В доме было очень чисто, а комиссар, пока обыскивал пустующий конный двор, сильно запачкал ботинки и теперь с трудом решился ступить на сверкающие белые плитки. Фрау Шнайдер пошла впереди него.
– Появились новости? – спросила она, входя на кухню, где, судя по всему, кипела работа.
– Вы что-то готовите?
– Да, нашей младшей дочери завтра исполняется десять лет, будет праздник. Я пеку шоколадный торт и маффины. Дети их любят. Ничего если я продолжу? Дженни придет из школы в три, надо успеть закончить…
– Да, разумеется…
Фрау Шнайдер работала на обширной поверхности так называемого «острова», расположенного посреди кухни, и Йенс мог, разговаривая с нею, видеть ее лицо. Она взяла мешок с кулинарным шприцем и принялась наполнять коричневой массой круглые формочки, стоящие на противне.
– Мы нашли Ким, – сказал Йенс.
Ему не хотелось этого говорить, только как иначе он объяснил бы свой интерес к гибели Беньямина?
Фрау Шнайдер выдавила в формочку еще немного теста, но в этот момент ее руки задрожали, и красивой шапочки не получилось.
– Она жива? – спросила женщина, подняв глаза.
Йенс покачал головой.
– Она умерла вскоре после того, как мы ее нашли, – сказал он, предпочтя опустить подробности.
– Вскоре после… То есть… То есть она четыре года… – Не сумев договорить, фрау Шнайдер отложила мешок со шприцем и оперлась обеими руками о столешницу.
– Мы не знаем, что происходило в эти четыре года. Потому-то я к вам и пришел. Извините, что приходится отрывать вас от работы, но дело очень срочное.
– Всё в порядке, – сказала женщина, глядя как бы сквозь Йенса на стену. – Я не верила, что это когда-нибудь произойдет.
– Ваш сын Беньямин…
– Все звали его просто Бенни.
– Бенни… То происшествие… Вы можете о нем говорить?
– Могу. И могла с самого начала. Только поэтому я и продолжаю жить. Что именно вы хотите знать?
– Как это случилось?
Пожав плечами, фрау Шнайдер подошла к раковине, вымыла руки, вытерла их, налила себе полстакана воды и разом выпила ее.
– Ким и Бенни… У них были необыкновенные отношения. Но в то же время непростые. Родителям Ким все это не нравилось. Особенно отцу. Они хотели, чтобы их дочь встречалась с врачом или адвокатом из хорошей семьи, а Беньямин был всего лишь автомехаником, сыном учителя. Но Ким и он любили друг друга, и мы обрадовались, когда она наконец-то вырвалась и уехала вместе с ним достаточно далеко – в Бремен.
– А откуда она вырвалась?
– Из сферы влияния Ландау, главным образом Яна. Он очень властный человек. Мне иногда даже казалось, что она неспособна пойти против его воли.
Фрау Шнайдер поставила стакан, громко стукнув им по столешнице.
– А как погиб ваш сын? – повторно спросил Йенс.
– Бенни сбил один из тех идиотов, которые носятся по городу, как по гоночной трассе. Его так и не поймали. Случилось это поздно вечером, когда Бенни вышел на пробежку. Он был очень спортивный и бегал регулярно… Врачи сказали, он умер сразу. Не страдал. Скорее всего, даже не успел понять, что происходит. – Фрау Шнайдер прямо посмотрела на Йенса. В ее голосе не ощущалось ни ненависти, ни озлобленности. – Мы, то есть мой муж и я, хотели поддержать Ким, но она отвернулась. От нас, от своей семьи, от всего мира. Даже с моим мужем не стала разговаривать, а ведь он долго был ее классным руководителем и очень хорошо к ней относился – почти как отец. Поэтому, когда Ким исчезла, это выглядело так, будто она просто не захотела жить в мире, где ее уже ничто не держит, и уехала отсюда… или что-то с собой сделала. К этой версии многие склонялись, в том числе и я. А как же было на самом деле?
Йенс счел себя обязанным сказать правду.
– Ее четыре года держали взаперти. Без солнечного света.
Фрау Шнайдер вдруг побелела и, прижав руку ко рту, покачала головой. На глазах выступили слезы.
– Ян Ландау всегда хотел, чтобы падчерица принадлежала только ему, – сказала она.
– Что? – вырвалось у Йенса.
– Он вел себя как собственник и…
– Вы сказали «падчерица»? – переспросил Йенс, прервав фрау Шнайдер.
Она нахмурилась:
– А вы разве не знали? Ким – дочь Герлинды от первого брака. Ее настоящий отец рано умер. Ей было лет пять или шесть.
– Откуда вам это известно?
– Ким сама рассказала моему мужу, а ей рассказала мать, но поздно – девочке уже исполнилось пятнадцать лет. Она ужасно рассердилась из-за того, что от нее так долго скрывали правду. Ян Ландау вообще говорить не хотел, а Герлинда во всем шла у него на поводу. Да и сейчас идет.
– Разве они не развелись?
– Ах! – Фрау Шнайдер махнула рукой. – Только на бумаге, из-за банкротства. А так Герлинда по-прежнему с ним. Или вы думаете, она самостоятельно зарабатывает деньги для разведения лошадей?
Вскоре Йенс вышел из дома Шнайдеров. В голове было множество новых мыслей, и все они крутились вокруг Яна Ландау.
