Нельзя плакать, приказал он себе. Не вздумай реветь, даже не вздумай…
Айк убрал пальцы с дверной ручки и погладил прохладный шелк белого шарфа. И чего он себя зря накручивает? Как Дора может сказать «нет»? Он принес все, о чем она просила!
На всякий случай Айк приготовился к худшему, зная, что, если она даже скажет «нет», он все равно будет ей служить – столько, сколько понадобится, чтобы ее завоевать. Он будет служить ей, пока не упадет замертво, если придется.
– Дора, – повторил он, – это я, Айк. Можно войти?
Человек, который жил в посольстве и которого звали не Энтони, проснулся от голоса Айка, когда тот приветствовал восковых старателей. Человек тихо сел на кровати и босиком подобрался к занавеске, служившей четвертой стеной лачуги. При каждом маленьком беззвучном шаге боль из паха простреливала тело до корня языка, но человек проглотил страдания, которые сержант Ван Гур причинил ему простым движением пальцев.
– Дора? Это я, Айк. Можно войти? – спросил молодой голос. Человек из посольства выскользнул наружу и начал красться вдоль стены. Гость вел себя учтиво. Что ж, это зачтется в пользу юного негодяя.
Человек, которого звали не Энтони, зашел за спину молодому, хорошо одетому парню. Как это понимать? Ее будущий муж, так он представился?
Человек, которого звали не Энтони, несколько часов беседовал с Ван Гуром и отдохнул совсем немного, но его любопытство снова разгорелось. Тут без подробного интервью не обойтись.
Он оглядел ближайшие восковые фигуры – старателя, его жену, сборщика фруктов, шахтера и его счастливую подругу и фермера с его псом, но все до единого манекены старательно смотрели в другую сторону, будто если не видеть происходящего, то можно остаться ни при чем.
Молодой негодяй по имени Айк замер, почувствовав дыхание у себя на шее.
– Извини, – шепнул ему на ухо человек, которого звали не Энтони, – Дора куда-то отлучилась. Зато ты застал меня. Возможно, я смогу тебе помочь.
Сон длиной в три дня
Она вышла из Вестибулы в душный, пасмурный день. Осторожно спускаясь по осыпи обломков и щуря глаза от яркости белого неба, Ди вышла через пустой дверной проем на заросший газон сгоревшего здания Общества. Напротив угрюмо возвышался темно-синий особняк Архива исследований океанских глубин и морской разведки. Облезлая позолоченная восьмерка из троса на двери напоминала полуразвязавшийся галстук-бабочку.
Ди двинулась вперед. Отросшая трава с шелестом расступалась перед подолом верхней юбки. Желтый лист тополя, запутавшийся в траве, застрял в складке ткани. Ди машинально смахнула лист. Она чувствовала себя отдохнувшей, но не вполне проснувшейся.
В Вестибуле она заснула и всю ночь видела странные яркие сны.
Во снах были живописные холмы, необъятное синее небо и окно, возле которого можно изменить свое лицо, превратившись в самую прекрасную из женщин. Но Ди догадалась, что на глазах у нее повязка, и сбросила эту повязку. Открывшимся, реальным зрением она увидела, что стоит ночь, луны заливают окрестность болезненно-желтым светом, а пологие холмы не что иное, как знаменитые монолиты на равнине над Великим Трактом. Ди поднялась к горному перевалу. Вдоль дорожки с двух сторон были уложены плинты, увенчанные стеклянными шарами, и в некоторых шарах горели огоньки. Приглядевшись, Ди увидела, что в каждом светящемся шаре горит крошечный человек. Хотя кожа сморщивалась и покрывалась пузырями, человек не отрывал взгляда от миниатюрного зеркала, где на его лице застыло блаженное выражение, а телу не причинялось никакого вреда. Заточенные в освещенных шарах, зачарованные мужчины и женщины были объяты пламенем, но в большинстве шаров остался только пепел, будто их обитатели сгорели дотла. Во сне Ди понимала не всё, но смутно чувствовала себя обязанной разобраться. Возле одного из темных шаров, где чья-то душа лежала в виде пепла, Ди охватило мощное ощущение Амброуза, будто брат вдруг оказался рядом. Тонкий флер, окутывавший ее разум, прорезало как ножом. Наконец-то! Она нашла Амброуза! Ди охватило отчаянное желание срочно найти помощь. С перевала дорожка спускалась в естественную чашу между горными хребтами, где раскинулось неведомо кем воздвигнутое святилище-амфитеатр с сотней каменных сидений. Примерно с дюжину мест занимали глубокие старцы, мужчины и женщины, погруженные в глубокий сон. Седые волосы свешивались до твердой, как камень, земли, на золотых одеяниях плясали отблески пламени: на бортике, обегавшем святилище, лежало много светящихся шаров. Ди быстро пошла назад, к татуированной старухе, сидевшей у двери, через которую она сюда попала. Теперь, без повязки, Ди разглядела, что дверь представляла собой треугольный портал.
Подойдя к старухе, Ди принялась сбивчиво объяснять, что возле шара с пеплом почувствовала близость своего брата, пятнадцатилетнего юнца в фуражке, которую он надвигал на глаза и улыбался заячьей улыбкой. Не видела ли мадам кого-либо подходящего под это описание?
– Тебе нужно изменить лицо? – спросила карга и чудовищной швейной иглой размером с разделочный тесак указала на гильотину.
Ди отказалась; она ищет своего брата Амброуза. Не видела ли его мадам?
