— Да уж... куда там, — подмастил Андрей.
— Кстати, она сообщила мне, что часть русских осталась в стране. Вы что-то знаете об этом? Где они, зачем остались? — Полковник говорил совершенно будничным тоном, словно нисколько не сомневаясь, что немедленно получит ответ.
«Вот где собака порылась! И весь базар — ради этого? Но Чен-то? Это он, что ли, пацанов оставил? И стукнул янкесу? »
Просто голова кругом.
— Русские? — переспросил Шинкарев с неподдельным удивлением. — Представления не имею.
Он и вправду не знал, что в стране осталась часть русского батальона. И с удовольствием подчеркнул свое удивление.
— Я же сказал, мы заплатим, — повторил полковник.
«Заплатите, значит, суки!»
— Ладно, сообщаю задаром, — сделал вид, что решился, Андрей. — Но про солдат я ничего не знаю.
— А что вы знаете? — напрягся полковник.
— Что мисс Элизабет Холленфилд трахается с моим китайским коллегой! Который меня сюда привел. Любовники они, понятно вам?!
Полковник ничего не сказал. Молчание длилось минуту, две.
— Скажите, у вас есть дети? — неожиданно спросил он Андрея.
— Нет.
По правде говоря, Шинкарев не был так уж уверен в этом. Как выразился Козьма Прутков: «В гарнизонных стоянках довольно примеров, что дети похожи на гг. офицеров». Но официально — нет, детей у Андрея не было.
— Жаль, — ответил американец. — У мужчины должны быть дети. Знаете, я пришел работать в Лэнгли в начале восьмидесятых. Мне казалось, что нет ничего важнее, чем выиграть холодную войну у «Иванов». В начале девяностых рухнула Берлинская стена. И родился мой сын. Больше всего меня удивило, насколько безразлично первое и насколько важно второе.
— Так я ответил на ваш вопрос?
— Не очень представляю, зачем вас привел этот китаец. Ваша информация немного стоит. Тогда выслушайте мою. Эти разговоры об импорте сюда русских солдат... В общем, при определенных условиях Соединенные Штаты не будут возражать. Передайте это, если вас кто-нибудь спросит.
«Опаньки!»
— Передам. Хотя мне это не нравится.
Андрей впервые высказал такую мысль. Хотя давно хотел. Но говорить Чену было бы, по меньшей мере, глупо, а этому — в самый раз.
— Что именно вам не нравится? — спросил американец. — Что мы пытаемся контролировать ситуацию? Но такова жизнь. У нас здесь свои интересы, и вполне законные. Нравится это русским или нет.
— Дело не в этом. Мне вообще не нравится, что русские солдаты будут воевать в другой стране.
— Почему?
— Им и дома есть чем заняться.
— Что поделаешь? — пожал плечами Кеннет Паркер. — Русские хоккеисты играют в Эн-Ха-Эл. Русские артисты поют в «Мете», русские физики работают в Гарварде. А солдаты будут воевать здесь. Кто платит, тот и музыку заказывает.
— Вы умный человек. Могу я узнать, с кем говорил? — спросил Шинкарев.
— Зачем это вам? Могу сказать, что к компании «Лорал» я не имею отношения.
— Тогда до свидания. Я могу идти?
— Удачи. И покиньте эту страну как можно скорее, вот вам мой совет.
«Почему? Жарко становится? Так это ежику понятно».
Шинкарев вышел в коридор.
Чен по-прежнему болтал с секретаршей. Андрей решил пока не задавать вопросы об этой странной встрече — да и не здесь же! Они молча спустились вниз, сдали гостевые карточки, сели в такси, ожидавшее перед главным входом в билдинг.
После солнечного утра поднялся ветер, снова надвигался дождь. Растрепанные облака летели по бледному небу, отражаясь в темных стеклах небоскреба.
— Как ты думаешь, — спросил Чен уже в такси, — есть в этом здании конференц-зал или другое крупное помещение?
Андрей поглядел в заднее стекло на удаляющийся небоскреб.
— Не могу сказать.
— Вот и я не могу. А надо бы. Что ты сказал этому козлу?
— Сказал, что ты трахаешься с Элизабет.
У Чена даже челюсть отвисла. Он даже не пытался «держать лицо», как принято у китайцев.
— Ты серьезно?!
— Я что, похож на клоуна?
— Твою мать! Да ты понимаешь... — Чен вдруг расхохотался. — Представляю себе его морду.
— Там и морды-то не было. Сплошной знак вопроса.
— Надо же... — покачал головой китаец. — Черт! С вами, «Иванами», точно не соскучишься.
— Меня зовут Андрей. — Шинкарев повторил это медленно, с расстановкой, точь-в-точь как при первой встрече.
— Да ладно, Эндрю, не обижайся! А знаешь, в твоей глупости что-то есть...
— Зачем вообще ты устроил этот разговор?
— Без него я не попал бы внутрь здания. И то душу продал — придется теперь сдать «Лорал» кое-что из секретных материалов.
«Так и есть, ночью их привозили».
— Я думал, что после аварии на полигоне Хичан «Лорал» завязала с китайским бизнесом[48].
— Аварии были и будут, — ответил Чен, — и бизнес был и будет. Другой вопрос, у кого с кем.
Чен достал из кармана и развернул сложенную карту города.
