Если что-то и вызвало у Ламма досаду, так это нештатность их смертей. Он ненавидел отступления от сценария.
Итак, Гилдерслив вернулся. Его армия ликвидирует гарнизон Кроссли, смутьянов и радикалов. Лоялисты получат карт-бланш на небольшое кровопускание городу и перебьют всех, кто высунет нос на улицы. Это послужит предупреждением населению впредь всегда дружно вставать на защиту Короны. Убитые солдаты будут использованы для иных нужд, а стенания бедняков надолго попритихнут.
В воде несчастные руки Ламма казались голыми подводными островами вулканического происхождения.
Оставались слухи о Корабле-морге, Йовене и пропавших людях, просочившиеся даже на третий этаж отеля «Лир». Чистая мистика – Ламм не знал, как к этому относиться. Поверить в летающий корабль, которому не преграда ни стены, ни узкие переулки, Алоис Ламм мог скорее большинства людей, но слухи, наверное, все-таки лгали.
Единственной заботой Ламма были кошки: он не знал, что они могут замышлять.
В отношении кошек Алоис Ламм был непреклонен.
Некоторые члены Общества называли его суевером, считая истребление кошек отжившей традицией и оборотной стороной глупости темных пращуров, которые молились маленьким монстрам о ниспослании удачи и указании верного пути. Упомянутые члены Общества горячились, что написание Красных Писем кошачьей косточкой не более чем жеманство: опыты доказали, что магия действует ничуть не хуже, если символы выведены обычным гусиным пером.
Эдна с Бертой, нужно отдать им должное, относились к этой теме серьезно и с кошками не церемонились.
Одной из причин, отчего Ламм поселился в «Лире», стало расположение гранд-отеля, позволявшее престарелому драматургу находиться в гуще событий да и самому казаться доступнее. В центре города не было недостатка в удобных квартирах, где не держали этих избалованных тварей, вылизывающих себе зад, однако Ламм намеренно выбрал «Лир», чтобы дать кошкам понять: он бродит, где ему вздумается. Он говорил на их языке и метил их территорию.
Вольнодумцы могли кипятиться сколько угодно, но кошки знали, что члены Общества носят другие лица. Кошки безошибочно вычисляли бессмертных. Они глядели на них иначе, чем на обычных людей. Кошачьи глаза расширялись, тела напружинивались, и бессмертный почти чувствовал, как мохнатые твари закапывают его недоеденные куски на потом.
«Да кошки на всех так таращатся!» – возражали маловеры.
Ладно, прекрасно. Предположим, вы допускаете, что этот неприязненный, хищный, пристальный взгляд у кошек от природы. Но тогда как вы объясните их тягу к самому первому порталу в Королевских Полях? Почему они вечно там трутся, сколько их ни убивай, ожидая возможности поскрести когтями стенку ледника? Разве не очевидно, что кошки хотят пробраться внутрь? Они ждут, чтобы кто-нибудь открыл портал и впустил их в Сумеречное место.
Сомневающиеся со смехом кричали: «Кошки терпеть не могут любые закрытые двери!»
Прелестно, очень хорошо. Предания Общества об опасности кошек – мифы, и смотрят кошки на всех одинаково, и их одержимость закрытыми дверьми – просто животный инстинкт. Ламм готов был подарить все это скептикам.
Но кое-что он знал не понаслышке. Он видел это собственными глазами.
Фрида позволила себе слишком состариться.
Это было два Мейкона, два Зака, одного Бертрана и одного Ксана назад, в эпоху катапульт, лечения пиявками и всеобщей веры в то, что Земля плоская. Замечательное время во многих отношениях.
Участники Общества в очередной раз достигли точки, когда целесообразным становился новый старт, однако Фриде заблажило дождаться Замочной скважины – парада лун, случавшегося раз в тринадцать лет. В библиотеке Общества отыскался чрезвычайно хрупкий пергамент интригующего происхождения – из пирамиды в окрестностях Александрии. Пергамент покрывали письмена на неизвестном языке, которые Фриде после многолетних усилий удалось перевести. Это оказалось описание метода шлифовки линз, которые, будучи наведены на Замочную скважину, укажут местонахождение портала в еще один мир, богаче и благоприятнее, чем Сумеречное место. В Обществе давно теоретизировали на эту тему. Если существуют два мира, отчего же не быть бесконечному множеству миров с неисчерпаемыми богатствами и покоренными мощными стихиями, которые можно нацедить себе в карман?
Хороший восстанавливающий Сон длился год или два, и Фриде не улыбалась перспектива ждать еще тринадцать лет, чтобы припасть глазом к линзам. Поэтому, когда остальные члены Общества скрылись в портале, с трудом передвигая искривленные артритом ноги, Фрида осталась здесь со своим секретарем Алоисом Ламмом.
– Знаешь, Алоизиус, – доверительно сказала она, – ты, мой самый верный слуга, вторым ступишь в тот новый, неизведанный мир.
Фриду вечно заносило в высокопарность: она держалась так, будто минимум спасла его из лап каннибалов (на самом деле на момент знакомства с Фридой Ламм был актером бродячего театра и честно зарабатывал себе на хлеб, увеселяя крестьян балаганом с привидениями).
Заветный свиток пергамента был подделкой Ламма, и когда остальные удалились в Сумеречное место, оставалось только ждать. Холодным весенним утром Фрида предложила прокатиться в своей карете к западным скалам «попробовать соли», и Ламм понял: вот она, долгожданная возможность.