– Твои глаза открыты, женщина. Если твой брат приходил сюда, и его нет среди золотых одежд, и он не горит, значит, сама видишь, что с ним сталось. Они напитались его светом. Они его выпили. Не хочешь знать – не надо было снимать повязку с глаз. Хочешь новое лицо или нет?
Когда Ди не ответила, старуха зарычала и ткнула иглой в ее сторону. Ди повернулась и нетвердым шагом вышла через треугольный портал.
– А! Вот вы где!
Человек в одежде, запорошенной чем-то белым, приветственно замахал Ди широкополой шляпой. Перед входом в музей на мостовой стояла телега. Две лошади пощипывали траву, выросшую между булыжниками.
– У меня ваша известь! – прокричал возница. – Простите за задержку. – Он помахал шляпой перед лицом. – Да, я вовремя! Мощно прет! Уборная, да?
Возчик был средних лет, с мягким лицом, просто созданным для улыбок: круглые щеки, широкий рот и нос картошкой. Самая располагающая внешность. Ди представила себе крытую тростником лачугу, продавленный тюфяк, закопченный чайник, кресло-качалку, весело поскрипывающую на густо усыпавшей пол белой пыли, которую хозяин приносит домой из своей известковой ямы. Но возчик приехал не по адресу.
– Я не заказывала известь, сэр. Простите за недоразумение.
Озадаченный возчик выставил свой круглый подбородок.
– Но парень, который сделал заказ, велел привезти мешки на угол Малого Наследия и Лигейт, а сдается мне, что на Лигейт сейчас никого не осталось. Я сам принимал заказ. Высокий парень, военный.
Внимание Ди привлекли побуревшие кое-где листья в кроне дуба перед Ассоциацией гильдии вагоновожатых, на противоположной стороне Малого Наследия. Она оглянулась на развалины Обществ и заметила тонкие желтые жилки, переплетавшие зеленые колокола пирамидальных тополей.
Но у природы еще не было осенних красок, когда Роберт проводил ее домой с Королевских Полей. Ей напекло голову, хотелось пить, она вошла в музей и… там оказался новый экспонат… Нет, разумеется, не новый, а тот, который она раньше не замечала. Военнослужащая, женщина-лейтенант с оружием, назначение которого Ди не смогла отгадать…
…а потом она пошла спать в развалины здания Общества и увидела сон.
Ди оглядела свои юбки, изодранные колючей живой изгородью и перемазанные черной сажей от сгоревших развалин здания, куда она убежала, спасаясь от сержанта, желавшего ее убить. На руке, между указательным и большим пальцами, была грязная, уже покрывшаяся струпом ранка от маленького сверла.
– Может, вас не предупредили? Ваш хозяин дома? – спросил водитель.
– У нее нет хозяев.
Ее сосед, одетый в военную форму, вышел из-за угла и остановился в нескольких футах за возницей. Руки капитана Энтони были сложены ладонь к ладони перед грудью, и стоял он чуть наклонившись и ссутулившись. При дневном свете в его позе чудилось нечто скромное и извиняющееся – рефлекторная неловкость великана в мире людей. Он указал на огромное здание:
– Она присматривает за музеем. Это я живу на Лигейт, за углом.
– Оу, – сказал водитель и недоуменно оглядел Ди в перепачканной одежде. – Кто б мог подумать… что Лигейт не совсем опустела. Прощенья просим, мисс.
– Если вы сложите мешки на углу, я их сам отнесу на задний двор.
– Правда? Там много таскать для одного, как бы вам спину не потянуть. – В телеге лежала минимум дюжина мешков, густо усыпанных словно бы мукой. – А что у вас стряслось-то? Уборная переполнилась? Труба забилась, я вам точно говорю!
– Жуть, – согласился сосед Ди.
Дружелюбный возница ожидал дальнейших объяснений, но молчание улыбавшегося бородатого гиганта затягивалось. Возчик засуетился.
– Ладно, ладно, я сейчас сниму вам мешки. Как скажете. Раз вы хотите.
И он начал выгружать известь из телеги на тротуар.
Ди, словно зачарованная, осталась стоять на пороге музея – ей даже не пришло в голову зайти внутрь. Видеть чернобородого соседа вблизи было все равно что стать свидетельницей того, как каменная горгулья снялась с карниза и плавно слетела во двор. Видеть его было все равно что лицезреть, как все затонувшие суда со дна Фейр одновременно вырвались из воды, решив снова бороздить речную гладь, – облепленная илом мокрая призрачная армада – и устремились в открытое море. Видеть его было будто наблюдать за волком в запекшейся людской крови, вставшим на задние лапы и напялившим солдатскую форму, чтобы принять дюжину мешков извести и перебить запах разлагающихся трупов людей, которых он замучил и сложил в конюшне за своим логовом.
Капитан Энтони подошел к ней, наклонив голову так, будто он собирался обратиться к левому локтю Ди. Двигался он заметно прихрамывая: раньше Ди не замечала, чтобы он подволакивал левую ногу.
– Капитан Энтони, мисс, – поклонился сосед. – Простите, не зашел представиться раньше. Как вы знаете, я был занят работой. – Его взгляд на мгновенье стрельнул к ее глазам, а уголки рта, изогнутого в покаянной улыбке, опустились, выдав невеселый и саморазрушительный характер его еженощной обязанности убивать людей. Ди и раньше догадывалась, что он сумасшедший, но сейчас при виде его лица у нее не осталось сомнений. Его губы напоминали пару красных червяков в черных зарослях бороды.