– Кстати, откуда у тебя вся эта информация? Ты ведь не звонила в Гессен?
Она покачала головой.
– Это не потребовалось. Все, что у меня сейчас есть, найдено в соцсетях.
– Шутишь!
– Нет. Люди ищут своих пропавших родственников и там тоже, самостоятельно. Не все сидят и ждут, когда полиция начнет действовать. Но дело в том, что из этого источника я уже выжала все возможное, а значит…
Опять этот взгляд, при помощи которого Ребекка могла добиться от Йенса чего угодно!
– Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.
– …Поэтому я подумала, что ты мог бы сделать пару звонков.
Йенс покачал головой.
– Надо было оставить тебя с твоим одноногим поклонником.
Ребекка ткнула его кулаком в плечо.
– Не будь таким подлецом!
– Ну ладно, я помогу тебе, но и ты помоги мне. В первую очередь я должен разобраться с бледной женщиной.
Йенс ввел Ребекку в курс дела. Внимательно выслушав его, она спросила:
– Так, значит, моя задача – найти некую Ким, которая где-нибудь числится пропавшей?
– Да. Правда, это, может быть, и не ее имя, но все равно других зацепок у нас нет…
У Йенса загудел телефон. Звонил Хагенах.
– Я знаю, как звали убитую у Старого Шведа, – сказал он.
Рольф Хагенах, куривший на металлической скамейке на берегу Альстера, отвел блуждающий взгляд от реки, только когда Йенс встал прямо перед ним.
Здоровенный, с тяжелым квадратным подбородком и мощными плечами, Рольф имел очень внушительный, а в темноте даже устрашающий вид. Йенс не знал другого полицейского, которого так уважали бы на улицах Гамбурга. Даром это не дается. Чтобы заработать такую репутацию, нужно быть честным, в меру жестким, а главное – уметь сопереживать людям. Хагенах умел. Неравнодушие делало его уязвимым.
Все, чем он удостоил Йенса, был короткий взгляд поверх сигареты, которого, впрочем, вполне хватило.
– Все псу под хвост, – заявил Рольф.
– А поконкретнее можно?
Йенс остался стоять, сунув руки в карманы. На скамейке легко уместились бы человек пять, но рядом с Хагенахом места не было ни для кого – по крайней мере, такого, на которое кто-нибудь сел бы добровольно.
– Мы как будто воюем с гидрой: одну голову отрубим – две вырастают… Чудовища не переводятся, а мы всегда приезжаем слишком поздно.
– Ты это про девушку, убитую у Старого Шведа? Да, ей мы помочь не успели. Но есть другие молодые женщины, за которыми этот урод, возможно, охотится. Их мы спасем, когда поймаем его.
Сигаретный дым попал Рольфу в лицо. Он на секунду зажмурился, потом направил на Йенса долгий взгляд.
– А что с бледной женщиной? Я слышал, она умерла?
Йенс кивнул.
– Это другая история, но ее мы тоже раскрутим.
– Конечно, только бедняге уже все равно, – возразил Хагенах.
– Может, у тебя и для меня найдется сигаретка? Я свои в машине оставил.
Рольф протянул пачку.
– Ты это серьезно? Ментол? – удивился Йенс.
Великан пожал плечами.
– Врач говорит, так лучше.
– Теперь понятно, почему ты не в настроении, – сказал Йенс, возвращая ему его «здоровые» сигареты. – Ну так что у тебя для меня есть?
Хагенах затянулся и указал подбородком на рюкзачок, лежащий возле его ног.
– Это валялось в мусорном контейнере на стройке, почти в четырех километрах от места преступления. Убийца заморочился: скинул вещи не в первую же урну.
– Как ты нашел этот рюкзак?
Рольф пожал плечами.
– Перерыл уйму мусорных ведер и контейнеров. Фантазии у таких типов обычно бывает не больше, чем у бетонной тумбы. А девушка бегала – значит, наверняка имела при себе ключи, кошелек, телефон… Ну я и искал все это. С субботы.
– А рюкзак точно принадлежал убитой?
– Да. Я осторожно заглянул туда, но после меня никто его не трогал.
Разумеется, Рольф должен был проверить содержимое – иначе как бы он понял, чьи это вещи? И, конечно же, он действовал очень осторожно – в этом Йенс не сомневался.
– Девушку звали Сабина Шольц. Ей двадцать четыре года. Кошелек пустой, телефона нет. Выглядит как ограбление. Из документов только пропуск в спортзал Петера.
– Ты там, кажется, вел занятия по боксу?
Хагенах кивнул:
– Да, два года назад перестал. А она ходила туда шесть лет. Может, мы даже пересекались…
– Но ты ее не узнал?
Рольф покачал головой и, поднявшись со скамейки, двумя пальцами передал Йенсу рюкзак. Тот взялся за ручку точно так же. На такой ткани вряд ли могли быть отпечатки, но как знать… Ребята из отдела криминалистики иногда творят чудеса.
– Семье ты сообщишь, или мне пойти?
Йенс знал, что роль горевестника нравится Хагенаху ничуть не больше, чем ему самому. Но Рольф, его коллега и старый приятель, сегодня выглядел особенно потрепанным, и, хотя лишних сил у Йенса тоже не было, он все-таки сказал:
– Я это сделаю. Спасибо тебе за помощь.
– Давненько мы вместе в баре не сидели… Может, сходим на днях, выпьем чего-нибудь?
Йенс кивнул.
– Только не безалкогольного.
