Ныне, однако, по прошествии четырех лет, Николай Иванович все же обнаружил некоторые положительные аспекты актерской профессии и даже иногда припоминал историю о собственном участии в концерте гарнизонной самодеятельности в качестве конферансье.
Друзья поднялись на четвертый этаж. Стасик открыл обшитую дерматином дверь, и они оказались в небольшой опрятной прихожей, со стен которой на них строго взирали победоносные Кутузов, Суворов, Ушаков и Нахимов.
В гостиной среди ковров и тяжелых гардин в таинственном полумраке терялись очертания мягких кресел. Следующая комната, совсем маленькая, была полной противоположностью предыдущей. Светло-желтые обои почти сплошь залеплены картинками, изображавшими полную приключений жизнь звезд кино, поп-музыки, спорта. В углу помещался платяной шкаф с наполовину разбитым зеркалом, причем уцелевшая половина была нижнею, отчего каждый желающий увидеть свое лицо вынужден был приседать. В другом углу расположился новый мягкий диван, покрытый клетчатым верблюжьим пледом. Обстановку дополняли несколько стульев разнообразной формы и прочности, маленький журнальный столик, заваленный учебниками, и магнитофон «Яуза», стоявший прямо на полу, около стены, накрытый соломенной шляпой вместо крышки (должно быть, чтобы не перегревался).
По прибытии в эти живописные апартаменты Витя Фарсадов немедленно плюхнулся на диван. Юра обосновался на полу, снял с магнитофона шляпу и нахлобучил на себя, а Стасик притащил из соседней комнаты телефон на длинном шнуре и уселся с ним на один из стульев, положив для удобства ноги на другой.
– Вруби-ка «Криденс», – потребовал Витя.
– А они на этой пленке?
– Нет, здесь «Дип пёпл».
– Да ну их! Давай-ка найди «Криденс».
– Не дергай так! Пленку порвешь.
– Чего он не тянет?
– Дай нагреться.
– Ля-ля, су, йе, йе…
Стукалов достал из заднего кармана маленькое зеркальце, поймал солнечный луч и направил его в глаз Фарсадову.
– Стук, кончай…
– Хе-хе…
Фарсадов запустил подушку в голову Стукалову.
– Хватит вам.
– Ему скажи.
– Ладно…
– Как сегодня Игнат разорался? Довели шефа, придурки.
– К черту! Каждый день переделывают и хотят, чтобы что-то получилось. Месяц до диплома остался, а никто толком мизансцен не знает…
– Кальдерон вроде бы получается.
– Вообще, если два спектакля из трех будут нормальными, – это уже хорошо.
– Ладно, посмотрим…
– О, Род Стюарт!..
– Сделай погромче.
– У меня тоже диск был. Я его на Бари Уайта обменял.
Я плыву!
Я плыву по бушующим волнам.
Чтобы быть рядом с тобой, –
пел Род Стюарт.
– Давай Стуку невесту искать.
– С машиной…
– С квартирой…
– С дачей!..
– Чтобы…
– Оставила в наследство…
– Ему…
– И нам… Также… Заодно…
– Машину…
– Квартиру…
– Дачу…
Толстый голубь уселся на карниз окна и круглым черным глазом заглянул в комнату.
«Лоботрясы, – подумал он. – Мне, может быть, тоже хочется отдохнуть на диване, послушать музыку. Чем не жизнь? А я в поте лица добываю хлеб насущный! А почему? А потому, что у меня есть цель – стать самым толстым голубем в мире. И я добьюсь своего. А эти… Ну их… Такие могут и камнем запустить… Полечу, пожалуй…»
Голубь лихорадочно замахал крыльями и, оттолкнувшись от карниза, тяжело полетел.
«Глупая птица, – подумал Костенко, посмотрев ему вслед. – Роется целый день в мусорных кучах и жиреет, как пиявка».
Его холодные серые глаза слегка щурились, губы презрительно кривились в нагловатой усмешке, и широкие скулы натягивали тонкую красноватую кожу так, что, казалось, она сию минуту лопнет. Таким был Стасик Костенко, терпеливо несущий на худых плечах бремя Честолюбия и надеющийся сменить его на бремя Славы.
В результате полутора десятков телефонных разговоров, которые осуществил Стасик, удалось установить, что у его друзей огромное количество знакомых девиц, жаждущих заключить фиктивный брак. Ему надавали множество телефонов, по которым, как выяснилось, можно было узнать сводку погоды на завтра, начало вечерних сеансов в кинотеатре «Ереван» и много других, не менее полезных вещей, но Тани, Тамары, Гали там никогда не жили и, видимо, никогда не будут жить.
– К черту, – сказал Стасик. – На сегодня все!
Юра сидел на полу рядом с магнитофоном, вытянув длинные ноги и упершись затылком и плечами в стену. Солнце спустилось теперь совсем низко и огненно-красным шаром висело над самыми крышами домов. Его лучи слепили Юре глаза, но ему было лень переменить позу, и он только щурился и слегка отворачивал лицо.
– М-да… – произнес он.
– Что «м-да»? – передразнил его Стасик.
– Да нет, ничего.
– Дай-ка я попробую позвонить, – робко сказал Витя Фарсадов.
– Ты-то куда собрался звонить, звонарь? – ехидно поинтересовался Костенко.
– Есть у меня один приятель. В Парке культуры прошлой осенью познакомились. Очень хороший человек.
