– Может, все это имеет какое-то отношение к школе, где Ким училась? – Йенсу не давал покоя детский ранец, который, скорее всего, взялся неспроста.
Герлинда Ландау нахмурилась:
– Что вы имеете в виду?
– В деле, которое я сейчас расследую, фигурирует старый школьный портфель голубого цвета с надписью «Скаут». У Ким не было такой сумки?
– Голубого цвета… – Герлинда Ландау покачала головой. – Насколько я помню, нет.
– Хорошо. Я просто предположил, – сказал Йенс и, мысленно поставив галочку напротив этого пункта, перешел к следующему – несколько щекотливому, но важному. Обойти его он не мог. – Ваша дочь была красивой девушкой и наверняка нравилась мужчинам. Не мог ли кто-нибудь, кого она отвергла, затаить на нее обиду?
– У Ким был парень, с которым она переехала в Бремен…
– Я знаю. Но это, строго говоря, не значило, что другие мужчины перестали интересоваться ею.
– Конечно. Да, наверняка были какие-нибудь… Но мне об этом ничего не известно, мы никогда не говорили о таких вещах. А с Беньямином они начали встречаться еще в школе.
– Беньямин – это мальчик, который погиб в ДТП?
– Да, первая любовь Ким. Она так переживала! Да и все мы. Беньямин нравился нам.
– А он местный? Я бы и с его родителями хотел поговорить.
Герлинда Ландау покачала головой.
– Нет. Ким тоже выросла не здесь. До того как я разошлась с мужем, мы жили все вместе на другом конном дворе, недалеко от Зиверзена. Беньямин Шнайдер родом из тех мест.
Йенс, кивнув, полез за записной книжкой, собираясь спросить адрес, и вдруг его бросило одновременно в жар и в холод.
– Вы сказали, Зиверзен? – переспросил он. – Под Гамбургом?
Фрау Ландау кивнула.
– Да, но формально это Нижняя Саксония.
– Рядом Черные горы? – уточнил Йенс.
– Ну да. Я тогда всем говорила, что мы живем в Розенгартене, поскольку это ближайший населенный пункт. Но Черные горы тоже совсем недалеко.
Ким Ландау пропала в Бремене вскоре после того, как ее первый и, получается, единственный возлюбленный погиб. Через четыре года она всплывает именно там, где прошло ее детство, и именно в те дни, когда исчезает Виола Май – девушка, чью заботливую подругу только что убили. Саму Виолу преследовали, причем сталкер звонил ей с номера, зарегистрированного на Ким Ландау…
«Черт! – подумал Йенс. – Этот тип больной на всю голову, но действует со знанием дела. Понимает он, в частности, и то, что полиция будет идти по его следам».
Детство
Заходящее солнце уже опустилось за деревья, оставив конный двор в густом полумраке. Мальчик чувствовал, что это закрытый мир, к которому он не принадлежит. Более того, он даже не сможет попасть туда нормальным способом. А вот тень – его стихия. Он знает, как она движется и где с ее помощью можно надежно спрятаться. Конюшни огорожены, но кто станет регулярно обходить по периметру такую большую территорию? Поэтому в заборе есть бреши.
Звериная тропа, тянущаяся через сухой сосновый лес, вела прямо к ограде – к той ее части, которая была наиболее удалена от хозяйского дома, конюшен и других построек. Там под забором имелась ямка, вырытая, судя по всему, дикими животными. На нижних зубцах проволочной сетки над хорошо утрамбованным углублением коричневела чья-то шерсть – похоже, косули.
Худой узкоплечий подросток без труда проник на территорию через этот лаз. Поднявшись с земли, отряхнул свою старую застиранную одежонку, которой он стыдился и которая была одной из причин его нежелания ходить в школу. Над ним смеялись, на него показывали пальцем. А ему нечего было противопоставить этим обидам. Разве что мечты о том, как он вырастет и разбогатеет… Может, однажды у него будет еще больше денег, чем у родителей светловолосой девочки, хозяев конного двора?
Прямо у забора с внутренней стороны рос дуб. Мальчик уселся под деревом и, прислонившись спиной к стволу, стал ждать, когда стемнеет.
Она исключила его из круга своего общения. Осознавать это было больно. На ее дне рождения веселился почти весь класс. Кроме него. Он спас девочку от верной смерти под копытами взбесившегося животного, а она даже не пригласила его на свой праздник! Для нее он был просто невидимым. Она обращала на него еще меньше внимания, чем родители. Но это не значило, что он позволит так легко от себя отделаться. Он будет рядом и без приглашения.
Через полчаса в лесу стало темно. Мальчик встал и, часто дыша, прислушался. Фыркали лошади, кто-то с кем-то разговаривал. Видимо, работа в конюшнях продолжалась и вечером. Зажглись фонари, и свет полился расщепленными потоками, проникая вглубь леса.
Осторожно, чтобы не зацепиться за какой-нибудь низкий сук, мальчик выполз из своего укрытия и приблизился к главному зданию. Дом стоял под тяжелой камышовой крышей, как под защитным колпаком. Весь первый этаж был освещен. Верхних окон мальчик не видел.
Чтобы преодолеть последние двадцать метров, ему пришлось бы пробежать через открытое пространство – коротко стриженный газон. Там его могли заметить. Оставаясь в тени, он стал думать, как действовать дальше. Нужно было, кстати, еще и определить, какое окно для него особенно важно. Людей он с этого расстояния не различал.
