Однако Айку находка понравилась: в самом деле, если не сущее удовольствие и подлинная роскошь иметь прекрасную вещь в хозяйстве, тогда что прикажете считать подлинной роскошью? И кто не хочет купаться в роскоши и удовольствиях? В будущем Айк твердо решил обзавестись двумя такими наборами для себя и Доры, чтобы один ставить на стол, а другой припрятать подальше и получать удовольствие от сознания, что он у тебя есть.
Рэй, не только его хозяйка, но и надежная скупщица, заворковала при виде солонки и перечницы:
– Какая прелесть! – Она проворно спрятала серебро в свой фартук. – Отличный товар, живо уйдет.
Айк кашлянул и слегка кивнул на смердящее пиво. Рэй поворчала, будто он только что не отдал ей серебра простым весом дороже, чем все прогнившие доски и лопнувшие устричные раковины «Стилла», но забрала кружку и вылила пиво обратно в бочонок. Вынув из-под стойки свою личную бутыль, Рэй сперва хлебнула виски сама, а потом плеснула в пустую кружку примерно на палец и толкнула ее Айку:
– Пожалуйте, ваше величество!
В присутствии Рэй утихали самые буйные. Миниатюрная – в ней не было и пяти футов росту – хозяйка салуна отличалась величественнейшей черной с проседью шевелюрой, окружавшей плащом ее плечи и ниспадавшей на спину, и ее привычная поза – с согнутой спиной и с ладонями на стойке – не оставляла иллюзий насчет того, кто тут главный. Айк уважал Рэй и восхищался ее преданностью и беззаветной любовью к полоумному мешку костей, которого она называла своим мужем. А еще Айка занимала способность Рэй вечно пить и вообще не спать. Гораздо лучше было иметь ее в союзницах, чем в недоброжелателях. Если кто когда и накормит неучтивца смертельным салатом, это скорее сделает Рэй, чем ее Гроут на своих костылях: под барной стойкой у нее лежала дубинка, ощетинившаяся двухдюймовыми гвоздями.
– Что слышно, Рэй? – поинтересовался Айк.
– Ничего, Айки, – ответила Рэй. – Все тихо.
– Это хорошо.
Чем дольше перекрыт Великий Тракт (уже две недели), тем лучше для искателей приключений вроде Айка. Пока солдатам есть чем заняться, волноваться приходится лишь о всяких волонтерах вроде того толстозадого, которого Дора шуганула на днях.
Однако прекрасное времечко долго не задержится. Каждый день временное правительство печатало новые сводки, обещая, что революция вскоре возобновит свое победное шествие. Даже когда сбежавшие дипломаты разнесли новость о перевороте по всему континенту и там не одобрили случившегося, в результате чего все меньше иностранных кораблей проходили мимо сторожевых башен залива в порты Фейр, даже когда жизнь и торговля на городских рынках практически замерла по причине отсутствия товаров, в сводках утверждалось, что разрозненные части лоялистов вот-вот капитулируют и конфликт будет завершен. Временное правительство уверяло, что съестные припасы и разнообразные товары вот-вот хлынут в город, и пока ему верили: докеры постоянно находились на своих местах в порту, а заводские по утрам по-прежнему приходили на фабричные дворы. Как только обстановка придет в норму, сразу закрутят гайки. Айк про себя радовался, что до сих пор не затянули.
– Мне это не нравится, – вдруг сказала Рэй.
– Чему тут не нравиться?
– У этих возле Тракта целая армия, а у тех, кого отсюда вышвырнули, только по собственному комариному х…ру, так почему все затягивается?
– Какая разница? Пусть себе тянут, а мы пока свои дела сделаем. В сводках пишут – все закончится со дня на день.
– На заборе тоже пишут, только вот за ним дрова лежат!
– Ну, это твое дело, – сказал Айк.
– Написать можно что угодно, Айки, необязательно правду. Слишком уж все легко – от этого становится не по себе. Не теряй нюх, не расслабляйся.
Это уже попахивало оскорблением.
– Я никогда не терял нюха, Рэй. Я не какой-нибудь приблуда. У меня такой острый нюх, что я весь в порезах сверху донизу!
– Уже многих скрали, – проскрипел не просыхавший завсегдатай «Стилл-Кроссинга», сидевший рядом с Айком. Пьяницу звали Марл. Крупный, опухший, с пятнами на щеках, Марл безвылазно торчал в «Стилле». Без него стало бы пусто, все равно что исчезла бы треснувшая барная стойка.
Слева от Марла сидел Элджин, сгорбившись над почти опустевшей кружкой и опустив набрякшие веки. В своих драных фуфайках и заношенных обтрепанных штанах Элджин напоминал бесформенный серый мешок. Он не был таким разбухшим, как его собутыльник, зато с такими же пятнами на щеках. Когда Элджин двинулся на стуле, Айку показалось, что он расслышал бульканье.
– Кха-ха-ха, – закряхтел Элджин. – Эт’ правда.
