Сгорбившись, будто под сильным дождем, старик снова потащился к выходу, поддерживаемый своим компаньоном. На ходу он бросил взгляд в сторону Семнадцатой. Его голубые глаза встретились с ее голубыми глазами, и старик еле заметно ухмыльнулся. Он что-то прошептал сопровождающему, тот кивнул, и они вышли на улицу.
Кошка спокойно встала и потянулась.
Компаньон старика, положив руку на кобуру на бедре, вернулся в вестибюль и направился к кошке. Семнадцатая спрыгнула со стойки, сбросив с подноса несколько писем, и потрусила, не особенно торопясь, мимо кресел консьержей в служебное помещение. Остановившись перед дверью на улицу, Семнадцатая мяукнула номерному, который сворачивал сигаретку, прислонившись к стене, и тот открыл кошке дверь:
– Будь благословенна, подруга.
Семнадцатая выбежала на улицу, в город.
Оставив позади район дорогих отелей, кошка направилась на юг. Она пробиралась дворами, позади конюшен, мусорных баков и выгребных ям. Чтобы одолеть высокие заборы, она забиралась на тюки сена или ползла по грязи, протискиваясь под изгородями. Во дворах она держалась тени вязов, или кралась по-за кучами мусора, или пряталась в зарослях подмаренника, росшего вокруг помойных ям. Если бы оборванные мальчишка с девчонкой заметили Семнадцатую, они бы громко озвучили свое восхищение: выхоленный талисман «Метрополя» походил на пуховку из пудреницы, хотя вел себя совершенно иначе.
Но так как операция требовала стать невидимой, никто кошку не увидел.
Два беспризорника в переулке за два квартала от «Метрополя», упоенно любовавшиеся белым шелковым шарфом, который они стащили из богатого экипажа, не заметили Семнадцатую.
Кучер оставил дверь кареты открытой, провожая престарелого пассажира в «Метрополь».
– Просто шел и нашел, Зил! – бахвалился воришка. – Это и кражей назвать нельзя.
Конюх на конюшенном дворе, жаловавшийся второму работнику, что сосед украл у него простыни, тоже не заметил Семнадцатую.
– …Сдернул прям с веревки, а я углядел их у него на постели через окно! Ну никакого стыда! Я пожаловался зеленой повязке, а тот мне – у него, дескать, и так работы не обобраться! А я ему толкую, что меня самого обобрал простынный вор! Где ж закон хоть какой-нибудь? – обижался конюх.
Сборщики утиля, рывшиеся в мусорных бочонках в соседнем дворе, тоже не увидели Семнадцатую. Они говорили об армии и спрашивали друг друга, что сталось с Гилдерсливом и настоящей армией, а не со сбродом Кроссли и прочей студенческой сволочью.
– Кричат, теперь все равны, и тут же отдают тебе кучу приказов! Те, кто сейчас убирает навоз, и при прежней власти убирали навоз! Всех перемен – мяса днем с огнем не достать и нет констеблей окоротить воров!
Гроут тоже не заметил Семнадцатую.
– Корабль по ночам плывет где хочет… И нет ему преград и заслонов… – задумчиво бормотал он, подпершись костылями на заднем дворе «Стилл-Кроссинга» и орошая Мочевой столб.
Но белая кошка – Прекрасная Шпионка, Истребительница, Талмейдж XVII – видела всех и вовремя укрывалась от них, да и слышала все прекрасно. Не забывайте, у нас нет способа проверить, что́ понимают кошки из людских разговоров.
Престарелая актриса Лорена Скай, единственная обитательница театрального дома Гудхарт – недействующего полуразвалившегося театра меньше чем в двух кварталах от «Стилл-Кроссинга», жила в уцелевшей оперной ложе, спала на мягких сиденьях театральных кресел и укрывалась тяжелым холщовым задником с намалеванной Ривьерой: виллы и извилистые улочки зеленоватого камня, ведущие к лазурной гавани. В свое время Лорена была непревзойденной комедианткой, но возраст и несправедливая репутация несговорчивой испортили ее карьеру: со столичных сцен Лорену вытеснили на провинциальные, и в конце концов она, как говорится, скатилась ниже Южнилы – в Гудхарт, скорее танцзал, чем театр, который все равно закрылся, когда несколько лет назад у него провалилась крыша. Что-то важное в самой Лорене тоже обрушилось, хотя внешне она оставалась неунывающей. Появление кошек ее не встревожило.
Как пестрый ручеек, кошки текли через воронкообразную дыру в крыше, спрыгивая с вывешенного языка кровельной дранки на стропила, а со стропил на сцену. Среди кошек были и полосатая, и рыжая, и пестрая, и потрясающей красоты белоснежная, при виде которой Лорене вспомнился талисман одного из дорогих отелей (названия она уже не помнила, но там подавали содовую с ароматом корицы), и еще несколько сказочно прелестных животных. Одна за другой кошки спустились на сцену и начали, по своему обыкновению, подходить и мочиться на потрепанный сценарий, лежавший в углу.
Кошки наведывались в театр не в первый раз и неизменно повторяли странный ритуал: каждая пи́сала на сценарий. Будто спектакль разыгрывали.
