– Витя, – решительно сказала Олена Ивановна, – побойся бога, какой еще джип в колхозных полях? Меня же люди засмеют, собаки обгавкают. А, главное, у нас в колхозе нет ни одной машины без верха.
– Олена Ивановна, у вас найдется газовый шарфик? – серьезно спросил фотограф, пропуская мимо ушей другие возражения.
– Вроде, где-то был, – растерянно пожала плечами председательница.
– Ну вот, – обрадовался Лепаж, – Шарфик – это в нашем сюжете главное. С колхозного «козлика» уберем брезент, и он не хуже джипа будет выглядеть. Давайте завтра с утра и приступим, пока дождь не зарядил!
Съемочная «группа» выехала на рассвете в обстановке глубокой конспирации. Елена Ивановна встретила их в бежевом выходном костюме, в котором обычно ездила в обком партии. На шее у председательницы красовался голубой газовый шарфик, довершая романтический образ «гарной жинки».
«Айседора», блин!» – выругалась про себя Лина.
Лепаж, притаившись на холме, махал руками и целый час гонял «козлик» без верха и со стоящей Оленой Ивановной туда-сюда, пока наконец не убедился, что съемка получилась.
– Ну все, еще пару «забойных» кадров сделаем – и можно в Москву возвращаться, – сообщил он Лине голосом пахаря, который только что ручным плугом вспахал бескрайнее поле.
– Как возвращаться, а мое интервью? – возмутилась Лина. – Надо сесть, спокойно поговорить с Оленой Ивановной. Что я писать-то буду?
– Ладно, хватит болтать! На сегодня назначена еще одна съемка, – заторопился Лепаж. – Вроде, день обещает быть жарким. Наконец-то! Я придумал классный кадр. Солнце отражается в лемехах комбайнов. Да ладно, не волнуйся ты так, что-нибудь накропаешь. Главное, позвони в правление колхоза и все цифры запиши. Урожай, достижения хозяйства под мудрым руководством Олены Ивановны и прочее бла-бла-бла… Кажубей все равно найдет, к чему придраться.
Лепаж как в воду глядел…
– Прекратите разжевывать очевидные вещи, здесь вам не детский сад, не этот ваш «МК»! Вы работаете в органе ЦК КПСС!
Лицо Кажубея сделалось малиновым, и он смахнул со стола роскошные фотографии, только что отпечатанные Лепажем в лаборатории. Фотограф невозмутимо собрал с пола снимки и спросил:
– Ну, значит, все в порядке, Алексей Иванович? Пойду-ка я в отдел иллюстраций, пусть макет готовят.
Размазывая слезы по щекам, Лина выскочила из кабинета.
«Если он так швыряет фотографии мастера, что же этот хрущевский костолом сделает с моим текстом?».
Как ни странно, объемный очерк Лины Кажубей принял с первого раза, почти без замечаний. Только попросил вписать абзац про то, как председательница колхоза варит дома варенье из вишни и слив, выращенных в ее саду. Правду сказать, у Олены Ивановны на кулинарные подвиги не было ни времени, ни сил, ни желания, но по сравнению с искусственным дождем и «амазонкой» в «джипе», подобный домысел выглядел довольно невинно.
Лина сообразила, что Алексей Иванович Кажубей, подобно капризной оперной примадонне, нуждается в «гримерше», на которую надо наорать, чтобы показ материала на редколлегии прошел без сучка и без задоринки. Так, собственно, и случилось.
С тех пор Кажубей вел себя с Линой мирно и даже дружелюбно. Лина поняла, что «школа молодого бойца» в журнале «Страна Советов» успешно пройдена.
К удивлению Лины, заведующий фотоотделом Иван Кузнецов не явился на показ фотографий, привезенных Лепажем из командировки, который проходил вначале в отделе Кажубея, а потом на редколлегии. Лина боялась, что шеф фотографов разгромит их фотоочерк, в последний момент потребует серьезной перетасовки фотокадров и тем самым устроит настоящий форсмажор и скандальные разборки с дизайнерами. Как ни странно, показ без Кузнецова прошел на удивление гладко.
– Не парься, Лин! Что, Кузнецову больше делать нечего – на наши показы ходить? Иван сейчас в Праге, а когда вернется – улетит в Мексику, – меланхолично сообщил Лепаж и отхлебнул минералки из горла. Виктор который день отмечал успех их общей командировки и сейчас находился в первой стадии загула – добродушной эйфории. – Пойми, Линочка, мои фотокарточки и тем более твои тексты к ним Кузнецова мало интересуют.
– Что же тогда его интересует? – спросила Лина с любопытством. – Вроде бы, обязанности завотделом фотоиллюстраций с Кузнецова пока никто не снимал.
– Кто его знает? – пожал плечами Лепаж. – Поди найди его в кабинете. Кузнецов, по слухам, чуть ли не каждый месяц за границу на фестивали коммунистической прессы летает. С утра представляет местным коммунистам наш журнал, а вечером в бабочке на приемы ходит, фотовыставки наших работ открывает. Еще раз повторяю: на-ших! Моих, Клубниченко, Малышко… У самого Кузнецова такие карточки, что их только в ДК завода ЗИЛ показывать. Короче говоря, Ваня Кузнецов – настоящий редакционный паразит, да и только.
– А почему начальство терпит его бесконечные вояжи в капстраны? – удивилась Лина.
– Наверное, подарки хорошие оттуда привозит, – пожал плечами Лепаж, – других объяснений у меня нет.