– Кучера знакомого, – подхватил Марл, – садовника знакомого, молочника опять же. И других еще, много кого.
Элджин кивнул, заходясь в кашле:
– Кха! Кхе!
– Достал уже! – вскинулась Рэй, отвесив ему затрещину. – Нечего тут мокроту харкать!
– Это из него болезнь выходит. – Марл треснул Элджина по спине, отчего тот опасно покачнулся на стуле. – Его даже холера не взяла, скажи, Элджин?
– Эт’ правда, – грустно отозвался Элджин, будто сожалея о таком исходе. Затевать беседы по душам с персонажами, которые большую часть пропитания получали из пивных бочонков Рэй, было неблагоразумно, но Айк не мог унять беспричинной смутной тревоги.
– Вы что, мужики, перебрали? Что за туфту вы несете? Каких еще людей «скрали», кому надо…
– Если за мной придут, смертельного салата в пасть набью! – рявкнул Гроут, заставив всех замолчать. От толчка его тощих коленей стол подпрыгнул, и устричные раковины с тарелки присоединились к своим предшественницам на полу салуна. – Морды расквашу и салатом накормлю!
– Не кипятись, Гроути, – сказала Рэй, мешкотно семеня из-за стойки и останавливаясь рядом с мужем. – Нужды нет. Никто не посмеет тебя отсюда забрать, – и она погладила его костлявое плечо.
Гроут угрюмо заморгал в мутное оконное стекло. Вспышка гнева отняла у него последние силы. Он с усилием засопел.
– Хотят не хотят, а сожрут все до крошки, – пробубнил он.
– Сожрут, сожрут, – успокаивала мужа Рэй, гладя его по плечу.
– Да вы что, сговорились надо мной прикалываться? – снова начал Айк, на этот раз негромко, чтобы не вызвать гнева Гроута. – Молочника у них похитили! Да кому он сдался, ваш молочник?
Это казалось бессмыслицей: без молочника не дождешься молока, зачем его похищать?
Гроут понемногу впал в свой обычный ступор, и Рэй вернулась за стойку.
– Я тоже слышала. Многие поисчезали, кто раньше в богатых домах служил или при прежнем правительстве. Может, сбежали вместе с… – не закончив, она снова отхлебнула виски, перевела дух и поставила бутылку. – Разные слухи ходят.
– Никуда они не сбежали, – вмешался Марл. – Их похитили, и ты это знаешь. И знаешь кто…
– Мне на коленках вас умолять или как? Что происходит?
Рэй и забулдыги избегали встречаться с Айком взглядом – так прохожие старательно отворачиваются при виде похоронной процессии. Айк заметил, как у Рэй на щеках ходят желваки, и его тревога усилилась: не в характере хозяйки салуна было умалчивать сплетни.
– Что-то в глотке пересохло. – Для вящей наглядности Марл провел рукой по губам. От этого движения у него отскочила прищепка подтяжек, и серая лямка уныло повисла. – Купил бы ты мне выпить, сынок, этого нектара, как у тебя и Рэй. Мне и Элджину. А у нас бы, глядишь, языки и развязались.
Айк мог и сам догадаться, чего будет стоить их откровенность. Ему пришлось поставить им аж по три порции – на целых шесть пенсов! – прежде чем он услышал, как Корабль-морг, стоявший на вечном приколе, вдруг отошел от пристани и начал бороздить моря и веси.
Корабль-морг
Прошлой осенью, почти год назад, когда Корабль-морг со своим сторожем Зейнсом и трупом преступника Йовена исчез из порта, высказывались мнения, что старую посудину сорвало с прикола, и она продержалась на воде пару часов, пока дрянной корпус, лишенный поддержки пристани и швартовов, не сложился внутрь, после чего в трюм хлынула вода, затопив Плавучий морг и увлекая его на дно Фейр. При этом никто не видел, как корабль отошел от пристани.
Все, что знали в городе, – только что Плавучий морг стоял у причала, а теперь его нет.
Однако Фейр была чрезвычайно туманной, темной, глубокой и грязной рекой, особенно ниже Южнилы, в месте своего впадения в океан.
Облетевшая город новость об исчезнувшей местной достопримечательности была подхвачена с редким ажиотажем. Айк помнил эту историю – она даже попала в газеты. Люди приходили на пристань постоять и поглазеть, на высоком западном берегу собирались настоящие толпы, но как ни высматривали зеваки корпус корабля, вытягивая шеи в надежде различить знакомые очертания под глянцево-зеленой водной поверхностью, на дне ничего не было. Рыбаки выходили на самую середину реки и опускали в воду свои длинные весла, но ничего не нашарили.
Постепенно интерес к событию спал. Появились другие сенсации: Селандайны, кошки-талисманы отеля «Лир», пропадали одна за другой; иностранные рекруты нового набора понесли серьезные потери в живой силе, вследствие чего правительство Короны обратилось к старослужащим с призывом продлить контракт; Национальный университет закрылся из-за студенческих протестов. Все это произошло почти год назад.