Обходя ромбовидные пятна света, мальчик крался вдоль здания, пока не дошел до угла, который не был освещен последним окном и отбрасывал на лужайку длинную тень. Использовав ее наподобие «зебры», мальчик перебежал по ней к дому и прислонился к каменной стене, успевшей за день напитаться теплом. Ему показалось, что он чувствует, как бьется сердце девочки.
Набравшись храбрости, он заглянул в ближайшее окно и увидел просторную прихожую. Людей там не было. Он стал пробираться дальше, от окна к окну, но, сколько ни всматривался, не видел той, кого искал.
До тех пор пока не услышал ее смех. Не в доме, а где-то снаружи, рядом. На это мальчик не рассчитывал. Страх обрушился на него, как штормовая волна. Упав на траву, он распластался по земле. Конечно, лицо лучше было бы спрятать, чтобы оно не отражало свет, но как бы он тогда выяснил, где девочка? Приподняв голову над травой, он стал всматриваться в темноту.
И наконец увидел ее.
В джинсовых шортах и рубашке, открывающей живот, она плыла по мощеной дорожке. Загорелые ноги в белых кроссовках будоражили чувственность. Длинные золотистые волосы струились по спине. Обернувшись, девочка взяла за руку парня, который шел сзади. Это был высокий стройный блондин, хорошо одетый. Наверняка кто-то из школы.
Смеясь, они вошли в маленькую пристройку, которую можно было принять за гараж. Для верности выждав некоторое время, мальчик поднялся. Желудок лежал внутри тяжелым комком, кровь застоялась в жилах, голова шла кругом.
Какой-то богатенький хлыщ из школы! В общем-то неудивительно… Только вот кто отогнал от девочки взбесившегося коня? Разве тот тип? Нет, это он ее спас, а потом безропотно принял удар вместо благодарности… Видеть, как она держит за руку другого, было больнее, чем чувствовать хлыст на своей спине.
Руки и ноги мальчика потяжелели от ярости. Медленно подкрался он к пристройке. Свет, падавший из окон на траву, преломляясь и голубовато мерцая, проникал в лес. Осторожно заглянув в окно, мальчик увидел маленький частный кинотеатр. Целая толпа парней и девочек, не меньше двадцати человек, смотрела фильм на большом экране, а именинница в заднем ряду обжималась со своим блондинистым хлыщом.
Сдерживать воспламенившуюся ярость стало уже невозможно. Она прорвалась наружу. Рядом с домом была клумба, обложенная камнями величиной с кулак. Мальчик взял один и хотел со всей силы бросить в стекло, но в этот момент кто-то схватил его за руку, да так цепко, что пальцы впились в мясо.
– Ах ты, маленький паршивец! Любишь подглядывать в окна? – произнес высокий крепкий мужчина с восточноевропейским акцентом. – Я выбью тебе дерьмо из мозгов!
И выбил бы, если б мальчик, получив несколько мощных ударов, не сумел вырваться и убежать.
Глава 4
– Виола, darling… свет моей жизни… Ты меня видишь?
От ослепляющего сияния у нее кружилась голова, перед глазами все плыло. Мир, состоящий из теней и световых рефлексов, не желал раскрывать своих тайн. И откуда-то из его глубины звучал этот голос – тихий, чужой, угрожающий…
– Виола, видишь ли ты меня наконец?
Ее веки сомкнулись еще плотнее, тупая головная боль как будто пыталась проломить череп изнутри. Едва Виола начала медленно приходить в себя, ее мысли бросились в разные стороны, беспомощно поколебались и погасли, не принеся никаких ответов. Осталась только одна – о Сабине. Где она? Почему не звонит? Виола слышала ее непринужденный хрипловатый смех, открывавший двери в сердца людей. Видела ее сияющее лицо и вспоминала, как хорошо и спокойно с ней всегда было…
– Бина, – прошептала Виола так тихо, что расслышать это могла бы только она сама.
Вдруг кто-то шмыгнул сквозь яркий свет, и перед ее лицом возник неясный темный силуэт. Испуганно отпрянув, она ощутила обжигающую боль в голове.
– Что ты видишь, Виола?
Призрачное существо исчезло, и ей показалось, что она чувствует легкое прикосновение к плечам. Или это был просто ветер? Инстинктивно попытавшись отстраниться, девушка только теперь поняла, что не может двигаться: ее привязали к стулу.
– Какого я роста? – произнес кто-то сзади.
Ощутив его теплое дыхание на своей шее, она опять невольно дернулась, но это ничем не помогло ей. Наоборот. Теперь плюс к боли она почувствовала еще и тошноту. Ее чуть не вырвало.
– Какого цвета у меня глаза? Ну давай же, Виола, скажи мне!
Голос звучал все громче и отчетливее. Она была слишком ослаблена, чтобы вполне доверять своему затуманенному восприятию. И все-таки ей казалось, что она не знает этого человека. Ведь это был не Мариус?
– Где… где я? – с трудом выговорила она.
– Думаешь, тебе надо это знать?
Теперь чужой голос прозвучал справа. Виола попробовала определить, где находится говоривший, но постаралась сделать это осторожно, чтобы избежать нового болезненного приступа тошноты. Незнакомец держался где-то сзади. Она слышала, как он ходит туда-сюда, но не видела его.