Лина про себя подумала, что подарки – слишком малая плата за постоянное пребывание Кузнецова в Париже и в Мехико. Что-то должно быть еще… Вот только что?
Восточный Берлин,
середина восьмидесятых
В тот день Лина прогуливалась по Александр плац, поджидая подругу Бербелу, заскочившую на несколько минут в универмаг Кауфхоф за батарейками для диктофона. Лина ловила свои отражения в огромных витринах, и «нью лук» в немецких вельветовых штанах и модной курточке из замши ей очень нравился. В то время советские люди за границей все еще отличались от западной публики, а тут самый придирчивый стилист не отличил бы ее от спешащих по делам восточных немцев, одетых, как всегда, модно, практично и демократично.
Что это? Силуэт, мелькнувший в витрине, показался Лине смутно знакомым. Она обернулась и едва не вскрикнула. Мимо нее почти бежал…Кузнецов. Она не могла ошибиться, это был руководитель фотоотдела «Страны Советов». Все те же редкие светлые волосы с легкой сединой, шейный платочек, темные очки. В ярко-синей курточке, модных джинсах и ботинках, с неизменным кофром для фотоаппаратуры через плечо, Кузнецов, как и она, не выделялся в берлинской толпе. За Иваном Петровичем едва поспевал немец средних лет. Незнакомец что-то эмоционально говорил Кузнецову на ломаном русском, подкрепляя свою речь активной жестикуляцией. Из-под расстегнутой куртки иностранца виднелась белая рубашка с темно-синим галстуком. Официальный вид мужчины завершали черные брюки и до блеска начищенные ботинки. Одним словом, собеседник Кузнецова выглядел типичным гэдээровским функционером. Над этой высшей кастой чиновников, которую еще недавно все побаивались и которой втайне завидовали, в последнее время в ГДР стали все чаще посмеиваться.
«Странно, – подумала Лина, – никто в редакции не сказал, что Кузнецов тоже отправляется в ГДР. Он же тогда на моих глазах в Париж улетел. Уже сюда перебрался? Так быстро? Интересно, что он здесь забыл? Что за миссия, для которой потребовалась встреча с местным партийным начальником? Ясное дело, Кузнецов, в отличие от меня, не собирается готовить репортаж про детские сады и школы в Восточном Берлине. Если бы его съемка была включена в план будущих номеров, ей бы сказали об этом. Тогда зачем он вообще сюда приехал? Неужели чтобы накупить в Кауфхофе шмоток? Сомнительно, на восточные марки не разбежишься… Да и вообще как-то мелко это для Кузнецова. Восточный Берлин не Париж, куда он каждый год мотается на праздник газеты «Юманите» …
Ни окликнуть Кузнецова, ни поздороваться с ним Лина не успела, оставалось только строить догадки.
– Ты знаешь, я только что видела здесь нашего фотографа Кузнецова, – сообщила Лина появившейся из супермаркета Бербеле. – Странно как-то все это… Понимаешь, я ни от кого не слышала в редакции, что наш фотобосс тоже собирается в Берлин. И еще одна странность. Мы обычно считаем командировку за границу дополнительным отпуском, а он пронесся мимо меня так, словно его ждут неотложные дела. В Москве наш геноссе Кузнецов так никуда не бегает, старается соблюдать солидность, приличную для его возраста и должности.
Бербела помолчала несколько секунд, разглядывая витрину, и наконец сказала:
– Мне кажется, Лина, тебе надо забыть о том, что ты его здесь видела. Немедленно, прямо в эту же минуту. Сейчас в Берлине такое неспокойное время… Кто знает, куда, зачем и с кем бежал этот ваш Ivan Petrovich… Штази шпионит за людьми буквально повсюду. Не думаю, что ваши органы безопасности работают иначе. Лина, я не вправе давать тебе советы, однако, мне кажется, что в Москве ты не должна рассказывать о том, что видела его здесь. Если, конечно, геноссе Кузнецов сам тебя не заметил и не спросит в Москве, что ты делала на Александр плац. Впрочем, он может выяснить это и без твоего участия.
По спине Лины вновь пробежали противные мурашки. Опять она прикоснулась к какой-то опасной тайне, и снова эта тайна была связана с Кузнецовым. Лина предложила подруге выпить немного вина в каком-нибудь соседнем баре, чтобы немного успокоиться.
Казино в гостинице «Ленинград»,
конец восьмидесятых
Сообщение Семена Людова, не давало Лине покоя. За что можно жестоко убить журнального фотографа? Допустим, Кузнецов сотрудничал с КГБ. Ну и что? Тоже мне – секрет Полишинеля… Все советские журналисты знали, что их коллеги, направленные в длительные командировки за рубеж, под прикрытием журналистских удостоверений параллельно выполняют задания спецслужб. Недаром на зарубежное отделение факультета журналистики МГУ при советской власти принимали только мальчиков. Между собой студенты журфака, где училась Лина, так и называли эту кузницу кадров для разведки: «шпионское отделение». Возможно, Кузнецов имел отношение к внешней разведке и курировал собкоров центральных изданий, трудившихся в Париже и в Лондоне. Ну и что с того? За скучную, бумажную, к тому же, малоэффективную после ликвидации советской власти работу не убивают. В девяностые убивали только за деньги. Оставалось узнать «самую малость»: кому Кузнецов перешел дорогу и какие деньги стали причиной его убийства.