— Ты говорил, если войдут американцы, русских под нож пустят. А их, наоборот, сюда тянут. Как же так? — Андрей вдруг почувствовал в себе серьезный интерес ко всему этому: энергичному пульсу Юго-Восточной Азии, тугим захватам тайной борьбы, хитроумным планам политиков. И уважению друг к другу военных, пусть и противников.
— Не передергивай! — возразил Чен. — Я не связывал опасность для русского батальона с вводом американцев. А пушечное мясо всегда нужно. Рано или поздно в горы лезть придется, исламистов выкуривать. А кто это будет делать? Не янки же!
— А почему не китайцы? — спросил Андрей.
Об оставшейся части русского батальона он решил пока не говорить.
— Китайцы уже сами могут платить, вместо того чтобы по джунглям ползать. И вообще, у них другие планы.
— Связанные с противовоздушной обороной?
— В числе прочего. Ты не знаешь, какого черта я тебе все это выбалтываю?
— А это я тебя раскалываю. Так куда мы едем?
— Уже приехали. — Чен показал таксисту, где остановить машину. — Out.
Глава девятнадцатая
Перед ними поднимался пологий холм, поросший высокими раскидистыми фикусами. По деревьям прыгали черномордые обезьяны-колобусы, карабкались по кривым серым веткам, срывали мелкие зеленые плоды; среди больших лаково-блестящих листьев мелькали шерстистые рыжие спины. На холм ступенями поднималось здание, состоящее из множества параллелепипедов разной высоты, с гранями из зеркального стекла и темного кирпича; над некоторыми из корпусов торчали острые пирамидальные кровли. Вход выделялся ярко-красным навесом, имитирующим традиционные китайские ворота — мэнь; перед ним стояли черные скамейки из гнутых трубок и проволочной сетки. На стоянке бронированные «Шевроле» и маленькие джипы с красными крестами на дверцах.
— Красивый дом, — похвалил Андрей. — Что это?
— «Американский культурный центр».
— Имени Моники Левински?
— Имени Авраама Линкольна, насколько мне известно. «Красный крест» тоже здесь располагается.
— И Эм-Эм-Эм?
— Ну да. Где же еще?
— Так мы приехали к Элизабет?
— Да. Вот что... — китаец замялся немного. — Она обещала ждать меня в холле. Если она там, скажи, что я опаздываю, и задержи ее разговором, сколько сможешь. А я пройду сразу в офис.
— Понял. На кого работала Крыса? — чуть повысив голос, спросил Андрей. Прозвучало довольно резко. Особенно из-за прошедшего времени — «работала».
— На «Лорал», конечно. Но не только. Ты что, не понял?
— Понял, но... без деталей.
— Много будешь знать, сам одной детали лишишься. Здесь это быстро.
В конце прохладного полутемного холла стояли столики, за ними подсвеченная стойка бара. Широкое окно снаружи было закрыто плотной зеленью, пропускающей лишь слабый свет. Из листьев высунулась обезьянья морда, оскалила зубы и скрылась. За одним из столиков сидела женщина в легком сером костюме; перед ней — остывающая чашка кофе. Взгляд неподвижен, направлен на листья, прильнувшие к стеклу. Взяв кофе, Андрей подсел к женщине.
— Здравствуйте, мисс Холленфилд! Должен сказать, новая прическа вам очень к лицу. Мы с вами телезвезды, не правда ли?
— Эндрю? — Элизабет вздрогнула, оторвала взгляд от чашки. Но, кажется, не особенно удивилась появлению Шинкарева. — Вас же ищет полиция! А где Чен?
— С каких пор местная полиция способна кого-то найти? А Чен подойдет позднее, и прямо к вам в офис.
— Ясно. Как ваши дела?
Элизабет немного похудела, подстриглась, на строгом лице блестели очки в тонкой оправе. Молодой гарвардский профессор. «Или профессорша? Хотя это, кажется, профессорская жена».
— Дела в порядке, — ответил Андрей. — Кажется, есть компьютерная программа с таким названием. А как вы?
— Меня отправляют в Штаты.
— Почему?
— Говорят, в целях безопасности.
— Что ж, это разумно. Учитывая судьбу китайского батальона.
Все же она немного нервничала:
— Знаете, ведь я действительно считала, что ваши «эскадроны смерти» здесь лишние. Я не идеалистка и понимаю, что игра идет краплеными картами. Но когда увидела пленку...
— Пленка смонтирована.
— Все сюжеты смонтированы. Но я-то была внутри.
— Ну и что, что внутри. Все равно вы не инсайдер, не участник происходящего. Как и я. В сущности, все мы здесь туристы, не более.
Элизабет сняла очки. Локоть правой руки — на столе, кулак со сжатой в нем тонкой серебристой дужкой — под подбородком.
— Как вы думаете, Эндрю, можно ли убежать от всего этого?
— Наверное, можно. Но есть одна проблема. Приходится брать самого себя — вроде, как тень. Вы знаете что-нибудь о Патриции?
— Нет. Вы любили ее? Или любите? Не знаю, как сказать...
— Любил? Бог с вами, Элизабет! Разве в нашей жизни есть место для таких слов?
— А какая наша жизнь?
— Жизнь взрослых людей. Мужская жизнь — даже для женщин. Жизнь без слез.
Шинкарев сам себя не узнавал. Никогда он не блистал в разговорном жанре. Что-то дальше будет?