В тот ранний час на берегу никого не было. На старых, непослушных ногах, опираясь на трости, они с Фридой еле-еле ползли к краю одной из террас, сложенных в те дни из неотесанных бревен. Океан, серо-синий и рябой, простирался до горизонта, смыкаясь с голубоватым небом. Чайки, раскинув крылья, купались в невидимых воздушных потоках.
Фрида, застегнув булавкой золотую шаль под подбородком, с наслаждением подставила лицо яркому свету.
– Какое приятное солнце, правда, Алоизиус? – спросила она, блаженно улыбаясь.
– Фрида, мне ужасно жаль, – сказал Ламм.
– О чем ты? – спросила она, не открывая глаз и не повернув головы.
Ламм выпустил трость, схватил Фриду поперек туловища и перекинул через перила.
С отчаянным криком Фрида камнем полетела вниз в кочане развевающихся юбок. От удара о мокрые скалы хрупкое старческое тело разлетелось на части, точно сделанное из палок.
От физического напряжения у Ламма прихватило поясницу, но это не уменьшило его восторга. Он навалился на перила, чувствуя, как горит спина и шумит в голове кровь, и засмеялся над размозженным телом Фриды, за которое уже принялся прибой. Никто не поверит, что это произошло случайно, но никто и не станет возражать: случившееся само по себе доказывало негодность Фриды. Она начала допускать ошибки, а Алоис стал очевидной кандидатурой на ее место. Ламм искренне жалел, что никому не может рассказать самый цимус своей шутки: пергамент был изготовлен из шкуры осла.
Постанывая сквозь зубы, Ламм выпрямился и попятился от края. Отдышавшись, он почувствовал, что давление выравнивается и в глазах уже не темнеет. Вокруг по-прежнему не было ни души.
Осторожно нагнувшись за тростью, Ламм напоследок выглянул за край террасы. Он хотел запомнить Фриду такой – кусками мяса и кровавой слизью, размазанной по скалам.
Движение внизу справа привлекло его внимание, и у Ламма отвисла челюсть. Океанский бриз немедленно бросил ему в рот горсть соленых брызг.
Неровные уступы скал были узки для человеческих ног, но не для кошачьих лап.
Двадцать кошек, тридцать кошек, сорок кошек – кто их знает, не сосчитать – бежали по уступам, зигзагами спускаясь на пляж пестрым караваном белого, черного, рыжего, коричневого и серого. Кошачья река стекала по обращенной к океану скальной стене к нагромождению мокрых от прибоя валунов. Инстинктом выбирая дорогу между влажными острыми обломками, главная кошка, черная, как ночное небо, перепрыгивала с одного торчащего сухого камня на другой.
Направление кошачьего каравана вызвало у Ламма интерес: он перегнулся через перила – и тут заметил, что Фрида шевельнулась. Совсем немного, всего лишь легкий поворот головы – вернее, напоминающей голову кляксы, оставшейся от нее.
Черная кошка припала к кляксе, закрыв ее от Ламма, вторая кошка остановилась над окровавленной грудью Фриды, и через секунду кошачья стая накрыла ее целиком меховым шевелящимся пестрым одеялом. Прежде чем Ламм отпрянул, снизу долетели два звука, заглушившие прибой: душераздирающий вопль и дружное жадное чавканье.
Общество психейных исследований знало много чудесных открытий, но Ламм ни с кем не посмел поделиться своей невероятной историей. Фрида погибла в результате несчастного случая, ее останки смыло в океан; конец истории. Ламма выбрали президентом Общества, после Сна старая карга пришила ему новое лицо, и началось его долгое и плодотворное правление.
Но он не забыл того, чему стал свидетелем. Ламм знал, чем хотят полакомиться кошки, и это никак не рыбьи головы.
Да и не убьешь их. Отдельных котов убить можно – Ламм пробовал (совсем недавно он с наслаждением истребил с полдюжины Селандайн), однако не существовало способа одолеть их в большой массе. Кошек не просто слишком много – они плодятся, как крысы, – так еще и простолюдины любят их и лелеют. В Лисе этих тварей тысячи, а может, даже сотни тысяч. В трущобы и без того опасно ездить, с тамошней-то заразой, которая неустанно прореживает народонаселение, а тут еще эта мохнатая чума размножается как ни в чем не бывало. Если в Лисе тебя поймают за убийство кошки, считай, что ты легко отделаешься, если тебя просто прирежут на месте. Членство в Обществе было делом эксклюзивным, у Общества не имелось лишних людей, чтобы рисковать.
Поэтому Ламм засел в «Лире» и надеялся, что намеки, которые он делал с каждой новой Селандайн, будут истолкованы правильно.
Не раз он жалел, что не может вернуться в свой кабинет и попытаться перевести старейшие книги – не подделки, а подлинные тексты, написанные на грубых шкурах животных, которых не застал никто из ныне живущих, – и узнать, что там говорится о кошках. Он раскаивался в своем решении сжечь особняк со всеми его секретами и покинуть тихую улочку. Ламм давно опасался, что кто-нибудь – Эдна, или Берта, или Эдна и Берта – попытаются сместить его тем же способом, которым он в свое время сместил Фриду. Теперь, когда от красного особняка остались одни головешки, в мудрой голове Алоиса Ламма хранилось много бесценных знаний, и это делало его незаменимым. Прежде этот план казалось ему надежным страховым полисом, но теперь в нем обнаружилась масса неудобств. Пожар уничтожил Вестибулу Дика Дженнити, и отныне всякий раз, как Ламму нужно было в Сумеречное место, приходилось ехать в Королевские Поля и тащиться через лес к оригинальному порталу.