– Ни в коем случае! Забота о здоровье – это хорошо, но нельзя же так перегибать…
Передав рюкзак вместе со всем содержимым коллегам-криминалистам, Йенс заехал в управление, где его уже ждала Карина Райнике. По телефону он попросил ее переодеться в штатское, и теперь она стояла перед ним в джинсах и зеленой футболке. Длинные светлые волосы были собраны в хвостик.
– Ты сегодня хмурый, как дождливый день, – сказала Карина вместо приветствия.
– Дождливому дню я бы сейчас очень даже обрадовался, – ответил Йенс.
Дождя не было уже несколько недель. Запыленный город стал напоминать какое-то апокалиптическое видение.
– Проблемы? Или просто устал? – спросила Карина и сдула со лба прядь волос, влажную от пота.
Йенс сказал, что направляется к матери девушки, чей труп нашли накануне утром.
– Я так и подумала… На твоей машине поедем?
Йенс ценил Карину Райнике за то, что она никогда не пыталась увильнуть от сложной или неприятной работы. Он сам, откровенно говоря, охотно спихнул бы на кого-нибудь ту задачу, которая сейчас стояла перед ним. Понимая, что отказаться было бы трусостью, он, конечно же, решил ехать, но Карине все-таки позвонил. Она прошла специальный психологический курс как раз для таких случаев, и, если б у нее нашлось время, они могли бы вместе побывать у родственников убитой. Время у Карины нашлось.
Эта молодая коллега вообще нравилась Йенсу. У нее был прямой теплый взгляд, к делу она относилась серьезно и с душой. Правда, кроме этого, он о ней почти ничего не знал.
Они вдвоем вышли из здания. Йенс подбежал к Красной Леди, припаркованной прямо на улице. Служебную машину он себе так и не организовал.
– Наконец-то я получу разрекламированное удовольствие, – сказала Карина. – Твоя железная подруга – практически легенда на колесах. Автомобиль и таран – два в одном.
Йенс скривился: неприятно было вспоминать о событиях на Айленау, которые вынудили его так дурно обойтись с Красной Леди – высадить ею дверь, мощную, как ворота замка. Ремонт обошелся ему почти в две тысячи евро.
Когда они отъехали от здания, Йенс спросил:
– У тебя, кажется, нет проблем с тем, что нам сейчас нужно будет сделать?
– С этим, я думаю, у всех есть проблемы. Но я понимаю, что это часть моей работы и что тому, кто приносит такое известие, все же лучше, чем тому, кто его получает.
– Разумный подход… А сколько ты уже работаешь у нас?
– Два года.
– Два года? Удивительно, что мы до сих пор ничего не расследовали вместе. Пора это исправить.
– Согласна. – Карина Райнике слегка покраснела.
– А что ты делаешь, когда бываешь не на службе?
– Ты имеешь в виду личную жизнь?
– Естественно. Какую же еще? Я должен знать людей, которых вожу на своей Красной Леди.
– Ну да, понимаю… Ты боишься, что она будет ревновать.
– Именно.
– Тогда слушай. У меня есть жених, Нильс. Он тоже полицейский, но работает в Ганновере. Мы решили пожениться полгода назад. Я обожаю футбол: играю сама и, разумеется, болею за «Гамбург». Еще люблю свою работу. Красную Леди все это устраивает? – спросила Карина с озорной улыбкой.
– Вполне.
Тот, кто нравился Йенсу, должен был понравиться и его машине.
Они замолчали. Карина, видимо, внутренне готовилась к тяжелому разговору. «Молодец, – подумал комиссар. – Действительно, неформально относится к работе».
Выехав на Альтер Тайхвег, улицу в Дульсберге, где жила убитая, Йенс тоже собрался с силами.
– Никакого сценария нет. Можешь говорить, что посчитаешь нужным, – сказал он Карине перед дверью дома.
Она кивком поблагодарила его за доверие и встала за ним, а он нашел фамилию Шольц в третьем ряду таблицы с именами жильцов (всего в здании было двенадцать квартир) и нажал на соответствующую кнопку. Мать убитой ответила почти сразу:
– Сабинхен? Это ты?
Несмотря на плохое качество звука, в голосе женщины отчетливо слышалась тревога. Желудок Йенса сжался до размера горошины. Он представился и попросил разрешения войти.
Дверь открылась. Пропустив коллегу вперед, Кернер зашел в подъезд. Там был лифт, но Карина стала подниматься по лестнице. «Ну и хорошо, – подумал Йенс. – Во-первых, мне надо двигаться, во-вторых, так получится дольше».
Квартира была уже открыта. На пороге сидела женщина лет шестидесяти с чем-то в инвалидном кресле. Полная, с курчавыми седыми волосами и одутловатым, похожим на тесто лицом. Ее правая ступня была ампутирована. Пока полицейские поднимались, тревога, которую она, по-видимому, давно испытывала, переросла в панику. Зажав рот рукой, женщина застонала, как от сильной боли. На ее глазах показались слезы, обрубленная нога резко выставилась вперед. Йенс еле удержался, чтобы не обратиться в бегство.
Плачущая женщина не задавала никаких вопросов, не приглашала полицейских войти – только сидела, не отнимая ладони ото рта, и качала головой. Йенс совсем растерялся, но его молодая коллега подошла, опустилась на колени и взяла женщину за руку. «Ваша дочь мертва», – этих слов Карине не пришлось говорить. Они прозвучали в ее взгляде, в печальном кивке, в движении больших пальцев, которыми она погладила тыльную сторону ладони фрау Шольц.