– Что с тобой случилось, Айк? – не выдержала Зил. И тут ее осенило: – С ней был другой мужчина, да? У нее был другой мужчина, и он тебя побил? О Айк, мне так жаль! – Зил порывисто обняла его, прежде чем Айк успел рот раскрыть. – Ты найдешь себе другую.
Гораздо легче было оставить Зил в заблуждении, что ему предпочли другого, чем признаться, как он не помня себя улепетывал от страшного человека, застигшего его в музее. Получилось, что Айк сбежал, подставив Дору.
– Но сперва тебе придется кое-что мне рассказать, – шепнул тот человек Айку на ухо, и Айк с удивившим его самого спокойствием, невозмутимый, как речной мусор, выплывший из-под Северюги, ответил:
– Я скажу все что хотите, мистер. Я не ищу неприятностей.
Такой ответ вызвал невольный смешок у появившегося из ниоткуда человека, и Айк ощутил, как стоявший сзади едва заметно, на самую крошечку, расслабился. Тогда Айк топнул каблуком по босой ноге этого типа и сбежал. Шелковой тканью ему ожгло шею – подстерегший его человек успел ухватиться за элегантно свисавший конец шарфа, но Айк спасся. На лестнице он на секунду оглянулся и увидел громадного роста солдата с черной бородой как куст крапивы и с его шарфом в руке.
– Мы с тобой еще побеседуем, Айк! – чуть повысил голос верзила.
Айк живо улепетнул в Лис, где его оглушила новость о гибели друзей – доброй Рэй и славного старины Гроута, ближе которых у Айка не было. Марл тоже погиб. Хотя перестрелка в «Стилл-Кроссинге» случилась не далее как утром, тела уже выволокли, запеленали в саваны и отдали Фейр, которая унесет их в океан. Айк не успел попрощаться.
Он дал несколько пенни солдату, поставленному у салуна, чтобы пропустил его внутрь. Пропитанный кровью пол шевелился от копошившихся жуков, и нестерпимо воняло железом, дерьмом и дешевым спиртным. Айк выскочил на улицу, так и не поднявшись на чердак за своими вещами, и выблевал на мостовую.
Солдат на посту засмеялся:
– Нюхай, дружок, хлебный душок!
После этого Айк нигде не оставался надолго. Он не знал, причастен ли бородатый громила из музея к тому, что произошло в «Стилле» (правда, Айк не представлял, каким боком), и не был уверен, не придут ли убийцы и за ним. Ждать, болтаясь в Лисе, становилось попросту опасно: тот мужик знал его имя.
Ночевал Айк под мостами, а днем шатался по равнине и лазал на смотровые платформы, нередко задумываясь, не броситься ли на острые камни внизу. Каждую секунду у него перехватывало дыхание: Айк чувствовал себя как в силках. Ему не давала покоя собственная трусость, когтившая его вместе с ветром на скалах, принюхивавшаяся к нему носами крыс, шмыгавших по ночам под мостами. Айк чувствовал, что позорно не оправдал собственных надежд.
Дора себя в обиду не даст, но с громилой не ей силой мериться, он самого Айка едва не сцапал! Айк не переставал думать о девушке с самого знакомства, но сейчас пожалел об этом: он не мог прогнать видение, как чернобородый сжимает ей горло и Дора становится фиолетово-синей.
Только когда заговорили пушки и ружья Гилдерслива, Айк набрался смелости вернуться к музею. Всеобщее смятение – не только орудийный обстрел, но и выбежавшие на улицы обезумевшие, кричащие люди – вытеснило затянувшееся самобичевание Айка, и он вновь обрел самого себя.
До улицы Малого Наследия он добирался небыстро и с приключениями. Город, окутанный дымом и туманом, казался призрачным. Один неверный поворот грозил увести Айка в совершенно другой город, похожий, но иной, где тоже есть переулки, салуны, музеи, театры, люди, которые имеют много, и люди, у которых ничегошеньки нет, Королевские Поля и Фейр, но называются они по-другому, и Айк окажется там чужаком и единственный будет знать свой родной язык.
В центре города канонада буквально оглушала. Улицы были запружены народом – Айка то и дело толкали налетавшие на него горожане. Он упорно шел вперед, уговаривая себя, что с Дорой, может, все и обошлось, может, бородатый ее не обидел, а только посадил под замок. Айк фантазировал, как убьет великана и освободит Дору. Наконец он добрался до музея, чей безликий, заслонявший небо фасад проступил перед ним в клочьях тумана.
Но когда Айк прижал ладони к бугристой от бывших молотков входной двери, мужество опять покинуло его. Да как же он справится с таким громилой?
Айк царапал себе запястья, кусал себя за руку, бил себя кулаком в плечо, стараясь побоями заставить себя подергать дверь. «Да тут небось заперто, можно будет уйти восвояси!» – рядился он сам с собой.
Но даже попробовать дверь было слишком большим риском для его жалкой, трусливой жизни. Айк отступил, мысленно вопя от собственного бессилия, – и заметил движение в соседних почернелых развалинах.
Дети вздохнули с облегчением, когда Айк пообещал увести их в Лис, подальше от уличных боев. У него не хватило мужества сказать им, что, если бои перейдут и туда, деваться будет некуда, только броситься в залив.