Лорена задалась вопросом, уж не спектакль ли это, в самом деле. Сюжет такой: группа кошек проникает в театр через крышу, писают на бумаги в углу сцены, сходятся в центре, садятся в кружок, мотают хвостами и смотрят друг на друга. Конец! Смысл действа от Лорены ускользал, но зрелище завораживало. Она была одинока, а тут такие актрисы в расцвете сил, да еще и удивительно слаженные!
Поистине, смеха достойно – Лорена много лет и близко не нюхала хорошей роли. Лучшие партии разобрали кошки.
Но на этот раз, когда кошки завершили сцену мочеиспускания и сели в круг в середине сцены, действие изменилось. Кошка с пестрой мордой вышла в центр и что-то уронила на пол. Кажется, комок шерсти? Черной шерсти? А ведь если задуматься, разве не черный кот неизменно фигурирует в пьесах? Как же называется…
Лорена непроизвольно ухватилась за позолоченный край оперной ложи, когда за пестрой кошкой в круг вышла полосатая и уронила на сцену клочок бумаги.
Представьте себе кошку, которая носит бумажки!.. Нет, но какие таланты! Сперва они подвинули актрис, а теперь отбирают хлеб и у собак?
Дальше все пошло как обычно: кошки мотали хвостами по доскам, смотрели друг на друга, мотали хвостами, смотрели, минуты шли, хвосты мотались, взгляды горели. Конец. Кошачьи актрисы уходят через дырявую крышу в звездную ночь.
Лорена выпрямилась и зааплодировала, но кошки на поклон не вернулись. Лорена чувствовала себя необыкновенно хорошо. В последнее время легкие будто налились свинцом, было трудно дышать, а в глазах темнело, но сегодня тело стало удивительно легким.
Завернувшись в холст с Ривьерой, она спустилась по пыльной лестнице в партер и через лабиринт заплесневелых портьер пробралась к проходу за сценой.
Лорена шла рассмотреть сценарий. На желтой измятой обложке значилось: «Ловушка для волка», Алоис Ламм. Об этой пьесе она не слышала, но можно не сомневаться, рецензии были разгромные.
Лорена высвободила руку и с интересом приподняла волглую пачку листков двумя пальцами. Отсыревший бумажный ком отвалился, оставив в руке Лорены единственную страницу.
«Томас несколько раз колет ножом Элдера Грея. Элдер Грей умирает. Томас начинает отпиливать Элдеру Грею голову. Дьявол с извиняющимся видом поворачивается к залу и говорит, перекрывая звук перепиливаемых хрящей и костей.
Дьявол: Он делает это каждую ночь, а я все никак не привыкну. (Томасу): Пожалуйста, перестань. Ты убил его. Это неприглядное зрелище утомляет зрителей.
Томас останавливается и всхлипывает.
Томас: Я любил его, а он любил ее. Что с нами произошло?
Дьявол: Я обошелся с тобой жестоко. Но есть и хорошая новость: ты теперь как я.
Томас: То есть как?
Дьявол: Коль скоро ты пролил родную кровь, ты можешь жить вечно и делать все, что тебе захочется.
Томас: Да на кой мне это сдалось?!
Дьявол потирает лицо в комическом огорчении».
Лорена выпустила страницу из пальцев. Ну и хитрый же негодяй этот Дьявол, оказывается! Это подразумевалось с самого начала, но все равно какая досада! Пьеса неплоха, решила она, но не настолько интересна, чтобы читать с листков, подмоченных кошками.
И она пошла взглянуть на оставленные подсказки.
Черный комок шерсти оказался куском мяса с черными волосами. Отшатнувшись, Лорена выпустила холст, который крепко сжимала, и бывший задник шумно рухнул на сцену. Лорена вздрогнула от холода, восхищенно покачав головой: ну и бутафорию научились изготовлять!
Нагнувшись за смятой бумажкой, Лорена увидела, что листок надорван на уголке и запачкан известковой пылью. На листке было крупно написано:
«Пожалуйста, вытирайте ноги перед входом в музей».
Так вот в чем дело! Кошачья пьеса была о музее. Это объясняло упорные переглядывания – ведь в музее принято рассматривать экспонаты. Смотришь на произведение искусства и поглядываешь на других кошек, которые тоже пришли поглазеть на произведения искусства. Ходишь в музей – держишься подальше от неприятностей. Проще некуда.
Лорена представила себя в кошачьем теле, гладком, длинном, молодом и властном, и почувствовала, как сзади заметался невидимый хвост. Да, такая роль ей по силам, а в отсутствие черной кошки им не помешает дублерша. В следующий раз, решила Лорена, она предложит свою кандидатуру.
Она повернулась поднять свою холщовую шаль.
В лазурной бухте Ривьеры оказался корабль, которого она раньше не замечала. Корабль приближался. Какой гений-бутафор делал этот задник? Лорена присела, чтобы получше рассмотреть.
– Эй, на палубе! – весело сказала она.
– Лорена! – донеслось в ответ. Стоявший у леера человек напомнил, что она слишком долго простояла в кулисах. Для нее есть роль.
– Черт побери! – ахнула Лорена. – Ни слова больше! – Она ступила на холст и оказалась на палубе Корабля-морга, хотя ее тело осталось на балконе, где она перестала дышать уже некоторое время назад.
Новость
Для каменщиков Айк принес две пары простых коричневых подтяжек. От них разило перегаром, но в остальном подтяжки были хоть куда. Айк настоял, чтобы самому надеть их на восковые фигуры.
– А ну-ка, парни, давайте, давайте…