Стасик презрительно фыркнул и переставил телефон ближе к дивану.
Сперва Витя долго вспоминал номер, так как не имел привычки записывать телефоны.
– Первые две цифры – троллейбус, нет, автобус, – бормотал он себе под нос. – А может быть, троллейбус? Да, троллейбус. Наполеон родился… Нет, умер! Святая Елена… Карл у Клары украл кораллы… Значит, Карл… Бог троицу любит…
– Вот умник! – засмеялся Стасик.
– Молчать! Всё, вспомнил! Имя, имя… Имя позабыл.
– Он тебя помнит? – спросил Стукалов.
– Наверняка!
– Тогда позвони и представься, а потом наводящими вопросами узнаешь, как его зовут.
Следуя этому мудрому совету, Фарсадов набрал вспомнившийся номер. Ему долго не отвечали. Лица Стасика и Юры опять расплылись в иронических улыбках. Наконец раздался щелчок.
– Здравствуйте, – вежливо сказал Фарсадов.
– Аллё! – раздалось в трубке.
– Я говорю – здравствуйте, – повысил голос Витя.
– Аллё! – взревели на другом конце провода.
– Тьфу ты, – выругался Фарсадов в сторону. – Это Витя. Вы меня не помните? Витя, Витя, Валентин, Игнат, Татьяна, Яков.
– Я ща приеду, – безапелляционно заявил некто.
– Куда?
– К вам.
– Зачем?
– Яшка, это ты, что ль?
– Нет, это Витя: Виктория, Илларион, Тимофей, Ялта.
– В Ялту?.. Ну да, я ща вылетаю. Вы где там?
– На набережной сидим.
– Меня обождите… Я ща в аэропорт.
– Давай, давай. Ты мне только одну вещь скажи. Нет ли у тебя знакомой, которая пошла бы на фиктивный брак? Парню одному прописка нужна.
– Это можно. Есть одна такая…
– Может, ты поговоришь с ней?
– Поговорю. Ты запиши телефон, через часок позвонишь, а я пока с ней поговорю. Женщина она хорошая – официанткой на Ярославском вокзале работает. Вообще-то у нее хахаль есть, но это ничего. Записывай номер…
– Готово.
– Только вы меня ждите.
– До утра, на набережной.
Витя положил трубку и с некоторой гордостью во взгляде посмотрел на своих друзей.
– А его ты, значит, на отдых отправил? – спросил Костенко.
Фарсадов сокрушенно покачал головой:
– Что я могу сделать, если человеку хочется в Крым?
– Правильно, – согласился Юра. – Только я почему-то не уверен, что ты разговаривал со своим товарищем.
– Видишь ли, Стук, – задумчиво произнес Витя, – первые две цифры телефона, по которому я звонил, должны соответствовать номеру не то троллейбуса, не то автобуса. Мне кажется, что это троллейбус, но полной уверенности у меня нет.
– Понятно, – кивнул головой Стасик, – в любом случае ты сделал доброе дело.
Спустя два часа друзья двигались по направлению к Водному стадиону. Неизвестный благожелатель не подвел Фарсадова. Витя действительно дозвонился и получил приглашение немедленно явиться по такому-то адресу для личного знакомства с некой Марией, желавшей стать членом первичной общественной ячейки.
Витя находился в состоянии приятного возбуждения, вызванного чувством исполненного долга. Это состояние характеризовалось вспышками безумного веселья по поводу некоторых аспектов будущей семейной жизни молодых. Стукалов воспринимал возможность обрести счастье более сдержанно, как человек, который его вполне заслужил. Что касается Костенко, то он сказал: «Поживем – увидим».
Немало воды утекло с тех времен, когда на месте нынешнего Водного стадиона простирались дикие леса, полные кабанов и медведей. А теперь здесь большой и благоустроенный жилой массив, где живут тысячи людей, и каких людей! С такими можно и о смысле жизни поговорить, и помечтать вместе о делах, которые еще предстоит сделать, и спеть задушевную песню. Очень хороший район раскинулся в окрестностях Водного стадиона.
Здесь трое молодых людей провели полтора незабываемых часа в поисках дома, в котором проживала счастливая невеста. Наконец, к удовольствию многочисленных аборигенов, принявших активное участие в поисках, дом был найден, и друзья поднялись на шестой этаж, где Витя Фарсадов без труда нашел нужную квартиру.
Дверь открыла полная дама лет тридцати в голубом олимпийском костюме и резиновых сапогах. В первую минуту в лице ее проявилось некоторое замешательство, которое, впрочем, немедленно сменилось любезной улыбкой, обнажившей длинный ряд ровных золотых зубов.
– Витя, если не ошибаюсь? – сказала она, протягивая руку Стасику.
– Стас, – представился Костенко, ответив крепким рукопожатием.
– Ой, ой, какой вы сильный! – жеманно засмеялась дама, алчно оглядывая ладную фигуру Стасика. – А я вас заждалась.
– Извиняемся, – развязно расшаркался Витя. – Кстати, вы, видимо, и есть та самая Мария? А это и есть тот самый Юра.
– А-а, – задумчиво произнесла Мария и проникновенно добавила: – Очень приятно.
– Взаимно, – пробубнил Юра, видимо, совершенно растерявшийся от счастья.
– Ну вот что, лапочки, проходите на кухню, а я пока в гастроном слетаю.