Взявшись за руки, они пошли по усыпанному сажей газону на улицу. Айк держал ручонку Зил, а Зил вела Лена. Ладошка у Зил была потная.
– И почему у малявок вечно такие чертовски грязные руки? – взъелся Айк.
– За других не скажу, – чинно отозвалась Зил. – А у меня грязные потому, что я их запачкала о груды всякого дерьма.
– Я тоже, – вставил Лен.
– Крепко запомните, – начал Айк, – я никому не дам вас в обиду. Эту привилегию я оставлю за собой…
Перестук шагов – неизвестные шли маршем – донесся из тумана. Айк невольно зашипел. Они остановились, сбившись в кучку, не доходя до угла с Лигейт. Туман вокруг немного разошелся. В нескольких футах на земле лежал согнувшийся мертвый человек с торчавшей из живота кочергой.
– А мы точно уцелеем? – прошептал Лен.
– Да точно, – заверил его Айк. – Но приготовьтесь драпать.
Впереди показалась человеческая фигура с развевающимися волосами. В царственном развороте плеч угадывалось что-то невероятно знакомое.
– Рэй? – едва не рассмеялся Айк. – Каким, блин…
Собирательница устриц из музея, повернув голову, поглядела на Айка. Игра теней уменьшила ее до роста миниатюрной Рэй, но она была, как всегда, высокой, и раскрашенное восковое лицо с выплавленной яростной улыбкой обрамляла белоснежная шевелюра, а не как у Рэй – черная с серебром.
Одна из восковых рук опустилась на голову Айка и взъерошила рыжие волосы.
У него перехватило дыхание, когда он ее разглядел, но тут же и отпустило – бояться было нечего. Ощущение от ее руки было холодным, неживым, но знакомым.
– Рэй, – проговорил Айк, потому что это была она. Рэй стала ему почти как мать, ближе у него никого не было и не будет. Он узнал бы ее в каком угодно облике.
Собирательница устриц – Рэй в новом теле – кивнула, неделикатно отпихнула его в сторону и пропала в тумане. Зил и Лен жались за Айком. Из клубившегося тумана выходили другие манекены, размахивая негнущимися руками и покачиваясь на ногах, лишенных суставов, шли мимо и снова скрывались в плотном дыму.
Вот появилась сгорбленная фигура с головой женщины и телом пухлого коротышки, с мрачной миной. Айк ни разу не видел такой в музее. Но сутулая спина показалась до боли знакомой.
– Гроут?
Восковой человек не совсем дружески ткнул Айка кулаком в грудь. Едва новое воплощение Гроута скрылось в дыму, на улице раздался оглушительный скрежет металла и перемалываемого в крошку щебня. Железный ящик размером с хорошую повозку, размалеванный зеленым, выкатился из густого дыма на блестящих черных колесах. Невиданная машина была густо усыпана обломками кирпичей и щепками, а из дыры в крыше торчал восковой человек, припавший к винтовке величиной с небольшую пушку. Дым сразу втянул в себя массивную самодвижущуюся повозку, но Айк еще долго слышал ход мощных колес, когда железная махина свернула на Лигейт и направилась к центру города.
Лен, плача, уткнулся лицом в пиджак Айка.
– Что нам делать? – спросила Зил.
– Во-первых, не раскисать, – сказал Айк. – Мы с вами давайте пойдем в другую сторону. Да и не причинят они нам вреда, у меня среди них вон друзья имеются.
Кордон пехотинцев Гилдерслива выловил троих предполагаемых преступников. Их поставили у стены на перекрестке Лигейт и Национального бульвара, и солдаты навели на них винтовки.
– За акт предательства и неблагонадежность… – начал офицер.
Одна из предполагаемых преступников, девочка-подросток, истерически закричала, что она ничего такого не делала.
– Я просто шла домой!
Другая предполагаемая преступница, пожилая женщина, бессильно осела на землю среди своих пышных юбок.
– Да пошли вы к черту, подлые жополизы, – сказал третий предполагаемый преступник, Брюстер Алдайн. Его трамвай сломался, и он оставался при нем, как полагается вагоновожатому, а люди Гилдерслива стащили его с водительского сиденья и взяли под арест. – Я не революционер, но если вы намерены меня убить, считайте, что я один из них! – И он показал расстрельной команде средний палец.
В этот момент в дыму, затянувшем Лигейт, раздался гулкий топот сотен ног, усиленный эхом.
– Цельсь туда! – скомандовал офицер, и с десяток солдат, стоявших шеренгой, повернулись кругом и прицелились в непроницаемую пелену дыма.
Марширующие приближались. Дым начал подрагивать в такт звукам шагов.
– Огонь! – теряя мужество, крикнул офицер, нарушив правило не ввязываться в бой до установления визуального контакта с противником. Трое солдат залпом выпалили в плотный дым.
Клацающие шаги продолжались без всякого сбоя. Наконец вуаль дыма разошлась, открыв толпу гражданских с блестящими лицами и стеклянными глазами, двигавшихся на негнущихся ногах. У некоторых в телах зияли дыры от пуль, но ни один не истекал кровью.
– Это не люди, – вырвалось у одного из солдат. Он бросил карабин и кинулся бежать.
– Стоять! – скомандовал офицер идущим на него фигурам, когда они начали теснить его людей, однако те не послушались.