Он – отчим Ким, а не кровный родственник.
Он властный.
Он не хотел, чтобы девочка знала о биологическом отце.
Жена во всем уступала ему, значит, он умеет подчинять людей своей воле.
Прежде чем Йенс успел сесть в машину, зазвонил телефон. Это была Ребекка.
– Мы его нашли, – взволнованно сказала она.
Темнота.
Абсолютная, угрожающе густая, она сковывала так, что никакие веревки не справились бы лучше.
Виола сидела, прислонившись спиной к холодной металлической двери, которую похититель за ней захлопнул. Он привел ее «туда, где ни один человек не бывает красивее другого». Теперь Виола поняла, почему он так выразился: красота есть только там, где свет.
От пронизывающего холода у нее застучали зубы, но она не стиснула их, а даже обрадовалась этому звуку. Все лучше, чем тишина – такая же нестерпимо гнетущая, как и темнота. Виола вспомнила ту минуту, когда за ней захлопнулась дверь и грохот металла, отзвучав, превратился в ничто. То же самое произошло и с ее криками. Она кричала, еще как! Кричала и барабанила кулаками, чтобы он вернулся и выпустил ее. Но все напрасно.
В какой-то момент у нее кончились силы, которых и так было мало. Измученное тело болело, каждый удар сердца отдавался в изуродованном ухе.
Когда Виола немного успокоилась, ей показалось, что она слышит не только стук собственных зубов. Был еще какой-то звук. Шорох отдаленного движения. Так могло шуметь животное, ползущее по полу.
Или…
«Бина!» – крикнула бы Виола, если бы была в состоянии, но из горла вырвался только хрип. Неужели похититель ее не обманул? Сабина жива? Он действительно привел ее к ней?
– Бина, это я, Виола! Ты меня слышишь?
С каждым словом голос креп. Надежда на встречу с подругой снова наполнила вены жизненной энергией. Превозмогая боль и усталость, Виола поднялась на ноги. Безмолвная черная бездна, в которую она смотрела, уже не пугала ее, как раньше, и она отважилась сделать шаг, чувствуя себя так, будто переходит из этого мира в другой. По телу забегали мурашки. Стало еще холоднее, Виола вся задрожала.
– Бина? Ты меня слышишь?
Кто еще мог быть заперт здесь, если не ее подруга? Она преодолеет страх, проберется ощупью сквозь темноту и найдет Сабину. Ни перед чем и ни перед кем не остановится.
Одной рукой Виола вела по стене, а другую вытянула вперед, чтобы вовремя распознать препятствие. Она ничего не видела, но глаза были широко открыты. Боязнь напороться на что-нибудь сопровождала ее с первого шага, не позволяя ей зажмуриться и полностью положиться на осязание.
Она почувствовала, что пол как будто уходит вниз под небольшим углом, а пальцы, которыми она придерживалась за стену, ощущали неровную шершавую поверхность, похожую на скалистую породу или бетон.
Виола шла медленно, осторожно переставляя ноги. Приходилось подавлять страх и естественную реакцию тела, не желавшего двигаться в полной темноте. Каждый шаг требовал невероятных усилий, которые Виола делала только потому, что надеялась найти Сабину. Может, у нее заткнут рот или она тяжело ранена и поэтому не отвечает, но она все-таки здесь? Только эта надежда и давала силы, чтобы идти.
Пройдя неизвестно какое расстояние, Виола остановилась и несколько минут просто прислушивалась, дрожа и борясь со слезами. Наконец тот звук послышался снова – на этот раз громче и отчетливее, чем раньше. Кто-то в самом деле терся о пол или что-то чем-то царапал. По телу Виолы пробежал озноб.
– Бина, это ты?
Ответа в собственном смысле слова не последовало. Зато послышалось тяжелое дыхание. Сделав шаг, Виола опять остановилась.
Что, если это не Сабина?
Что, если ее заперли с каким-то невыразимо жутким существом?
Вечером, когда Йенс вернулся в свой кабинет, там царила подозрительная напряженная тишина.
Ребекка давно ждала его. Идя по коридору, он сразу взял в автомате два кофе – для нее и для себя.
В окно было видно, как над гамбургскими крышами сбиваются в кучу грозовые облака. Пока Йенс ехал в машине, по радио передали прогноз погоды: ожидался сильный дождь с градом и шквалистым ветром. Небо действительно выглядело как перед апокалипсисом.
Поставив кофе на стол, Йенс плюхнулся на свое крутящееся кресло, чье сиденье давно приняло форму его зада, и посмотрел на Ребекку. Она казалась взволнованной, как подросток перед первым разом: глаза влажно блестят, зрачки расширены, щеки красные. Похоже, она еле дождалась его приезда.
– Ну выкладывай, – сказал Йенс.
– Его имени мы не знаем, – начала Ребекка без предисловий. – Официальный запрос на доступ к персональным данным сотрудников «Food2You» уже подан, но сегодня результата точно не будет, а если б и был, то исполнительный директор наверняка что-нибудь предпринял бы – у него для этого есть юристы. Так что Рольф и Карина сейчас в засаде. Пойдут за ним, за тем программистом, как только он выйдет из здания.
– Думаю, это в любом случае самый верный путь, – сказал Йенс, сделав маленький глоток кофе. – Пока он не замечает слежки, существует вероятность, что он приведет нас к Виоле… Если, конечно, он и есть похититель. Насколько ты в этом уверена?